1-й гвардейский укреплённый район

1-й гвардейский укреплённый район 1 гв.ур
Эмблема ВС СССР
Годы существования	5 май 1943 года —
Страна	СССР
Подчинение	коменданту района
Входит в	44 А→28 А→51 А→2 А→28 А→5 УдА→8 А→46 А→57 А→4 А РККА, ВС СССР
Тип	укреплённый район
Функция	защита
Численность	гвардейская воинская часть
Войны	Великая Отечественная война
Знаки отличия	«Николаевский»

1-й гвардейский укреплённый район — гвардейское формирование войск укреплённых районов РККА ВС СССР.

[01nkur.wix.com/1nkur 1 гв. НКУР] — преобразованный из 76-го укрепленного района 5 мая 1943 года полевой укрепленный район.

Полное наименование по окончании войны — 1-й Гвардейский Николаевский Краснознамённый укреплённый район.

После участия 76 ур в Ростовской наступательной операции 1943 года и освобождения города Ростов-на-Дону, 1-й гвардейский укрепленный район под командованием коменданта ур гвардии полковника Петра Ивановича Саксеева, содействовал уничтожению таганрогской группировки противника на Миус-фронте.

С 29 декабря 1943 года комендантом 1-го гвардейского укрепленного района назначен полковник Сергей Иванович Никитин.

Боевой путь

Азовское побережье

Несмотря на опасное положение немецких войск в Донбасском выступе, немецко-фашистское командование стремилось любой ценой удержать этот важный промышленный район. В Донбассе оборонялись входившие в группу армий «Юг» (генерал-фельдмаршал Э. Манштейн) 1-я танковая (генерал-полковник Э. Макензен) и 6-я (генерал-полковник К. Холлидт) армии в составе 20 сводных дивизий.

Наступление в рамках Донбасской операции начали войска Юго-Западного фронта (13 августа в районе Змиев и 16 августа в районе Изюм). Хотя наступление развития не получило, оно отвлекло резервы противника и облегчило действия Южного и Степного фронтов.

Фронт 6-й немецкой армии был рассечен и в прорыв введены танковые и кавалерийский соединения, которые развернули наступление в южном направлении, охватывая таганрогскую группировку противника. Попытки немецкого командования задержать продвижение советских войск успеха не имели. Произведя перегруппировку и развивая наступление, войска Южного фронта к концу августа подошли к городу Таганрог.

В августе 1943 года 1-й гвардейский укрепленный район оставался в оперативном подчинении 44-й армии под командованием генерал-лейтенанта В. А. Хоменко. Совместно с 130-й стрелковой дивизией и 146-й стрелковой дивизией занимал оборону непосредственно перед городом Самбек на Таганрогском направлении. В ночь на 30 августа окруженные немецкие части гарнизона города Таганрог, в попытке избежать разгрома, организовали немедленный прорыв из образовавшегося «котла» в западном направлении, где были встречены казаками 4-го кавалерийского корпуса. Одновременно с происходящими событиями, 29 августа в 23.50, западнее Таганрога был высажен советский тактический десант, который внезапно атаковал восточнее Безымяновки - расположенной между Мариуполем и Кривой косой - отходившие немецкие части из состава 111-й пехотной дивизии. На рассвете 30 августа в оставленный город вступили части 130-й и 146-й стрелковых дивизий.

Оставив Таганрог и понеся большие потери в районе Миусского лимана, противник начал отходить к Мариуполю, рассчитывая закрепиться на заранее подготовленном рубеже, проходившем по берегу реки Кальмиус. Уже 1-2 сентября войска Юго-Западного и Южного фронтов перешли к преследованию отступающего противника и к 6 сентября продвинулись на 75 километров. В ночь на 10 сентября корабли Азовской военной флотилии (контр-адмирал С. Г. Горшков) высадили тактический десант западнее города Мариуполь, который отрезал пути отхода противнику и содействовал овладению городом войсками 44-й армии. В состав сводной группы десанта входило 300 человек из 1-го гвардейского укрепленного района.

Оставив Мариуполь, противник, ведя арьергардные бои, отступал в западном направлении, стремясь занять оборону на рубеже Мелитополь, озеро Молочное. К 11 сентября войска 28 армии вышли на рубеж Старый Крым, Бердянские хутора, порт Мариуполь и развернули наступление по побережью Азовского моря в западном направлении.

13 сентября 1943 года 1-й гвардейский укрепленный район из состава 44-й армии вошел в состав 28-й армии и в последующем принимал участие в Нижнеднепровской операции.

15 сентября немецким командованием был отдан приказ об отводе основных сил группы армий «Юг» за Днепр, а на южном участке — за реку Молочную. Вопрос об отводе немецких войск севернее Киева с Десны на Днепр ставился в зависимость от дальнейшего развития событий. Немецкое командование в отданной им директиве требовало от своих войск ни в коем случае не допустить форсирования Днепра советской армией и новую позицию на стратегической оборонительно линии удерживать до последнего человека.

Штабом Южного фронта была определена новая задача — высадкой десантов содействовать освобождению города Бердянск (Осипенко). Боевое распоряжение штаба фронта от 15 сентября о высадке 17 сентября 1943 года десанта в районе Осипенко, имело задачей перерезать дорогу Осипенко — Геническ. В состав десанта выделялась сводная группа 419-ти человек из 1-го гвардейского укрепленного района, находившегося в оперативном распоряжении 28-й армии. Группу, которую возглавил командир 10-го отдельного гвардейского пулеметно-артиллерийского батальона гвардии майор Г. Г. Жемарцев, сформировал личный состав 2-го и 10-го гвардейских опаб. Группа входила во второй эшелон десанта и была высажена бронекатерами Азовской военной флотилии на Бердянскую косу, прикрывая действия основного отряда 384-го отдельного батальона морской пехоты. В целом, десантная операция результатов не принесла, однако с потерей этого портового города противник лишился возможности использовать морские коммуникации на Азовском море для эвакуации отступавших частей и соединений.

К 22 сентября 1943 года советские войска вышли на рубеж города Новомосковск, восточное Запорожье, река Молочная. Части 1-го гвардейского укрепленного района продвигаясь в составе 28-й армии, 25 сентября 1943 года вышли к Утлюкскому лиману и заняли участок обороны побережье Азовского моря, Степановская коса, побережье Молочного лимана, Гирсовка.

По требованию Ставки, 5-я ударная и 2-я гвардейская армии без предварительной подготовки, сходу нанесли удары по укрепленным высотам "Восточного вала", но успеха не имели, так как противник встретил их шквальным огнём...

Представитель Ставки Верховного Главнокомандующего маршал А. М. Василевский позднее вспоминал:

"...Для ознакомления с обстановкой на месте 23 сентября вместе с Ф. И. Толбухиным побывал в 5-й ударной армии В. Д. Цветаева и во 2-й гвардейской армии Г. Ф. Захарова. Их попытки в течение последних суток преодолеть с ходу оборонительный рубеж по западному берегу Молочной не имели успеха..."

Но несмотря на это, наступление войск Южного фронта на линии Васильевка — Токмак — Молочанск продолжилось, вновь начавшись утром 26 сентября 1943 года. Однако инженерно-техническая линия обороны немцев стала крепкой преградой — прорвать её в лоб оказалось трудно, и начались затяжные бои...

В этой обстановке командование 118-й стрелковой дивизии 28-й армии решило предпринять утром 30 сентября 1943 года штурм фашистской обороны южнее Мелитополя, в районе села Мордвиновка. В результате 8-ми дневных боев удалось завоевать небольшой плацдарм в 300 метров. Решением командования Южного фронта на участок в районе прорыва вводятся новые силы 11-го танкового корпуса и 130-й стрелковой дивизии. Части 1-го гвардейского ур, в составе 8-го и 10-го опаб - обеспечивали левый фланг группировки 28-й армии и выбив противника с высоты 34,5 юго-западнее Зеленый Луг, сменили подразделения 118-й дивизии.

Перекопский вал и низовья Днепра

Перешедший в начале ноября 1943 года в подчинение 51-й армии под командованием Я.Г. Крейзера , 1-й гвардейский укрепленный район 11 ноября 1943 года силами 2-го гвардейского опаб проводил разведку Перекопского вала по захвату Литовского полуострова с населенным пунктом Новый Чуваш, но был встречен организованным огнём из всех видов оружия и контратакой противника . Однако частям 19-го танкового корпуса генерал-лейтенанта И. Д. Васильева и 36-го кавалерийского полка подполковника С.И. Ориночко - удалось прорвать оборону противника в центре Турецкого вала, завязать бои за населенный пункт Армянск и удержать в итоге плацдарм южнее Перекопского вала, с которого в апреле 1944 года началось освобождение Крыма.

С 15 ноября 1943 года 1-й гвардейский укрепленный район без 10-го гвардейского опаб перешел в резерв 4 Украинского фронта , а 51-я армия начала подготовку к Крымской наступательной операции.

В дальнейшем гарнизон 1-го гвардейского укрепленного района поступил в оперативное распоряжение 2-й гвардейской армии и совместно с 24-й гвардейской стрелковой дивизией (командир полковник Петр Иванович Саксеев), в составе 1-го гвардейского стрелкового корпуса вел продолжительные жесткие бои за Кинбурнский полуостров и Кинбурнскую косу до полного её освобождения от противника 5 декабря 1943 года. Особенно тяжёлой была обстановка в районе Покровских хуторов. Практически в течение месяца бои шли с переменным успехом: противник морем постоянно высаживал десанты подкрепления и оказывал ожесточённое сопротивление.

Ю. Кириленко, председатель совета ветеранов 24-й гвардейской стрелковой дивизии, полковник в отставке:

"...Бой на второй линии перед Форштадтом, которую оборонял немецкий заградительный отряд, продолжался более двух часов. На рассвете 5 декабря крепость была взята..."

"...Гитлеровцы отошли из Форштадта на оконечность косы и продолжали оказывать упорное сопротивление. Одновременно фашисты начали грузиться на катер, баржу и лодки у берега лимана. Наши бронебойщики подбили катер и баржу. Однако несколько лодок отплыли в направлении Очакова. На середине лимана лодки были атакованы звеном из четырех "Илов". Гитлеровцы, не успевшие пробиться к лодкам, были уничтожены объединенными усилиями 70-го и 71-го полков. Часть солдат и офицеров противника сдалась в плен. Среди пленных был подполковник Пискулеску, а также большая группа немецких и румынских офицеров."

Вскоре и немецкое и советское командование убедилось в значимости всего происшедшего. Теснимые 3 Украинским фронтом, фашисты увязли в южной грязи - и Днепро-Бугский лиман стал для них единственной дорогой спасения. Немцы не знали, что здесь, на косе, на виду у порта еще оккупированного города Очаков и острова Первомайский, русские смогут создать сильную артиллерийскую позицию, заперев выход из города Николаев в море - к Одессе. Из воспоминаний, "Кинбурнская тетрадь" :

"...Коса обычно молчала, не отвечая немецким орудиям и минометам. Но стоило на лимане появиться какому-либо немецкому судну - коса открывала огонь. Вступали в дело одна батарея за другой. Последней, окончательно замыкающей выход в море, была батарея на развалинах рыбацкого селения Форштадт, сразу же против фортов острова Первомайский."

Хотя на острове Первомайский и в Очакове находились немцы и их огневые точки были расположены выгоднее, 2-му и 11-му гвардейским опаб 1-го гвардейского укрепленного района, совместно с 384-м отдельным батальоном морской пехоты - было назначено укрепить на Кинбурнской косе скрытые артиллерийские позиции. Остальные части 1-го гвардейского ур, в составе 28-й армии занимали отведенные участки противодесантной обороны по побережью Кинбурнского полуострова со стороны Днепровского лимана.

Освобождение Николаева, Южный Буг

Весной 1944 года на берегах Южного Буга развернулись ожесточенные бои. На этом рубеже немецко-фашистское командование стремилось как можно дольше задержать наступление советских войск, так как потеря бугских рубежей для противника означала неизбежный разрыв его с крымской группировкой. Во‑вторых, продвижение советских войск с берегов Буга к Днестру означало дальнейший развал фашистского блока, ускоряло выход Румынии из войны. Понимая это, немцы создали на Южном Буге целую систему крепостей, опорных пунктов и полос долговременной обороны. Эти укрепления должны были сковать как можно больше наших сил и стабилизировать фронт. "Крепостями" на Буге стали Николаев, Вознесенск, Первомайск. Немецким гарнизонам предписывалось удерживать эти города до конца, даже в случае окружения.

В предстоящем наступлении 3 Украинского фронта, командование 28-й армии учитывало наличие множества водных преград в районе города Николаев, поэтому для предусматривающихся десантных операций, к весне 1944 года, в оперативное распоряжение коменданта 1-го гвардейского ур был придан 384-й обмп под командованием Ф.Е.Котанова.

13 марта соединения 28‑й армии освободили Херсон. В этот же день 1‑й гвардейский укрепленный район получил приказ форсировать Днепровский лиман. К началу весны 1944 года, силами 1-го гвардейского ур, совместно с 384-м обмп уже были проведены разведывательные операции по уточнению состояния обороны противника. К исходу дня 13 марта 1944 года, накануне назначенного времени начала форсирования лимана, с разведывательной задачей на противоположный берег командованием была отправлена разведывательная группа передового отряда 8-го гвардейского опаб под командованием гвардии капитана Виктора Ивановича Воробьева, в составе которой отличными действиями проявили себя гвардии рядовые Г. А. Пшеницин и С. А. Галусташвили.

В тяжелых наступательных и оборонительных боях с момента форсирования Днепровского лимана до уличных боев в городе Николаев на рассвет 28 марта 1944 года—именно передовой отряд 8-го гвардейского пулеметно-артиллерийского батальона, под командованием гвардии капитана Воробьева – будет всегда находится в авангарде частей 1-го гвардейского укрепленного района, разрешая самые тяжелые и сложные тактические задачи и обеспечивая успех боя.

Во второй половине ночи 14 марта 1944 года, остальные отряды 8-го и 9-го гвардейских опаб 1-го гвардейского ур форсировали Днепровский лиман в районе Широкая Балка и развивая наступление, овладели селами Софиевка, Александровка, городом Станислав. Ломая оборону противника, 8-й гвардейский опаб 1-го гвардейского ур совместно с 384-м обмп продвигались в сторону города Николаев по берегу Южного Буга на левом фланге 28-й армии, где в районе [wikimapia.org/10990605/ru/%D0%9C%D0%B0%D1%8F%D0%BA-%D0%9B%D1%83%D0%BF%D0%B0%D1%80%D0%B5%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D0%B8%D0%B9 Лупаревского маяка] 15 марта 1944 года противник ввел в бой превосходящие силы. В этот критический момент, проявил личную инициативу и мужество командир пулеметного отделения, гвардии сержант Я. С. Алексеев.

В первой половине дня 16 марта 1943 года, гвардейцы 8 опаб оказались под сильным артиллерийским обстрелом и будучи прижаты попали в окружение. В создавшейся сложной обстановке, командир 8-го опаб гвардии майор С. А. Маричев решает спасти батальон и отдает приказ морякам взвода 384-го обмп атаковать занятую врагом высоту. Проявив мужество - морские пехотинцы опрокинули противника с внешней стороны кольца и обеспечили прорыв гвардейцев из окружения. Но обстановка передового отряда продолжала осложняться постоянными десантами неприятеля со стороны Бугского лимана и отрезанностью от тылов. Командование 1-го гвардейского ур выслало в распоряжение гвардии майора Маричева - 4 артиллерийско-пулеметную роту из состава находившегося на правом фланге 9-го гвардейского опаб и вооружение для отражения усиливающихся с направления [wikimapia.org/10990644/ru/%D0%9C%D0%B0%D1%8F%D0%BA-%D0%9A%D0%B8%D1%81%D0%BB%D1%8F%D0%BA%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9-%D0%B7%D0%B0%D0%B4%D0%BD%D0%B8%D0%B9 Кисляковского маяка] атак противника и дальнейшего продвижения. Однако противник, пользуясь прикрытием артиллерии с противоположного берега Бугского лимана и превосходящими силами - начал обход частей 1-го ур с целью выхода в район Лупаревский маяк и окружения наступающих подразделений 1-го гвардейского укрепленного района. Разгадав замысел врага, командир 2-й артиллерийско-пулеметной роты 9-го гвардейского опаб, гвардии старший лейтенант М.Н. Серогодский, решил принять главный удар противника и отвлечь на себя часть его сил. Правильно оценив обстановку, он организовал не большие штурмовые группы автоматчиков и смело выбросил их в тыл наступающего противника опираясь на круговую оборону. В течение дня 16 марта, рота гвардии старшего лейтенанта Серогодского отразила шесть яростных атак противника, который потеряв около 200 человек был обескровлен и вынужденно перешел к обороне, а части ур, перейдя в наступление, овладели населенными пунктами Кисляковка и Святотроицкое.

В это же время подразделения 9-го гвардейского опаб совместно с 295 стрелковой дивизией, двигаясь через Цареводар, соединились к 19 марта 1944 года с остальным отрядом 8-го гвардейского опаб в районе села Балабановка на подступах к Николаеву и заняли исходный рубеж для наступления.

На рассвете 19 марта подразделения 384‑го обмп вдоль реки, части 1-го ур с юга, а 1040‑й и 1042‑й полки 295‑й стрелковой дивизии с востока - атаковали Балабановку. Четвертая пулеметно-артиллерийская рота под командованием гвардии старшего лейтенанта Георгия Трофимовича Андреева - смелым и решительным наступлением ворвалась в Балабановку, обеспечив стык 8-го гвардейского опаб 1-го гвардейского укрепленного района и частей 295-й стрелковой дивизии. В течение суток рота отражала атаки превосходящих сил немцев, пытавшихся вернуть утраченные позиции. Получив сильную контузию, командир роты не покинул занятый участок и продолжал отражать натиск противника лично заняв место вышедшего из строя пулеметного расчета. Враг, не выдержав комбинированного удара, оставил Балабановку и отошел на первый городской оборонительный рубеж южнее Богоявленского.

На подступах к Николаеву наиболее напряженные бои завязались за Богоявленское и Широкую Балку. Цепляясь за каждый выгодный рубеж, за каждый населенный пункт, противник часто переходил в контратаки. Более двух суток шли бои на подступах к Богоявленскому. К рассвету 21 марта 1944 года, командный пункт 1-го гвардейского укрепленного района переместился в этот населенный пункт. Противник отступил и закрепился на втором Николаевском оборонительном рубеже в Широкая Балка.

Продвижение советских войск приостановилось. Гитлеровцы упорно держались за Широкую Балку, которая являлась последним мощным узлом сопротивления перед Николаевом... Этот район обороны, хорошо оборудованный в инженерном отношении, состоящий из 4-х линий полевых окопов полного профиля - представлял собой обильно насыщенную огневыми средствами, опоясанную противотанковым рвом систему минных полей с проволочными заграждениями и рассматривался противником как неприступная "крепость" - рассчитанная на длительное сопротивление.

Для обеспечения успешного продвижения войск командующий 28-й армией генерал-лейтенант А. А. Гречкин решил высадить 26 марта 1944 года десант из состава 384-го обмп за укрепленной линией противника в районе маяк северо-западнее Широкой Балки с задачей во взаимодействии с частями 1-го гвардейского ур, 295-й и 49-й гвардейской дивизиями овладеть Широкой Балкой и развить дальнейшее наступление вдоль восточного берега Южного Буга на Николаев. Организация десанта была поручена командованию 1‑го гвардейского укрепленного района, в оперативном подчинении которого продолжал находиться 384‑й обмп. Десантный отряд был сформирован из 55 моряков 384‑го обмп и 12-ти человек личного состава армии: 3 связиста из штаба 28‑й армии, 4 сапера из 1-й роты 57‑го оисб и 5 человек из 1‑го гвардейского укрепленного района. Основная задача предстоящего десанта заключалась в том, чтобы после высадки действовать вдоль берега Южного Буга в сторону фронта на соединение с 8-м гвардейским опаб гвардии майора Маричева. Однако десант был обнаружен, погибли 57 человек.

Выписка из отчета штаба 1-го гвардейского ур, по описанию боевых действий частей 1‑го гвардейского ур за период с 1 января по 31 марта 1944 года :

"...В 03.00 26 марта десант на подручных средствах высадился и занял оборону в районе элеватора. Был обнаружен противником на рассвете, который принял меры к ликвидации десанта... ... Десант моряков поставленную задачу выполнил - отвлек на себя части с фронта, но здесь была допущена ошибка в постановке задачи и последующих действиях десанта. Десанту не надо было занимать оборону у элеватора. После высадки и уточнения обстановки немедленно надо было действовать из тыла противника, выходя на соединение с частями, действующими с фронта. Это обеспечило бы операцию не только для успешных действий десанта, но и для успешного действия частей, наступающих с фронта. Промедление и оборонительные действия у элеватора дали возможность противнику справиться и принять меры по уничтожению тактического десанта..."

Одновременно с подготовкой десанта, 24 марта 1944 года был осуществлен прорыв обороны противника в Широкую Балку на участке 9-го гвардейского опаб под командованием гвардии майора Е.М. Еременко. Во многом это стало возможным благодаря группе бойцов под командованием гвардии рядового К.М. Трухинова, которые осуществляли инженерное обеспечение батальона. Не имея потерь, группа Трухинова, прогрызая шаг за шагом оборону противника и находясь под перекрестным пулеметно-минометным огнём, сделала до 15 проходов в минных полях и проволочных заграждениях, обеспечив наступление подразделений 9-го гвардейского опаб 1-го гвардейского ур. Овладев одним из опорных пунктов противника в селе Широкая Балка, части укрепленного района завязали бои на подступах к Николаеву. Под покровом темноты 24 марта 1944 года командир 2-й апр 9-го гвардейского опаб гвардии старший лейтенант М.Н. Серогодский снова осуществил решительный и смелый обходной маневр — увлекая за собой роту, он проник в тыл противника и навязал штыковой бой, ворвавшись в линию траншей. Получив ранение, командир роты продолжал вести огонь и удерживать занятую позицию, обеспечивая прорыв остальных подразделений батальона. Продвигающиеся с затяжными боями подразделения 9-го гвардейского опаб были остановлены огнём ДОТа. Под покровом темноты 26 марта 1944 года входящий в группу обеспечения гвардии рядовой Трухинов провел штурмовую группу через минное поле и земляносным мешком прикрыл амбразуру ДОТа, чем способствовал уничтожению гарнизона вражеской огневой точки штурмовой группой 9-го опаб.

В час ночи 28 марта 1944 года после 15‑минутного огневого налета соединения 2‑го гвардейского корпуса перешли в наступление. Немецко-фашистские войска, не выдержав мощного согласованного удара, дрогнули и начали поспешно отходить к переправам через Южный Буг.

Из оперативной сводки штаба 28‑й армии № 78:

"1-й гвардейский укрепленный район, развивая наступление вдоль железнодорожного полотна, во взаимодействии с частями 295-й и 49-й гвардейской стрелковых дивизий, сломив сопротивление противника, с боями ворвался в юго-восточную окраину Николаева, ведя упорные бои, полностью очистил районы элеваторов."

Из боевого донесения штаба 3‑го Украинского фронта Верховному Главнокомандующему о наступлении войск на юге Украины 28 марта 1944 года :

"... 5‑я ударная и 28‑я армия при содействии войск 6‑й армии и десантных отрядов морской пехоты после упорных боев штурмом овладели крупным областными промышленным центром Украины - городом Николаев, сильным опорным пунктом обороны немцев в устье реки Южный Буг."

За отличие в боях по освобождению города Николаев 1-му гвардейскому укреплённому району и 384-му обмп присвоено почётное наименование "Николаевский" .

Освобождение города Очаков

29 марта 1944 года штаб 1-го гвардейского Николаевского укрепленного района получил приказ от командующего 5-й Ударной армии генерал-лейтенанта В.Д. Цветаева, в оперативное подчинение которой он поступил, о взятии города Очаков к исходу следующего дня.

Приступив к выполнению поставленной задачи, подразделения 8-го и 9-го гвардейских опаб к 24.00 29 марта 1944 года переправились на западный берег Бугского лимана по понтонному мосту в городе Николаев и на подручных средствах в районе Малая Корениха, Новая Богдановка, и завязав бои с частями 15-й пехотной дивизии румын - повели наступление в обход Очакова с северо-запада, заняв к исходу дня 30 марта село Ближний Бейкуш. Во исполнение полученного приказа, 2-й гвардейский опаб 1-го гвардейского Николаевского ур - форсировал тремя ротами с Кинбурнской косы Днепровский лиман и к 8 часам 30 марта с боем овладел селом Дмитриевка, после чего, продолжая одной ротой оборонять оконечность Кинбурнской косы - наступал вдоль берега лимана на город Очаков. Пользуясь тем, что основные силы батальона 25-го пехотного полка румын и моторизованный отряда немцев в районе Старой Богдановки вели бой с подразделениями 11-го гвардейского опаб и передовым отрядом 295-й стрелковой дивизии - 2-й гвардейский опаб 1-го гвардейского Николаевского укрепленного района с боем овладел городом Очаков к 19.00 30 марта 1944 года и полностью очистил его от противника. В это же время, подразделения 8-го и 9-го пулеметно-артиллерийских батальонов очищали [wikimapia.org/458472/ru/%D0%9B%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%B0%D1%8F-%D0%A7%D0%B5%D1%80%D0%BD%D0%BE%D0%BC%D0%BE%D1%80%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F-%D0%BA%D0%BE%D1%81%D0%B0 Лагерную косу] от остатков вражеских войск. Противник не успел переправить все своё материальное обеспечение на западный берег Березанского лимана, и на Лагерной косе было захвачено множество боевой техники, боеприпасов и имущества. Подразделения 10-го гвардейского опаб с остальными частями 295-й стрелковой дивизии, к этому времени сосредоточились в районе Нечаянное в готовности вести наступление по левому берегу Березанского лимана.

За образцовое выполнение задания командования по освобождению города Очаков и проявленную при этом доблесть и мужество - 1-й гвардейский Николаевский укреплённый район награждён орденом Красного знамени.

Черноморское побережье

С апреля 1944 года, части 1-го гвардейского НКур в составе 8-й гвардейской армии 3 Украинского фронта продолжили участие в Одесской наступательной операции и приступили к выполнению поставленной задачи по обороне побережья Черного моря.

В 18.30 6 апреля 1944 года, при переезде на новое место дислокации управления укрепленного района из села Куцуруб в село Аджиаска, в 5 км юго-западнее города Очаков, в направлении острова Березань, взорвался на плавучей мине сейнер «Дельфин» с управлением, политотделом и отделом контрразведки «Смерш». Погибли 23 офицера, 30 человек рядового и сержантского состава, 7 человек команды сейнера . Вместе с погибшими, ушли на дно моря и сейфы с документами штаба соединения, в которых, в частности, значились имена 7-ми человек из личного состава 28-й армии и 5-ти человек из личного состава 1-го гвардейского НКур, принимавших участие в Николаевском десанте.

Поступив в оперативное подчинение 46-й армии, гарнизон 1-го гвардейского НКур получил распоряжение штаба армии о переходе частей к обороне, изучению противника, его системы огня и обороны, а также проведении мероприятий по маскировке своих войск и боевых порядков, и в рамках Ясско-Кишеневской операции — приступить к подготовке форсирования Днестровского лимана в составе Особой группы войск 46-й армии.

В 20.00 20 августа 1944 года, штабом 1-го гвардейского НКур был получен приказ о форсировании Днестровского лимана и начале наступления . В ночь на 22 августа в 2 часа 30 минут, следуя в первом эшелоне южного отряда десанта, 2-й и 8-й гвардейские опаб высадились на берегу в районе Терезино — Шабо колония и к 9.00 продвинулись до 9 километров вглубь обороны противника, охватывая его группировку. Ворвавшись во вражеские траншеи и захватив их, гвардейцы 4-й пулеметно-артеллерийской роты 8-го гвардейского опаб, увлекаемые командиром роты гвардии старшим лейтенантом Георгием Трофимовичем Андреевым, продолжили наступление. Прорвав правый фланг обороны противника, гвардии старший лейтенант Андреев обнаружил действовавшие в тылу 2-го гвардейского опаб гвардии капитана Воробьева - артиллерийские позиции противника. Смелыми и решительными действиями рота гвардии старшего лейтенанта Андреева бросилась в атаку и, частью захватив в плен, а частью уничтожив расчеты орудий, предотвратила окружение 2-го гвардейского опаб и захватила орудия разного калибра со складом боеприпасов.

Рота 2-го гвардейского опаб, действовавшая в городе Белгород-Днестровский, через пленных выяснила, что в крепости сосредоточился 550-й батальон 3-й румынской армии во главе с командиром батальона. К крепости была направлена делегация от командира роты с предложением немедленно капитулировать. К 19.00 22 августа 1944 года, город Белгород-Днестровский был очищен от противника полностью.

Таким образом, в течение трех дней боевых действий частей 1-го гвардейского НКур против 110-й пехотной дивизии 3-й румынской армии, части дивизии были полностью разгромлены. Часть из них уничтожена, часть пленена подразделениями укрепленного района, материальная часть противника осталась в полосе наступательных действий 1-го гвардейского НКур. С 22 по 24 августа 1944 года, противник потерял убитыми около 500 человек солдат и офицеров. Взято в плен 3069 человек солдат и офицеров. Из них немцев 885 человек, румын 2184 человек. Было пленено офицеров 45 человек, из них 11 человек немцев.

Болгария, Югославия, Венгрия

К концу августа 1944 года, части 1-го гвардейского укрепленного района сосредоточились в городе Измаил и готовились к форсированию реки Дунай в её излучине, а так же к переходу в состав 57-й армии 3-го Украинского фронта. Погрузив на баржи Дунайской флотилии материальную часть, гарнизон 1-го укрепленного района по железной дороге вдоль правого берега Дуная - совершил марш по территории Болгарии в город Лом и Видин.

К началу октября 1944 года, гарнизон 1-го гвардейского ур в полном составе сосредоточились в городе Фердинанд и маршем выступили на территорию Югославии и приняли участие в Белградской наступательной операции.

Совершив 200 километровый переход и преодолев горный перевал из Болгарии в Югославию в районе Киреево-Вратарница - части 1-го гвардейского укрепленного района к исходу дня 8 октября 1944 года - были сосредоточены в назначенных районах обороны на подступах к городу Княжевац - с задачей не допустить подхода противника в город. На занятом рубеже, подразделениям 1-го гвардейского ур противостояли части сил 7-й высокогорно-пехотной Альпийской дивизии СС «Принц Евгений».  а так же остатки Румынской Дунайской флотилии во главе с адмиралом Фрейком и полковником Кратенау, отошедших на данный рубеж после боев в районе Неготина.

10 октября 1944 года, подразделения 9-го гвардейского опаб повели наступление на город Княжевац и при поддержке Югославских партизан соединились с наступающим 10-м гвардейским опаб, окружив и уничтожив обороняющего город противника. К исходу дня город Княжевац был полностью очищен от врага.

Успешное выполнение 1-м гвардейским Николаевским Краснознаменным ур задач, поставленных командованием Армии, было обеспечено в первую очередь за счёт слаженных действий артиллерии и грамотного использования усиленных групп. Тем самым были продемонстрированы возможности полевых укрепленных районов, не приспособленных к наступательным действиям, — умение решать оружейным огнём наступательные задачи.

Большую роль сыграли так же Югославские партизаны, сообщившие данные о неприятеле и проведшие через горы подразделения 1-го гвардейского укрепленного района - в обход рубежей обороняющего город противника.

Устранение сопротивления противника в обороне города Княжевац, позволило частям 1-го гвардейского ур приступить к освобождению города Ниш, расположенного юго-западнее Княжевац. Совместно с армейскими частями Болгарии к исходу дня 14 октября 1944 года усиленный ротой разведки передовой отряд 11-го гвардейского опаб 1-го гвардейского района вступил в город Ниш и полностью освободил его от неприятеля.

Операция прошла почти без потерь в личном составе укрепленного района, что объясняется фактом исключительного умения разведчиков гарнизона действовать мелкими группами — особенно в условиях города, а также хорошей организацией взаимодействия разведчиков с артиллеристами. Основными силами, освободившими город, были югославские партизаны, поддержку которых осуществляла разведывательная рота 1-го гвардейского укрепленного района, а также части болгарской армии. Тем не менее подвижной отряд 11-го гвардейского опаб и разведгруппа, усиленная двумя артиллерийскими батареями, первыми ворвались в район обороны противника и внесли замешательство в стан врага, что облегчило в целом операцию по овладению городом Ниш.

Согласно распоряжения штаба 57 Армии о выходе и маршруте движения частей 1-го гвардейского НКур в район города Белград - разведывательные группы укрепленного района содействовали частям 64 стрелково корпуса 3 Украинского фронта и несли разведку неприятеля впереди полосы обороны. Противник, обеспечивая выход немецких войск из Албании и Греции, оборонялся на участке Илок — Люба — Ердевик — Мартинци силами 264 пехотной дивизии, 118 Альпийской дивизии, одним батальоном дивизии СС «Принц Евгений», остатками 92 батальона морской пехоты, полком итальянцев, полком австрийцев, танковым батальоном и имел в своем составе около 2000 человек из числа хорватских добровольцев и усташей.

В первой половине дня 4 декабря 1944 года, подразделения 2-го и 10 го гвардейских опаб 1-го гвардейского ур - огнём всех орудий обеспечивали прорыв на участке соединений 52-й стрелковой дивизии, наступающих на город Илок совместно с 9-й бригадой НОАЮ и Итальянской бригадой, и концу дня освободили его от противника. Одновременно с наступлением на город Илок, 11-й гвардейский опаб, в соответствии с боевым распоряжением штаба 68-го корпуса - в 5.00 4 декабря 1944 года на бронекатерах 2-й дивизиона Дунайской флотилии - высаживается десантом восточнее Опатовац и принимает участие в освобождении города. Освобождению города способствовали так же, действовавшая в тылу противника сводная группа из состава 1-го НКур и 305-го обмп под руководством командира 11-го гвардейского опаб, гвардии подполковника А. Г. Храпун.

Под влиянием успехов войск в Белградской операции, командование 3-го Украинского фронта в ходе начавшейся Будапештской наступательной операции решило высадить десант на южный берег Дуная с целью овладения городом Вуковар — чтобы содействовать наступающим в направлении венгерской границы войскам фронта. В состав десанта входила сводная группа из 360-ти человек 8-го гвардейского опаб 1-го гвардейского НКур, 304-х человек 305 обмп, а так же 1100 человек 5-й бригады 36-й пехотной дивизии НОАЮ. Ведя тяжелые бои, занятый на левом берегу Дуная плацдарм удерживался десантом в течении трех суток.

Понеся ощутимые потери и утратив все средства противотанковой борьбы в отсутствии поддержки авиации, к утру 10 декабря 1944 года десант был снят по приказу. Правильные действия кораблей Дунайской флотилии и десантников, позволили десанту трое суток отбивать постоянные мощные контратаки превосходящих сил врага. Неуспех десанта в целом был обусловлен отсутствием постоянного артиллерийского обеспечения и не достаточно продуманными подробностями проведения операции штабом 68-го корпуса, а так же организованной обороной противника и неудачным наступлением сухопутных войск фронта на подступах к городу Вуковар .

Продвигаясь в составе 68-го корпуса, части 1-го гвардейского НКур с боями вошли на территорию Венгрии и к 22 декабря 1944 года перешли в подчинение 21-го стрелкового корпуса 4-й гвардейской Армии .

Состав

В состав 1-го гвардейского укреплённого района входили:

• управление (штаб) — с декабря 1942 года, начальник штаба — гвардии полковник Василий Иванович Аргунов.
• внештатная разведывательная рота 1-го гв.НКур —с 25 июня 1944 года, командир роты—гвардии старший лейтенант Гавриил Семенович Куйдин.
• 2-й отдельный гвардейский пулемётно-артиллерийский батальон.
• 8-й отдельный гвардейский пулемётно-артиллерийский батальон.
• 9-й отдельный гвардейский пулемётно-артиллерийский батальон.
• 10-й отдельный гвардейский пулемётно-артиллерийский батальон.
• 11-й отдельный гвардейский пулемётно-артиллерийский батальон.
• 33-я отдельная гвардейская рота связи.

Отличившиеся воины

• Алексеев, Яков Саввович, гвардии сержант, командир пулемётного отделения сводной группы.
• [www.pixic.ru/i/s0e1i2k625q6T6a8.jpg Андреев, Георгий Трофимович], гвардии старший лейтенант, командир 4-й артиллерийско-пулеметной роты 8-го гвардейского опаб.
• [www.pixic.ru/i/009122A6v548D296.jpg Воробьев, Виктор Иванович], гвардии майор, командир 2-го гвардейского отдельного пулемётно-артиллерийского батальона.
• Галусташвили, Сократ Алексеевич, гвардии рядовой, пулемётчик 8-го гвардейского отдельного пулемётно-артиллерийского батальона.
• Пшеницин, Геннадий Александрович, гвардии рядовой, пулемётчик 8-го гвардейского отдельного пулемётно-артиллерийского батальона.
• Серогодский, Михаил Николаевич, гвардии старший лейтенант, командир 2-й артиллерийско-пулеметной роты 9-го гвардейского опаб.
• Трухинов, Константин Матвеевич, гвардии рядовой, сапер 9-го гвардейского отдельного пулемётно-артиллерийского батальона.

Литература

• Военный энциклопедический словарь (ВЭС), М., ВИ, 1984 г., 863 стр. с иллюстрациями (ил.), 30 листов (ил.);
• Алексей Исаев: "Освобождение. Переломные моменты сражения 1943 года."
• В. А. Рудный Действующий флот: Рассказы, очерки, дневники. — М.: Воениздат, 1965. — 584 с. Тираж 30 000 экз.
• Цыганов В. Удар «Меча». — Николаев : Издатель Гудым И. А., 2008. — 368 с. — ББК 94(477) «1941/1945», Ц94. — УДК 63.3(4УКР)624^(G). — ISBN 978-966-8592-63-8.
• Цыганов В. …от «Меча» и погибнет!. — Николаев : Издатель Гудым И. А..

Ссылки

Как освобождалась Очаковщина: www.ochakiv.info/articles/4897926480396288

Обобщенный банк данных: www.obd-memorial.ru/html/default.htm

Портал "Память народа": pamyat-naroda.ru/

1-й Гв. НКур: 01nkur.wix.com/1nkur

Отрывок, характеризующий 1-й гвардейский укреплённый район

И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.
От Москвы до Вязьмы из семидесятитрехтысячной французской армии, не считая гвардии (которая во всю войну ничего не делала, кроме грабежа), из семидесяти трех тысяч осталось тридцать шесть тысяч (из этого числа не более пяти тысяч выбыло в сражениях). Вот первый член прогрессии, которым математически верно определяются последующие.
Французская армия в той же пропорции таяла и уничтожалась от Москвы до Вязьмы, от Вязьмы до Смоленска, от Смоленска до Березины, от Березины до Вильны, независимо от большей или меньшей степени холода, преследования, заграждения пути и всех других условий, взятых отдельно. После Вязьмы войска французские вместо трех колонн сбились в одну кучу и так шли до конца. Бертье писал своему государю (известно, как отдаленно от истины позволяют себе начальники описывать положение армии). Он писал:
«Je crois devoir faire connaitre a Votre Majeste l'etat de ses troupes dans les differents corps d'annee que j'ai ete a meme d'observer depuis deux ou trois jours dans differents passages. Elles sont presque debandees. Le nombre des soldats qui suivent les drapeaux est en proportion du quart au plus dans presque tous les regiments, les autres marchent isolement dans differentes directions et pour leur compte, dans l'esperance de trouver des subsistances et pour se debarrasser de la discipline. En general ils regardent Smolensk comme le point ou ils doivent se refaire. Ces derniers jours on a remarque que beaucoup de soldats jettent leurs cartouches et leurs armes. Dans cet etat de choses, l'interet du service de Votre Majeste exige, quelles que soient ses vues ulterieures qu'on rallie l'armee a Smolensk en commencant a la debarrasser des non combattans, tels que hommes demontes et des bagages inutiles et du materiel de l'artillerie qui n'est plus en proportion avec les forces actuelles. En outre les jours de repos, des subsistances sont necessaires aux soldats qui sont extenues par la faim et la fatigue; beaucoup sont morts ces derniers jours sur la route et dans les bivacs. Cet etat de choses va toujours en augmentant et donne lieu de craindre que si l'on n'y prete un prompt remede, on ne soit plus maitre des troupes dans un combat. Le 9 November, a 30 verstes de Smolensk».
[Долгом поставляю донести вашему величеству о состоянии корпусов, осмотренных мною на марше в последние три дня. Они почти в совершенном разброде. Только четвертая часть солдат остается при знаменах, прочие идут сами по себе разными направлениями, стараясь сыскать пропитание и избавиться от службы. Все думают только о Смоленске, где надеются отдохнуть. В последние дни много солдат побросали патроны и ружья. Какие бы ни были ваши дальнейшие намерения, но польза службы вашего величества требует собрать корпуса в Смоленске и отделить от них спешенных кавалеристов, безоружных, лишние обозы и часть артиллерии, ибо она теперь не в соразмерности с числом войск. Необходимо продовольствие и несколько дней покоя; солдаты изнурены голодом и усталостью; в последние дни многие умерли на дороге и на биваках. Такое бедственное положение беспрестанно усиливается и заставляет опасаться, что, если не будут приняты быстрые меры для предотвращения зла, мы скоро не будем иметь войска в своей власти в случае сражения. 9 ноября, в 30 верстах от Смоленка.]