Качинское высшее военное авиационное училище лётчиков

Качинское высшее военное авиационное училище лётчиков (КВВАУЛ, КВВАОЛКУЛ).
эмблема КВВАУЛ
Годы существования	21 ноября 1910 — 1 ноября 1998 года
Страна	Российская империя, СССР, Российская Федерация
Дислокация	1910—1912 Севастополь 1912—1941 Кача 1941—1954 Красный Кут 1954—1998 Волгоград

Ка́чинское вы́сшее вое́нное авиацио́нное учи́лище лётчиков (КВВАУЛ, КВВАОЛКУЛ; ранее ККВАШ) — ныне несуществующие военное лётное училище, бывшее одним из ведущих поставщиков военных лётчиков для ВВС Российской Империи, СССР и Российской Федерации с 1910 по 1998 год.

История

К первому десятилетию 20 века в Русской императорской армией стали привычными некоторые функции воздухоплавания — уже более 20 лет с помощью воздушных шаров велась разведка и корректировка артиллерийского огня. В среде генералитета Российской Империи, как и в остальных военных штабах развитых государств этой эпохи, начались попытки военного применения технических новинок — дирижаблей и самолетов с новыми функциями — бомбардировка и воздушные бои между истребителями самолетов. При содействии Великого князя Александра Михайловича, шефа Российского императорского военно-воздушный флота, в дополнение к готовившей пилотов воздушных шаров Воздухоплавательного парка, были созданы 2 авиашколы: Офицерская воздухоплавательная школа в Гатчине и Севастопольская офицерская школа авиации — будущее Качинское лётное училище. Причем школа в Гатчине готовила и военных и гражданских пилотов, а в Севастополе — только военных.

Севастопольская офицерская школа авиации была открыта 21 ноября 1910 года, а первый выпуск из 24 лётчиков состоялся 26 октября 1911 года в присутствии Николая II. Первыми самолетами училища стали: 2 биплана Farman IV, 3 моноплана Blériot XI, 1 биплан «Соммер» и 2 моноплана «Антуаниет». Летом 1911 года её посетил председатель Государственной думы Гучков, после чего правительство выделило авиашколе 1,5 миллиона рублей на приобретение земли под аэродром. На эти средства были приобретен участок пригодной земли размером 658 десятин (7,1 квадратных километра) возле речки Качи, в 20 километрах от Севастополя. Летом 1912 года школа совершила свой первый переезд к новому аэродрому и прилегающему хутору Александро-Михайловка. Развитие инфраструктуры школы дало импульс развитию посёлка Кача, в который был переименован бывший хутор. До 1917 года школа подготовила 609 военных лётчиков, знания и навыки которых пригодились Российской армии в Первой мировой войне..

После Октябрьской революции персонал школы, как и все общество России, оказался разделен на тех кто остался верен монархии, и тех кто стал её противником. Выпускники школы 1910—1917 годов стали воевать друг с другом на фронтах Гражданской войны. Комиссаром революционного Севастопольского совета стал матрос Филипп Задорожный, служивший в Качинской авиашколе, командиром авиации Красного Крыма стал Василий Ремезюк, выпускник школы 1916 года, первый авиатор России Михаил Ефимов стал большевиком и красным военным лётчиком в Севастополе. Огромный авторитет в среде военных лётчиков, возможно, спас жизнь основателю школы Великому князю Александру Михайловичу — его и других Романовых, находившихся в Крыму в 1917 году арестовали и держали в имении Дюльбер, охраной арестованных командовал большевик Задорожный, который вступил в вооруженный конфликт с Ялтинский революционным советом, в котором преобладали анархисты, руководил обороной Дюльбера и не дал расстрелять арестованных.

В дни Гражданской войны авиашкола готовила военных лётчиков для Добровольческой армии Белого движения, воевавшей в Крыму, а после слияния Добровольческой армии с Всевеликим войском Донским — для всего «белого» юга России.

После победы Красной Армии продолжило подготовку военных лётчиков как 1 авиационная школа Красной Армии, в состав которой в 1922 году была влита 1-я Московская школа военных лётчиков Красного Воздушного Флота (бывшая Гатчинская авиашкола, переведенная в дни Гражданской войны в город Зарайск Московской области). Таким образом получилось слияние двух старейших авиашкол России.

В 1938 году школа стала называться «Качинская Краснознаменная военная авиационная школа имени Мясникова», имя Качинская, бывшей до этого обиходным, стало официальным.

В 1941 году, после начала Великой Отечественной войны и стремительного приближения фронта школа была переведена в город Красный Кут Саратовской области, и начало в усиленно готовить лётчиков для фронта.

В 1954 году училище перебазировано в Сталинград, ему досталась инфраструктура Сталинградского авиаучилища (которое после эвакуации а 1942 году в Кустанай не вернулось в Сталинград, а было перебазировано в Новосибирск в 1946 году), основным аэродромом училища стал Бекетовка, а на оставшаяся в Красном Куте лётной инфраструктуре было создано Краснокутское лётное училище гражданской авиации. Кроме Сталинграда-Волгограда отдельные учебные корпусы и аэродромы были созданы по всей Волгоградской области: в Камышине, Котельниково, Морозовске.

В 1990-х годах было принято решение о сокращении количества необходимых стране военных лётчиков, и соответственно, военных лётных училищ. В 1997 году поднимался вопрос, какое училище оставить — Качинское или Армавирское. Было принято решение расформировать Качинское, так как Волгоград значительно больше Армавира, и сокращенному составу училища будет легче найти работу на гражданских специальностях. Качинское лётное училище было расформировано в соответствии с приказом Министра обороны Игоря Сергеева № 397 от 6 ноября 1997 года.

Во время празднования 100-летия российской авиации и Качинского училища в ноябре 2010 года министр обороны Анатолий Сердюков подписал приказ о присвоении Краснодарскому авиаучилищу имени Качинского, но переименования не произошло.

За советский период училище подготовило 16 574 лётчика, среди которых было 352 Героя Советского Союза, 17 Героев РФ, 119 заслуженных военных лётчиков и лётчиков-испытателей, 12 маршалов авиации и 200 генералов.

Часть инфраструктуры училища продолжила служить российской армии: в Волгограде учебные корпуса были отданы 20 мотострелковой дивизии, здания ШМАС (школа младших авиационных специалистов) в Камышине были отданы 242 мотострелковому полку, аэродром и учебный полк в городе Котельниково переподчинены Краснодарскому ВВАУЛ, аэродром Бекетовка стал спортивным.

Названия

• 1910 — Севастопольская офицерская школа авиации
• 1916 — Севастопольская Его Императорского Высочества Великого князя Александра Михайловича военная авиационная школа
• 1918 — Военно-авиационная школа Добровольческой армии
• 1920 — Тренировочная школа авиации Южного фронта
• 1921 — Отделение лётной школы авиации № 1
• 1922 — Лётная школа авиации № 1
• 1923 — Первая военная школа лётчиков
• 1925 — Первая военная школа лётчиков им. А. Ф. Мясникова
• 1938 — Качинская Краснознаменная военная авиационная школа им. А. Ф. Мясникова
• 1945 — Качинское Краснознаменное военное авиационное училище лётчиков им. А. Ф. Мясникова
• 1959 — Качинское Краснознаменное высшее военное авиационное училище лётчиков им. А. Ф. Мясникова
• 1965 — Качинское высшее военное авиационное ордена Ленина Краснознамённое училище лётчиков им. А. Ф. Мясникова

Память

• Миг-17 в Каче;
• Бюсты лётчиков-качинцев Героев Советского Союза в посёлке Кача;
• МиГ-21 в Волгограде, установлен 2 февраля 1975 на улице Качинцев, перед входом в бывшее училище;
• МиГ-21 в Котельниково Волгоградской области, где располагался филиал училища;

• RU090 10.jpg

  Почтовая марка 2010 года, к столетию Качинского училища.

• MiG-21 monument in Volgograd, Russia.jpg

  МиГ-21 Волгоград

• Kotelnikovo - monument 01.JPG

  МиГ-21 Котельниково

Ссылки

• [mokrov.net/main.php?g2_itemId=25994 Фотографии авиашоу ] — Посвященное 100-летию Качинского училища лётчиков в городе Волгограде.
• [kacha.ru Виртуальная Кача — сайт Качинского ВВАУЛ]

Отрывок, характеризующий Качинское высшее военное авиационное училище лётчиков

– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.


На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.