1-й полк Червонного казачества (формирования 1917 г.)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
1-й полк Червонного казачества
Войска:

сухопутные

Род войск:

кавалерия

Формирование:

28 декабря 1917

Расформирование (преобразование):

18 июля 1919

Преемник:

полк развёрнут в бригаду Червонного казачества

Боевой путь

Украина, Россия — Донская область, Курская губерния.

1-й полк Червонного казачества (укр. 1-й курінь Червоного козацтва, 1-й пЧк) — пехотная, позднее кавалерийская, воинская часть в составе украинских советских войск, позднее в составе объединённых вооружённых сил советских республик.





История создания

11−12 (24-25) декабря 1917 года в Харькове состоялся Первый Всеукраинский съезд Советов, провозгласивший Украинскую Народную Республику Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов (УНРС) (в противовес Украинской Народной Республике, провозглашённой Центральной радой в Киеве).

17 (30) декабря 1917 был сформирован Временный Центральный Исполнительный Комитет Советов Украины и его исполнительный орган (правительство) — Народный секретариат. В составе Народного секретариата УНРС был создан Народный секретариат по военным делам, который возглавил В. М. Шахрай, его помощник — Ю. М. Коцюбинский[1].

18 (31) декабря 1917 решением ЦИК Советов УНРС был образован краевой Военно-революционный комитет для борьбы с контрреволюцией.

В то же время в городе продолжали работать органы киевской Центральной рады, здесь были дислоцированы её воинские части.

Постановлением Народного секретариата от 25 декабря 1917 (7 января 1918) на краевой Военно-революционный комитет была возложена организация Красной гвардии в общеукраинском масштабе. Одновременно было принято решение о формировании частей Червонного казачества.

По решению Народного секретариата в ночь с 27 декабря 1917 (9 января 1918) на 28 декабря 1917 (10 января 1918) в Харькове отряд красногвардейцев и советских войск под командованием В. М. Примакова окружил и разоружил 2-й Украинский запасной полк УНР (командир полка Е. И. Волох), офицеры и часть солдат которого враждебно относились к советской власти. Революционно настроенные солдаты 9-й и 11-й рот полка перешли на сторону большевиков. План операции разрабатывали Войцеховский и Шаров. В операции принимали участие И. Ю. Кулик и сам В. М. Примаков.

28 декабря 1917 (10 января 1918) утром началось создание 1-го полка (куреня) Червонного казачества под командованием Примакова, в который вошли харьковские красногвардейцы, революционные солдаты бывшей Русской армии из отряда Примакова и революционные солдаты 2-го Украинского полка УНР, перешедшие на сторону большевиков[1][2][3].

Боевой путь

4 (17) января 1918 1-й курень атамана В. М. Примакова в составе группы войск П. В. Егорова из Харькова выступил в направлении Полтавы.

4 (17) января 1918 червонные казаки получили боевое крещение в боях за Полтаву. После взятия города в составе полка был сформирован кавалерийский дивизион, с которым Примаков ушёл на Киев.

В Киеве состав полка пополнился добровольцами разных национальностей, вследствие чего 1 марта на собрании полка было принято решение переименовать его в 1-й рабоче-крестьянский социалистический полк Красной Армии. Это, однако, не входило в планы советского руководства, поэтому была предпринята попытка очистить полк от неукраинцев и начать формирование частей Червонного казачества — Вооружённых Сил Советской Украины по всей Украине.[4]

После взятия Киева полк вёл бои на Правобережной Украине, на Волыни.

Тем временем 27 января (9 февраля1918 делегация Центральной рады заключила сепаратный мирный договор с блоком Центральных держав, согласно которому ими признавался суверенитет УНР. Центральной радой было подписано соглашение, обусловившее вступление на территорию Украины немецких и австро-венгерских войск. В свою очередь, Советская Россия также подписала Брестский мирный договор, по которому обязалась признать независимость Украины (УНР), прекратить боевые действия и вывести с её территории свои войска. Немногочисленные отряды Червонного казачества и рабочей Красной гвардии, подчинявшиеся советскому правительству Украины, были неспособны самостоятельно сдержать германо-австрийское наступление и были выведены на территорию РСФСР. Здесь полк участвовал в боях с повстанцами под Новочеркасском.

В конце апреля — начале мая 1918 года, в обстановке продолжающегося наступления экспедиционного корпуса германских войск и разрастающегося антисоветского казацкого восстания на территории Области Войска Донского, полк обеспечивал эвакуацию ценного имущества Донской Советской Республики из Ростова-на-Дону на север, в Центральную Россию.

В конце апреля В. Примаков получил приказ сопровождать правительство Советской Украины — Народный секретариат, переезжавшее из Таганрога в Москву. Отряд киевских пролетариев А. В. Багинского был включён в группу сопровождения правительства. Правительственный эшелон должен был проходить через Сальские степи, где могли быть встречи с противником и с разными бандами.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3327 дней]

Ввиду того, что договор РСФСР с Германией от 4.05.1918 года предусматривал разоружение и интернирование украинских частей, переходивших границу РСФСР[5], было решено переименовать 1-й полк Червонного казачества в 1-й Днепровский отряд Российской Советской Федеративной Социалистической Республики. В мае отряд выполнил ответственное задание.

В июне-августе отряд пребывал в городе Почеп (в тот период, Черниговская губерния). Здесь он пополнился личным составом, прошёл обучение и пополнил вооружение.

10 августа отряд перешёл из Почепа под Новгород-Северский, в так называемую нейтральную зону между Советской Россией и оккупированной территорией Украины, и разместился на правом берегу реки Десна, с основной базой в селе Хильчицы. Здесь он провёл около двух месяцев, после чего перебазировался в Мирополье.К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3327 дней]

22 сентября был подписан приказ № 6 Всеукраинского центрального военно-революционного комитета о сформировании в нейтральной зоне 1-й и 2-й Украинских повстанческих дивизий по четыре куреня (полка) в каждой. В 1-й Украинской повстанческой дивизии три куреня были пехотными, а четвёртым стал 1-й конный курень Червонного казачества.

На тот момент в отряде В. Примакова имелись одна конная и одна пешая сотни Червонного казачества, а также другие небольшие повстанческие формирования: пулемётная команда, артиллерийская батарея (две трёхдюймовые пушки), подразделение самокатчиков (100 машин-велосипедов). В период формирования повстанческих частей было принято решение о переводе пешей сотни в состав 1-го Повстанческого (Богунского) полка. К 1-й конной сотне присоединились мелкие кавалерийские формирования, и на её базе был организован 1-й конный полк Червонного казачества 1-й Повстанческой дивизии. В 1-й и 2-й сотнях этого полка преимущественно служили вчерашние партизаны, в 3-й — интернационалисты — перебежчики и бывшие военнопленные из германской и австро-венгерской армий, в 4-й — курды (также бывшие военнопленные из турецкой армии).

В ноябре 1918 года 1-й конный полк Червонного казачества был переведён в состав 2-й Повстанческой дивизии (впоследствии 2-й Украинской советской дивизии), входившей в состав Украинской советской армии.

С середины декабря 1-й конный полк Червонного казачества активно участвовал в боях с Действующей армией УНР 1918 года.

На протяжении весны 1919 года полк был значительно пополнен украинскими добровольцами, а также русскими мобилизованными из Московского военного округа и интернационалистами (преимущественно венграми). Летом в состав полка влились остатки целого ряда кавалерийских частей, действовавших ранее на Украинском фронте.

18 июля (возможно, 12 августа) 1-й конный полк Червонного казачества развёрнут в 1-ю конную бригаду Червонного казачества двухполкового состава, которая в сентябре вошла в состав вновь сформированной конной дивизии (с декабря 1919 — 8-я конная дивизия Червонного казачества).

Полное название

1-й курінь Червоного козацтва28 декабря 1917 (10 января 1918))

1-й полк Червонного казачества

Командование

Атаман, Командир полка: Примаков, Виталий Маркович (28.12.1917-18.07.1919)

Помощник атамана: Туровский, Семён Абрамович (июль 1918 — 18.07.1919)

Начальник артиллерийской батареи М. О. Зюк (с июля 1918)

Сотник Ярослав Тинченко (август 1918)

Состав

На 2 января (15 января по новому стилю) 1918:

  • командование: атаман
  • 1-я пешая сотня
  • 2-я пешая сотня

На 7 (20).01. 1918:

  • командование: атаман
  • 1-я пешая сотня
  • 2-я пешая сотня
  • кавалерийский дивизион

На 31.08.1918:

  • командование: атаман
  • 1-я конная сотня
  • 2-я конная сотня
  • 3-я конная сотня (из ингушского кавалерийского полка Императорской Русской армии)
  • 4-я конная сотня (эскадрон из австрийских и венгерских военнослужащих-перебежчиков) — сотник Ярослав Тинченко.
  • пулемётная команда,
  • артиллерийская батарея (две трехдюймовые пушки) — начальник батареи М. О. Зюк,
  • подразделение самокатчиков (100 машин-велосипедов).

См. также

Напишите отзыв о статье "1-й полк Червонного казачества (формирования 1917 г.)"

Примечания

  1. 1 2 Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Киев, 1979
  2. Газета «Правда», 30 декабря 1917 г.
  3. Червонное казачество. Воспоминания ветеранов. Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва, 1969, редакторы-составители Е. П. Журавлев, М. А. Жохов.
  4. [d-pankratov.ru/archives/10770 Примаков возглавил казаков]
  5. Червонное казачество. Воспоминания ветеранов. Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва, 1969, редакторы-составители Е. П. Журавлев, М. А. Жохов

Литература

  1. Великая Октябрьская социалистическая революция на Украине, т. 3. К., Госполитиздат УССР, 1957, с. 45—46. создание Военно-революционного совета Украины.
  2. Газета «Правда», 30 декабря 1917 г.создание полка Червонного казачества.
  3. Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины. 1979. С.с. 11-42. С.14 — 28.12.1917 сформирован полк Червонного казачества Украины, 18.07.1919 полк Червонного казачества развёрнут в бригаду, 1.11.1919 бригада Червонного казачества переформирована в 8-ю дивизию Червонного казачества.
  4. Червонное казачество. Воспоминания ветеранов. Ордена Трудового Красного Знамени Военное издательство Министерства обороны СССР. Москва, 1969, редакторы-составители Е. П. Журавлев, М. А. Жохов.
  5. Червоні аватари України: уніформа орлів Примакова. joanerges.livejournal.com/1127869.html
  6. Дубинский Илья. ПРИМАКОВ. Выпуск 2. (445). Основные даты жизни и деятельности В. М. Примакова. (lib.rus.ec/b/105117/read)

Ссылки

  • [rkka.ru/cavalry Кавалерийские корпуса РККА]
  • [rkka.ru/cavalry/30/01_kk.html 1-й кавалерийский корпус Червонного казачества имени ВУЦИК и ЛКСМ Украины]
  • [rkka.ru/cavalry/30/001_kd.html 1-я кавалерийская дивизия]

Отрывок, характеризующий 1-й полк Червонного казачества (формирования 1917 г.)

– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.
Слегка покачиваясь на мягких рессорах экипажа и не слыша более страшных звуков толпы, Растопчин физически успокоился, и, как это всегда бывает, одновременно с физическим успокоением ум подделал для него и причины нравственного успокоения. Мысль, успокоившая Растопчина, была не новая. С тех пор как существует мир и люди убивают друг друга, никогда ни один человек не совершил преступления над себе подобным, не успокоивая себя этой самой мыслью. Мысль эта есть le bien publique [общественное благо], предполагаемое благо других людей.
Для человека, не одержимого страстью, благо это никогда не известно; но человек, совершающий преступление, всегда верно знает, в чем состоит это благо. И Растопчин теперь знал это.
Он не только в рассуждениях своих не упрекал себя в сделанном им поступке, но находил причины самодовольства в том, что он так удачно умел воспользоваться этим a propos [удобным случаем] – наказать преступника и вместе с тем успокоить толпу.
«Верещагин был судим и приговорен к смертной казни, – думал Растопчин (хотя Верещагин сенатом был только приговорен к каторжной работе). – Он был предатель и изменник; я не мог оставить его безнаказанным, и потом je faisais d'une pierre deux coups [одним камнем делал два удара]; я для успокоения отдавал жертву народу и казнил злодея».
Приехав в свой загородный дом и занявшись домашними распоряжениями, граф совершенно успокоился.
Через полчаса граф ехал на быстрых лошадях через Сокольничье поле, уже не вспоминая о том, что было, и думая и соображая только о том, что будет. Он ехал теперь к Яузскому мосту, где, ему сказали, был Кутузов. Граф Растопчин готовил в своем воображении те гневные в колкие упреки, которые он выскажет Кутузову за его обман. Он даст почувствовать этой старой придворной лисице, что ответственность за все несчастия, имеющие произойти от оставления столицы, от погибели России (как думал Растопчин), ляжет на одну его выжившую из ума старую голову. Обдумывая вперед то, что он скажет ему, Растопчин гневно поворачивался в коляске и сердито оглядывался по сторонам.
Сокольничье поле было пустынно. Только в конце его, у богадельни и желтого дома, виднелась кучки людей в белых одеждах и несколько одиноких, таких же людей, которые шли по полю, что то крича и размахивая руками.
Один вз них бежал наперерез коляске графа Растопчина. И сам граф Растопчин, и его кучер, и драгуны, все смотрели с смутным чувством ужаса и любопытства на этих выпущенных сумасшедших и в особенности на того, который подбегал к вим.
Шатаясь на своих длинных худых ногах, в развевающемся халате, сумасшедший этот стремительно бежал, не спуская глаз с Растопчина, крича ему что то хриплым голосом и делая знаки, чтобы он остановился. Обросшее неровными клочками бороды, сумрачное и торжественное лицо сумасшедшего было худо и желто. Черные агатовые зрачки его бегали низко и тревожно по шафранно желтым белкам.
– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.
У Яузского моста все еще теснилось войско. Было жарко. Кутузов, нахмуренный, унылый, сидел на лавке около моста и плетью играл по песку, когда с шумом подскакала к нему коляска. Человек в генеральском мундире, в шляпе с плюмажем, с бегающими не то гневными, не то испуганными глазами подошел к Кутузову и стал по французски говорить ему что то. Это был граф Растопчин. Он говорил Кутузову, что явился сюда, потому что Москвы и столицы нет больше и есть одна армия.
– Было бы другое, ежели бы ваша светлость не сказали мне, что вы не сдадите Москвы, не давши еще сражения: всего этого не было бы! – сказал он.
Кутузов глядел на Растопчина и, как будто не понимая значения обращенных к нему слов, старательно усиливался прочесть что то особенное, написанное в эту минуту на лице говорившего с ним человека. Растопчин, смутившись, замолчал. Кутузов слегка покачал головой и, не спуская испытующего взгляда с лица Растопчина, тихо проговорил:
– Да, я не отдам Москвы, не дав сражения.
Думал ли Кутузов совершенно о другом, говоря эти слова, или нарочно, зная их бессмысленность, сказал их, но граф Растопчин ничего не ответил и поспешно отошел от Кутузова. И странное дело! Главнокомандующий Москвы, гордый граф Растопчин, взяв в руки нагайку, подошел к мосту и стал с криком разгонять столпившиеся повозки.


В четвертом часу пополудни войска Мюрата вступали в Москву. Впереди ехал отряд виртембергских гусар, позади верхом, с большой свитой, ехал сам неаполитанский король.
Около середины Арбата, близ Николы Явленного, Мюрат остановился, ожидая известия от передового отряда о том, в каком положении находилась городская крепость «le Kremlin».
Вокруг Мюрата собралась небольшая кучка людей из остававшихся в Москве жителей. Все с робким недоумением смотрели на странного, изукрашенного перьями и золотом длинноволосого начальника.
– Что ж, это сам, что ли, царь ихний? Ничево! – слышались тихие голоса.
Переводчик подъехал к кучке народа.
– Шапку то сними… шапку то, – заговорили в толпе, обращаясь друг к другу. Переводчик обратился к одному старому дворнику и спросил, далеко ли до Кремля? Дворник, прислушиваясь с недоумением к чуждому ему польскому акценту и не признавая звуков говора переводчика за русскую речь, не понимал, что ему говорили, и прятался за других.
Мюрат подвинулся к переводчику в велел спросить, где русские войска. Один из русских людей понял, чего у него спрашивали, и несколько голосов вдруг стали отвечать переводчику. Французский офицер из передового отряда подъехал к Мюрату и доложил, что ворота в крепость заделаны и что, вероятно, там засада.
– Хорошо, – сказал Мюрат и, обратившись к одному из господ своей свиты, приказал выдвинуть четыре легких орудия и обстрелять ворота.
Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.