I всемирный конгресс эсперантистов
I Всемирный конгресс эсперантистов — международная конференция эсперантистов 1905 года, состоявшаяся во французском городе Булонь-сюр-Мер и положившая начало ежегодному проведению конгрессов участников международного эсперанто-движения (эспер. Universala Kongreso).
Подготовка и ход конгресса
Конгресс стал первой международной конференцией эсперантистов такого масштаба, в нём приняло участие 688 эсперантистов из 20 стран (в 1904 году была организована конференция в Кале, в которой приняли участие эсперантисты Франции и Великобритании, и она оказалась столь успешной, что её участники приняли решение провести в 1905 году встречу в более широком масштабе).[1] Инициатором проведения 1-го конгресса в Булонь-сюр-Мер был адвокат, руководитель кружка эсперантистов этого города Альфред Мишо, организационный комитет конгресса возглавлял Эмиль Буарак. В ходе подготовки возникали опасения, что из-за русско-японской войны создатель эсперанто Л. Заменгоф, как подданный Российской империи, не сможет сам принять участие в конгрессе.
Уже в 1904 году на страницах главного печатного органа эсперантистов — газеты «Lingvo Internacia» («Международный язык») началось обсуждение вопросов повестки дня будущего конгресса, свои статьи публиковали Л. Заменгоф, О. Капе, Ш. Бурле, Г. Мош. В июле 1905 года в Lingvo Internacia был также опубликован проект Булоньской декларации, впоследствии принятой на конгрессе. В дни, предшествовавшие конгрессу, супруги Заменгоф вместе с другими участниками конгресса посетили Париж, где провели встречи со студентами Сорбонны и вручение премий одаренным студентам.
Конгресс проходил с 7 по 12 августа 1905 года и включал в себя как официальные заседания и обсуждение ключевых вопросов развития языка эсперанто и эсперанто-движения, так и обширную культурную программу. Главные решения, принятые на конгрессе — это принятие Булоньской декларации об основополагающих принципах всемирного движения эсперантистов, «Основ эсперанто» — своего рода «неприкосновенного базиса» языка, и учреждение «Языкового Комитета» (эспер. Lingva Komitato) — предшественника Академии эсперанто.[1] Также был утверждён вид флага движения эсперантистов. Участники конгресса не смогли прийти к единому мнению по вопросу создания международной организации эсперантистов, поэтому решение данного вопроса было отложено.
Культурная программа конгресса включала в себя представления пьес на эсперанто, среди которых были «Женитьба поневоле» Мольера и «Гамлет» У. Шекспира, костюмированный бал участников, национальные танцы.
Заменгоф в своём заключительном выступлении на конгрессе прочёл свою поэму «Молитва под зелёным флагом» (эспер. Preĝo sub la verda standardo), в поэтической форме отражавшую дух всемирного движения эсперантистов. Овация, которой был удостоен Заменгоф после прочтения «Молитвы», поразила руководителей французского эсперанто-движения. Они не предвидели, что на конгрессе будет царить почти религиозная атмосфера.[2]
См. также
Напишите отзыв о статье "I всемирный конгресс эсперантистов"
Примечания
Ссылки
- [www.youtube.com/watch?v=nHIY3MYW1OU Фотопанорама всемирных конгрессов эсперантистов, 1905—2010]
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий I всемирный конгресс эсперантистов
Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!
