1-я бомбардировочная эскадра (Германия)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
1-я бомбардировочная эскадра «Гинденбург»
Kampfgeschwader 1 «Hindenburg»

Эмблема эскадры
Годы существования

1939 - 1944

Страна

Третий рейх

Подчинение

люфтваффе

Тип

бомбардировочная авиация

Участие в

Вторая мировая война, Битва за Британию, Французская кампания (1940), Восточный фронт

1-я бомбардировочная эскадра «Гинденбург» (нем. Kampfgeschwader 1 «Hindenburg»), сокращённо KG1 — бомбардировочное соединение люфтваффе во время Второй мировой войны.

Штаб эскадры был сформирован 1 мая 1939 года в Кольберге[1][2] (по другим данным в Нойбранденбурге[3]) на основе штаба 152-й бомбардировочной эскадры (нем. Kampfgeschwader 152). В различное время насчитывала в своём составе до 4 бомбардировочных групп.

Как и все соединения люфтваффе уровня эскадры не всегда действовала в одном и том же месте в полном составе: группы из состава эскадры могли находиться на различных участках фронта.

Первой кампанией группы стала Польская кампания 1939 года. Так, 1 сентября 1939 года в 6-00 I./KG1 совершает налёт на польскую военно-морскую базу в Путциг-Рахмель, а в конце дня — на Торунь.[4]. В основном эскадра бомбила крупные промышленные центры и транспортные коммуникации к востоку от Вислы. Была задействована в отражении польского наступления к югу от Бзуры

С мая 1940 года эскадра участвует во Французской кампании. Так, 27 мая 1940 года эскадра бомбит портовые сооружения Дюнкерка. С лета 1940 года участвует в воздушных налётах на Великобританию, производя бомбардировки авиабаз и индустриальных сооружений. Так, 1 сентября 1940 года II./KG1 совершила налёт на доки в Тильбюри на Темзе. 7 сентября 1940 года эскадра принимает участие в первом налёте бомбардировщиков на Лондон [5]

С 22 июня 1941 года эскадра действовала в основном составе (исключая IV./KG1 ) на направлении удара группы армий «Север» и находилась на северном участке фронта вплоть до сентября 1942 года. С 1942 года эскадра погруппно начала отправляться на другие участки фронта: в июле 1942 года II./KG1 улетела на брянское направление, в сентябре 1942 года вернулась, но с октября 1942 II./KG1 перебазировалась в Оршу и находилась на центральном направлении вплоть до начала 1943 года, когда была отведена в Германию. В то же время I./KG1 улетела в Витебск, в конце года в Харьков, с февраля по апрель 1943 года вновь была на севере, базируясь в Котлах и в апреле 1943 года отведена в Германию. III./KG1 в октябре 1942 года перебазировалась так же, как и штаб эскадры на сталинградское направление — в Морозовск, но уже в ноябре 1942 отправилась в тыл. Однако в отличие от штаба эскадры III./KG1 в январе 1943 года вернулась на восточный фронт; по май 1943 года вновь действовала под Ленинградом, затем принимала участие в Курской битве, затем до конца 1943 года находилась в Белоруссии, после чего отведена в тыл. IV./KG1 с лета 1942 года действовала на центральном участке советско-германского фронта, а потом — с осени 1942 вплоть до 1944 года — на севере, действуя из Риги и Каунаса.

Что касается I./KG1, II./KG1 и штаба эскадры, то они до мая 1943 года укомплектовывались в тылу, а в мае 1943 года перелетели в Северную Италию, откуда действовали в ходе высадки на Сицилию и над Италией — до осени 1943 года; после чего почти вся эскадра была собрана в Саксонии, перевооружена самолётами Heinkel He 177, став самым крупным соединенем этих самолётов, и нацелена на уничтожение советских заводов (так называемый проект «уральский бомбардировщик»). Однако проект «уральский бомбардировщик» не был воплощён, и с начала лета 1944 года эскадра, действуя с аэродромов в Восточной Пруссии, бомбила в частности Псков, Смоленск, Невель, Великие Луки. Летом 1944 года эскадра наносит удары по наступающим в ходе Белорусской операции советским танковым частям, но уже с 28 июля 1944 года она была перебазирована в Южную Германию и там частью расформирована, частью переформирована.





Штаб эскадры

Штаб эскадры (нем. Stab KG1) с момента формирования был вооружён самолётами He 111 (с марта 1942 по август 1942 года на вооружении штаба состояла модификация He 111H-6). Уже с 1941 года в штабе эскадры имелись на вооружении бомбардировщики Ju 88 модификаций A4 и А5, которые действовали до ноября 1943 года. В ноябре 1943 года эскадра была перевооружена самолётами He 177A3 и действовала на них до переформирования. Количество самолётов в штабе колебалось от одного до шести, а в период с августа по декабрь 1943 года штаб не имел самолётов вообще.

25 августа 1944 года штаб эскадры был переформирован в штаб 7-й истребительной эскадры «Новотны» (нем. Jagdgeschwader 7 «Nowotny»)

За 1941 год штабом эскадры потеряно 2 самолёта (1 Ju 88А5 и связной 1 Bf 108 ). За 1942 год потеряно 3 самолёта (2 Ju 88 А4 и 1 He 111) [6][7]

1-я группа

1-я группа (нем. I.Gruppe,сокращённо I./KG1) сформирована 1 мая 1939 года вместе со штабом. В группу входили 1-я, 2-я и 3-я эскадрильи (1./KG1, 2./KG1, 3./KG1 соответственно). Основой для формирования группы послужила 4-я группа 152-й бомбардировочной эскадры (IV./KG152). 1-я эскадрилья группы сформирована на базе 10-й эскадрильи 4-й группы 152-й эскадры, 2-я на базе 11-й, 3-я на базе 12-й эскадрильи.

24 марта 1942 года группа была переформирована в 3-ю группу 40-й бомбардировочной эскадры (III./KG40). Взамен её 8 июня 1942 года в Ренне сформирована 1-я группа 2-го формирования. Основой для воссоздания группы послужила 26-я бомбардировочная эскадра (KG26). 3-я группа этой эскадры (III./KG26) стала I./KG1, при этом 1-я эскадрилья группы сформирована на базе 8-й эскадрильи 3-й группы 26-й эскадры, 2-я эскадрилья на основе 9-й эскадрильи, а 3-я эскадрилья сформирована заново.

С момента формирования до лета 1942 года группа летала на He 111, с лета 1942 года действовала на самолётах Ju 88 модификаций A4 и А5, с начала 1943 года и модификации А14. С сентября по ноябрь 1943 года самолётов не имела вообще. В ноябре 1943 года группа была перевооружена самолётами He 177A3. Количество самолётов в группе колебалось от нуля до 34 (на февраль 1943).

В июле 1944 года группа была расформирована.

2-я группа

2-я группа (нем. II.Gruppe, сокращённо II./KG1) сформирована 18 сентября 1939 года в Пиннове. В группу входили 4-я, 5-я и 6-я эскадрильи (4./KG1, 5./KG1, 6./KG1 соответственно). Основой для формирования группы послужила 1-я группа 3-й учебной эскадры (I./LG3). 4-я эскадрилья группы сформирована на базе 1-й эскадрильи 3-й эскадры, 5-я на базе 2-й, 6-я на базе 3-й эскадрильи.

С момента формирования до марта 1941 года группа летала на He 111, с начала 1941 года начала получать самолёты Ju 88, с марта 1942 по ноябрь 1943 года использовала модификации A4 и А5 и С6. С сентября по декабрь 1943 года самолётов не имела вообще. В декабре 1943 года группа была перевооружена самолётами He 177A3, впоследстви получила и А5. Количество самолётов в группе колебалось от нуля до 39 (на май 1943).

За 1941 год группа потеряла 58 самолётов, за 1942 — 106 самолётов.

25 августа 1944 года группа переформирована в 1-ю группу 7-й истребительной эскадры «Новотны» (нем. Jagdgeschwader 7 «Nowotny»)

3-я группа

3-я группа (нем. III.Gruppe, сокращённо III./KG1) сформирована 15 декабря 1939 года в Бурге. В группу входили 7-я, 8-я и 9-я эскадрильи (7./KG1, 9./KG1, 9./KG1 соответственно). Группа формировалась заново.

С момента формирования до конца 1940 года группа летала на He 111, с конца 1940 года начала получать самолёты Ju 88, с марта 1942 по март 1944 года использовала модификации A4 и А5 и А14. В 1944 году группа была перевооружена самолётами He 177A3, впоследствии получила и А5. Количество самолётов в группе колебалось от нуля до 41 (на июнь 1944).

В августе 1943 года большая часть группы (7-я и 8-я эскадрильи) были переправлены во Фленсбург, а 9-я эскадрилья осталась в России и 1 февраля 1944 года была переформирована в 14-ю эскадрилью так называемых "охотников за поездами" (14.(Eis)/KG3) 3-й бомбардировочной эскадры «Молния» (нем. Kampfgeschwader 3 «Blitz» ).

Группа в составе двух эскадрилий 24 марта 1944 года была расформирована, но сформирована вновь в июне 1944 года в Виттмундхафене на основе 1-й группы 100-й бомбардировочной эскадры (нем. Kampfgeschwader 100); при этом 1-я эскадрилья 1-й группы стала 7-й, 2-я - 8-й, 3-я - 9-й.

25 августа 1944 года группа переформирована во 2-ю группу 7-й истребительной эскадры «Новотны» (нем. Jagdgeschwader 7 «Nowotny»)

4-я группа

4-я группа (нем. IV.Gruppe, сокращённо IV./KG1) сформирована 16 августа 1940 года на аэродроме Хандорф в Мюнстере как дополнительная (резервная) эскадрилья эскадры (Erg.Staffel/KG1), 10 апреля 1941 года была развёрнута в группу, в составе 10-й, 11-й и 12-й эскадрилий (10./KG1, 11./KG1, 12./KG1 соответственно). Штаб был сформирован вновь, 10-я эскадрилья была развёрнута на базе штабной эскадрильи группы (Stabsstaffel/KG1), 11-я эскадрилья переименована из дополнительной эскадрильи, а 12-я сформирована из эскадрильи 5-й резервной бомбардировочной группы (Erg.KGr.5). 6 декабря 1942 года в составе группы была сформирована ещё одна, 13-я эскадрилья.

В группе постоянно был разный состав, He 111 модификаций H-2, H-3, P-2, P-3, Ju 88 модификаций A4, А5, А7, D1. В 1944 году группа наряду с Ju-88 была перевооружена самолётами He 177A1 и А3. Группа была крупным соединением: количество самолётов доходило до 77 (на июль 1943).

25 августа 1944 года группа расформирована. Остававшаяся 10-я эскадрилья влилась в 1-ю эскадрилью 177-й резервной бомбардировочной группы (1./Erg.KGr.177)

Напишите отзыв о статье "1-я бомбардировочная эскадра (Германия)"

Примечания

  1. [www.ww2.dk/air/kampf/kg1.htm Kampfgeschwader 1]
  2. [www.lexikon-der-wehrmacht.de/Gliederungen/Kampfgeschwader/KG1.htm Lexikon der Wehrmacht - Kampfgeschwader 1 "Hindenburg"]
  3. de Zeng, H.L; Stanket, D.G; Creek, E.J. Bomber Units of the Luftwaffe 1933—1945; A Reference Source, Volume 1. Ian Allan Publishing, 2007. ISBN 978-1-85780-279-5
  4. [www.e-reading.org.ua/chapter.php/1003580/5/Bekker_Kayyus_-_Voennye_dnevniki_lyuftvaffe._Hronika_boevyh_deystviy_germanskih_VVS_vo_Vtoroy_mirovoy_voyne.html Глава 1 КОДОВЫЙ СИГНАЛ «ОСТМАРКФЛЮГ» - Военные дневники люфтваффе. Хроника боевых действий германских ВВС во Второй мировой войне]
  5. [www.e-reading.org.ua/chapter.php/1003580/72/Bekker_Kayyus_-_Voennye_dnevniki_lyuftvaffe._Hronika_boevyh_deystviy_germanskih_VVS_vo_Vtoroy_mirovoy_voyne.html Боевой приказ по I авиакорпусу для первого налета на Лондон, 7 сентября 1940 года - Военные дневники люфтваффе. Хроника боевых действий германских ВВС во Второй мировой войне]
  6. [www.airwar.ru/history/av2ww/axis/luftloss2/kg1-41.html Потери 1-й бомбардировочной эскадры "Гинденбург" на Восточном фронте в 1941 году]
  7. [www.airwar.ru/history/av2ww/axis/luftloss2/kg1-42.html Потери 1-й бомбардировочной эскадры "Гинденбург" на Восточном фронте в 1942 году]


Отрывок, характеризующий 1-я бомбардировочная эскадра (Германия)

В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.