1-я воздушно-десантная дивизия (Великобритания)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
1-я воздушно-десантная дивизия

Десантники 1-й воздушно-десантной дивизии во время операции «Маркет Гарден»
Годы существования

19411945

Страна

Великобритания Великобритания

Подчинение

Британская армия

Входит в

1-й воздушно-десантный корпус

Тип

воздушно-десантные войска (планерная пехота[en])

Функция

десантные операции

Численность

12,148 человек[1]

Прозвище

«Красные дьяволы» (англ. Red Devils, нем. Rote Teufel)[2]

Участие в
Знаки отличия

Командиры
Известные командиры

генерал-майор Фредерик Браунинг[en]
генерал-майор Рой Уркварт[en]

1-я воздушно-десантная дивизия (англ. 1st Airborne Division) — подразделение воздушно-десантных войск Великобритании, существовавшее во время Второй мировой войны. Дивизия была образована в 1941 году по личному распоряжению Уинстона Черчилля, премьер-министра Великобритании. Это была одна из двух воздушно-десантных дивизий Великобритании (другая, 6-я дивизия[en] была образована в мае 1943 года на основе некоторых подразделений 1-й дивизии). Предназначалась для проведения воздушно-десантных операций с участием как обычных парашютистов, так и специальных планерных пехотных частей[en] (англ. Glider infantry), которые высаживались с планеров на указанные диспозиции и при этом не использовали парашютное снаряжение.

Первыми действиями дивизии стали рейды на побережья Франции (Бруневальдский рейд или операция «Укус») и Норвегии (операция «Незнакомец»). Часть дивизии участвовала в боях в Северной Африке в конце 1942 года, а после высадки союзников на Сицилии приняла участие в нескольких наземных высадках, отправив свои бригады: 1-я воздушно-десантная участвовала в операции «Лэдброук»; также одна парашютная бригада участвовала в операции «Фастиан»[en]. Обе высадки оказались неудачными, и позднее дивизия участвовала в полномасштабной морской десантной операции «Слэпстик»[en].

В декабре 1943 года дивизия вернулась в Англию, где проходила подготовку к высадке в Нормандии (в итоге она осталась в резерве). В сентябре 1944 года она высадилась в рамках операции «Маркет Гарден» в 60 милях за линией фронта с целью захвата мостов через Рейн. Операция провалилась, а дивизия в ходе Арнемской битвы была окружена и с большими потерями в течение девяти дней выходила из окружения. Полностью восстановить численность она не смогла. Последняя её операция под кодовым названием «Судный день» состоялась в мае 1945 года в Норвегии, когда капитулировали последние немецкие части. В ноябре 1945 года дивизия расформирована.





Предпосылки к формированию

Уинстон Черчилль был впечатлён немецкими десантными операциями во время Французской кампании, поэтому он приказал Военному министерству[en] заняться подготовкой парашютистов (не менее 5 тысяч человек)[3]. 21 июня 1940 Центр по подготовке десантников[en] был образован на аэродроме Рингвэй[en]. Изначально его руководству были даны указания готовить парашютистов как таковых, однако затем в программу обучения включили и управление планерами для доставки парашютистов на поле боя[4][5]. Министерство авиационной промышленности заключило контракт с авиакомпанией General Aircraft Limited[en] для разработки специального планера[6], коим стал General Aircraft Hotspur[en], способный доставлять до 8 солдат и использовавшийся как на учениях, так и в операциях[7].

22 июня 1940 2-е подразделение коммандос[en] включило в план подготовки своих военнослужащих прыжки с парашютом. 21 ноября был преобразован 11-й батальон Особой воздушной службы, куда были включены парашютное подразделение и группа планеров[8][9]. Успех парашютистов в первой же воздушно-десантной операции «Колосс»[en] заставил Военное министерство расширить состав воздушно-десантных сил Великобритании путём образования Парашютного полка[en], а также начала разработок планов по переподготовке некоторых пехотных батальонов[10]. 31 мая 1941 между армией и королевскими ВВС был подписан меморандум, по которому британские воздушно-десантные силы расширялись до двух бригад (одна базируется в Англии, другая — на Ближнем Востоке), а размер личного состава сил доходил бы до 10 тысяч человек[11].

История образования

11-й батальон Особой воздушной службы был преобразован в 1-й парашютный батальон. Вместе с недавно образованными 2-м и 3-м парашютными батальонами образовал 1-ю парашютную бригаду[en] под командованием бригадира Ричарда Гэйла[en], будущего командующего 6-й воздушно-десантной дивизией[en]. 2-й и 3-й батальоны формировались из добровольцев в возрасте от 22 до 32 лет, служивших ранее в пехоте (не более 10 человек из одного подразделения).

В октябре 1941 года Фредерик Артур Монтег Браунинг[en], произведённый в генерал-майоры, был назначен командующим Парашютными и воздушно-десантными войсками, после чего приказал подготовить штаб-квартиру для набора десантников и их обучения. 10 октября 1941 была сформирована 1-я воздушно-десантная бригада на основе 31-й отдельной пехотной бригадной группы[en], которой командовал бригадир Джордж Фредерик Хопкинсон[en][12][13]. В бригаде были всего четыре батальона: 1-й Пограничного полка[en], 2-й Южно-Стаффордширского полка, 2-й Оксфордширского и букингемского лёгкого пехотного полка[en] и 1-й Королевских ольстерских стрелков[en][14]. Непригодных к службе в десантниках солдат заменили добровольцы из других подразделений[15]. К концу года штаб-квартира Браунинга стала штаб-квартирой всей 1-й воздушно-десантной дивизии[16].

1942—1943

Браунинг заявил, что уже имеющиеся десантные подразделения нельзя бросать в бой куда попало, поэтому приказал подготовить новые части. Разрешение на подготовку дальнейших бригад было получено в июле 1942 года. Так появилась 2-я парашютная бригада[en] под командованием бригадира Эрнеста Дауна. Во 2-ю бригаду вошёл 4-й парашютный батальон[17] и ещё два батальона на основе полков линейной пехоты: 5-й шотландский, образованный на основе 7-го батальона Личных Её Величества камеронских горцев[en] и 6-й королевских уэльсцев, созданный из 10-го батальона Королевских уэльских фузилёров.

3-я парашютная бригада[en] включала в себя 7-й парашютный легкопехотный батальон[en] (бывший 10-й батальон Сомерсетского лёгкого пехотного полка[en]), 8-й мидлендский парашютный батальон[en] (бывший 13-й батальон Королевского уорвикширского полка[en]) и 9-й парашютный батальон Востока и метрополии[en] (бывший 10-й батальон Эссекского полка[en]). Она была образована в ноябре 1943 года и включена в состав той же 1-й дивизии. Чуть позже 1-ю бригаду отправили в Северную Африку для участии в операции «Торч».

В апреле 1943 года командующий 1-й воздушно-десантной бригады Хопкинсон был произведён в генерал-майоры и возглавил дивизию. В тот же год дивизия была переброшена в Тунис для участия в операциях на Средиземноморском театре. 3-я парашютная бригада и два батальона 1-й воздушно-десантной бригады — 1-й Королевских ольстерских стрелков и 2-й Оксфордцев и букингемцев — остались в Англии, формируя ядро будущей 6-й воздушно-десантной дивизии[en]. По прибытии 1-я воздушно-десантная дивизия была укомплектована дополнительно 4-й парашютной бригадой[en], сформированной на Ближнем Востоке в 1942 году. В дополнение к 156-му парашютному батальону[en], набранному из индийских частей, в состав бригады входили 10-й[en] и 11-й[en] парашютные батальоны, набранные из британских частей в Египте и Палестине.

Дивизия участвовала в операциях по высадке на Сицилию, куда были отряжены две бригады, а также в морском десанте в Таранто. Во время боёв в Италии генерал-майор Эрнест Даун возглавил дивизию: его предшественник в одном из боёв получил ранения, несовместимые с жизнью. После капитуляции Италии дивизия в декабре 1943 года вернулась в Англию, а 2-я парашютная бригада стала отдельным воинским формированием[18].

1944—1945

После прибытия дивизии в Англию Эрнест Даун отправился в Индию для контроля над процессом формирования 44-й индийской воздушно-десантной дивизией[en], а командовать 1-й воздушно-десантной стал генерал-майор Рой Уркварт[19]. В Нидерландах в состав дивизии вошла 1-я отдельная польская парашютная бригада[en], которая готовилась к операции «Маркет Гарден»[20]. В операции были задействованы около 10 тысяч человек, но в Великобританию живыми вернулись чуть менее 2200[21]. Понёсшая серьёзные потери 4-я парашютная бригада была расформирована, а её военнослужащие были переведены в 1-ю парашютную бригаду. Дивизия прошла полную реорганизацию, но свою былую мощь так и не восстановила до конца войны по причине нехватки призывников в Великобритании. В мае 1945 года дивизия отправилась в Норвегию для разоружения немецких солдат. В ноябре 1945 года дивизия официально была расформирована[22].

Боевой путь

Франция

Операция «Укус» (англ. Operation Biting), также известная как Бруневальдский рейд, была спланирована Штабом межвойсковых операций в 1942 году[13]. Конечной целью являлась радиолокационная станция «Вюрцбург»[en], стоявшая во французском Бруневале[en]. По причине мощной береговой обороны британцы отказались от использования морской высадки с участием британских коммандос, опасаясь не только больших потерь, но и уничтожения немцами средств управления радаром. Вместо этого было решено сбросить десант на парашюте (продумав заранее возможную эвакуацию с моря), чтобы застать немцев врасплох и захватить радар[16].

В ночь на 27 февраля 1942 рота C 2-го парашютного батальона под командованием майора Джона Фроста[en] была сброшена на парашютах недалеко от пункта назначения[16]. Отряд предпринял штурм виллы, где хранилось оборудование для настройки радара, убив нескольких солдат из немецкой охраны и захватив оборудование после непродолжительной перестрелки[23]. Техник, прибывший вместе с войсками, разобрал радар на части и забрал несколько ключевых элементов радара, чтобы отправить их в Британию. Диверсанты поспешили на пляж для эвакуации. Несмотря на то, что специальный отряд не зачистил пляж, парашютисты после недолгой перестрелки уничтожили охрану пляжа и успешно скрылись. Потери среди атакующих были незначительны, а все необходимые части радара успешно были отправлены в Великобританию: помощь британским учёным оказывал и немецкий техник, который непосредственно принимал участие в дальнейших разработках британских радиолокационных станций и показывал отличия между британскими и немецкими радарами[24].

Норвегия

Операция «Незнакомец» стала первой британской воздушно-десантной операцией, проведённой при участии планеров. Объектом нападения стала гидроэлектростанция Веморк компании Norsk Hydro, на которой велось производство тяжёлой воды, необходимой для развития ядерной программы Германии[25]. Немцы были очень близки к созданию первого ядерного реактора, но для его работы им необходимо было огромное количество тяжёлой воды. Источником и была как раз та самая электростанция, оккупированная в 1940 году. Британское правительство, получив от своей разведки сведения о немецкой ядерной программе, приказало уничтожить электростанцию и сорвать доставку тяжёлой воды[26]. Несколько планов разрушения были отвергнуты, и в итоге эта обязанность легла на плечи десантников 1-й дивизии при поддержке 30 сапёров из Корпуса королевских инженеров[en]. Отряд должен был высадиться на планере недалеко от электростанции, заложить взрывные заряды и активировать их[25].

Два самолёта, каждый из которых нёс по одному планеру, вылетели ночью 19 ноября 1942 из Шотландии. Самолёты достигли норвежского побережья, но не смогли долететь до электростанции: первый самолёт попал в снежную бурю, и в итоге планер разбился, что привело к гибели восьми десантников и тяжёлым ранениям четырёх. Уцелели всего 5 человек, которых немцы захватили в плен, а первый самолёт улетел обратно на базу[27]. Второй самолёт попал в ещё более ужасные условия, и в итоге как сам транспортный самолёт, так и планер разбились, врезавшись в гору. Погибли весь экипаж и почти все пассажиры: немногих выживших захватили в плен[28], а чуть позже расстреляли по приказу Гитлера «О коммандос[en]», который предписывал не брать в плен живьём британских коммандос[25].

Сицилия

Операция «Беггар» длилась с марта по август 1943 года и имела целью поддержку британских сил в Северной Африке[29]. Эту миссию выполняли пилоты планеров дивизии и 295-й эскадрильи[en] для подготовки к грядущему вторжению на Сицилию[30]. В ходе операции применялись планеры Airspeed Horsa, буксируемые бомбардировщиками Handley Page Halifax из Великобритании в Тунис[31]. Планеры Horsa использовались вместо американских планеров Waco, не подходивших для подобных операций[30]. В ходе перебросок не обошлось без потерь: два немецких истребителя Fw-200 Condor обнаружили и сбили тандем из бомбардировщика и планера[32], а всего за время операции были потеряны пять планеров и ещё три самолёта. 27 планеров всё-таки успешно прибыли в Тунис перед самым началом операции по высадке на Сицилию[33].

1-я воздушно-десантная бригада участвовала в десантировании у Сиракуз в рамках операции «Лэдброук». Операция началась 9 июля 1943 и положила заодно начало высадке союзников на Сицилию. Бригаду оснастили 144 планерами Waco и 6 планерами Horsa, поставив основную задачу высадиться у Сиракуз, занять мост Понте-Гранде и городской порт[34]. Однако по пути на Сицилию 65 планеров пустились в свободный полёт слишком рано и упали в море, унеся жизни 252 человек[35]. К мосту прибыли только 87 человек, однако он был успешно захвачен. Мост было необходимо удерживать вплоть до подхода союзных сил, но британцы, отражая итальянские атаки, израсходовали все боеприпасы. Целыми и невредимыми остались только 15 солдат, сдавшихся в плен. Противник, вернув контроль над мостом, попытался взорвать его, но выяснилось, что всю взрывчатку британцы забрали с собой[36]. А вскоре другие части воздушно-десантной бригады разрушили линии сообщения между итальянскими частями и захватили артиллерийские батареи[37].

Операция «Фастиан» стала второй миссией 1-й воздушно-десантной дивизии на Сицилии и выполнялась 1-й парашютной бригадой[en]. Целью миссии стал захват моста Примосоле через реку Симето[38]. Ставка делалась на то, что парашютная бригада вместе с планеро-десантными частями сумеет закрепиться на обоих берегах реки[39]. Один батальон должен был занять мост, ещё два — укрепиться на севере и юге от него соответственно[40], а затем дождаться подкреплений от 13-го корпуса[en], входившего в состав 8-й армии: тот высадился тремя днями ранее на юго-восточном побережье острова[41]. Однако операция с самого начала пошла не так, как планировалось: огромное количество транспортных самолётов во время перелёта были повреждены или сбиты (их атаковали как немецко-итальянские, так и свои же британские части)[42]. Попытка взять курс на уклонение от вражеского огня рассеяла полностью все британские части, и большая часть британских десантников (за исключением двух рот) оказалась за пределами расчётной зоны высадки[40]. Впрочем, мост парашютистам удалось захватить, а позиции на севере и юге они удерживали вплоть до полуночи[43]. На помощь к парашютистам поспешила 50-я Нортумбрийская пехотная дивизия[en], несмотря на то, что у неё не хватало горючего и транспортных средств (она находились в миле от моста на момент наступления полуночи)[44]. К тому моменту у десантников росли потери и заканчивались боеприпасы, а командир бригады Джеральд Латбери уже вынужден был отступить и оставить мост[45]. На следующий день британские силы вместе с 9-м батальоном Даремского лёгкого пехотного полка[en] продолжили бои за мост, но взять его удалось только через три дня после начала Сицилийской операции, когда на северном побережье реки батальон даремцев сумел закрепиться при поддержке парашютистов[45].

Италия

Операция «Слэпстик»[en] представляла собой морской десант у итальянского порта Таранто, организованный в сентябре 1943 года во время вторжения союзников в Италию[46]. Подготовка к операции началась сразу же после решения итальянского правительства открыть порты Таранто и Бриндизи для союзников[47]. Выполнять миссию взялась 1-я воздушно-десантная дивизия, которая на тот момент находилась в Северной Африке[46]. Поскольку самолётов не хватало (а они использовались в операциях «Аваланш» у Салерно и «Бэйтаун[en]» в Калабрии)[48][49], то было принято решение высадить воздушно-десантную дивизию с моря на кораблях британского ВМФ[50]. Десантники фактически без боя взяли Таранто и Бриндизи на Адриатическом побережье: порты были способны принимать корабли[51].

Основу немецких сил, оставшихся в районе, составляла 1-я парашютная дивизия[52], которая, отступая к северу, устраивала засады и перекрывала дороги продвигавшимся британским войскам. К концу сентября 1-я воздушно-десантная британская продвинулась на 201 км к Фодже. Полученные подкрепления от 8-й индийской[en] и 78-й британской пехотных дивизий[en] позволили дивизии отойти к Таранто[53][54], но та вернулась не без потерь: во время одного из сражений, в котором вражеские позиции штурмовал 10-й парашютный батальон[en], был убит пулемётным огнём один из членов штаба командования 1-й воздушно-десантной дивизии, генерал-майор Джордж Фредерик Хопкинсон. Его должность занял Эрнест Даун, командир 2-й парашютной бригады.

Англия

В декабре 1943 года дивизия вернулась в Англию и начала подготовку к грядущей высадке в Северо-Западной Европе под наблюдением 1-го воздушно-десантного корпуса. Хотя 1-я воздушно-десантная дивизия не отмечалась в числе подразделений, которые должны были высадиться в Нормандии, был специально разработан план операции «Истощение»[en], в ходе которой дивизию планировали сбросить на парашютах как подразделение поддержки на случай серьёзных проблем в наступлении. Этого, однако, не понадобилось[55].

Пока 6-я воздушно-десантная дивизия[en] дралась в Нормандии, командование придумывало один за другим планы по отправлению 1-й воздушно-десантной дивизии во Францию, но ни один не подходил. В июне и июле 1944 года были разработаны планы следующих операций[56]:

Но и на момент начала августа 1944 года дивизия ещё была в Англии. Появились новые планы по задействованию дивизии в составе крупных сил[57]:

В конце концов, в сентябре разработали ещё один план — операции «Комета». Согласно плану, три бригады 1-й воздушно-десантной дивизии должны были десантироваться в Нидерландах и захватить переправы через реки. 1-я бригада захватывала мост через реку Ваал у Неймегена, 2-я бригада — мост через Маас у Граве, 3-я бригада — мост через Рейн у Арнема[59]. 10 сентября, когда подготовка велась полным ходом, объявили об отмене миссии для дивизии и возложили эти обязанности на три дивизии 1-й союзной воздушной армии[60].

Нидерланды

Операция «Маркет Гарден» проводилась силами трёх дивизий в Нидерландах в сентябре 1944 года: с воздуха были сброшены десантники 1-й британской, 82-й американской и 101-й американской воздушно-десантных дивизий. Целью был захват нескольких ключевых мостов и населённых пунктов за линией фронта. На севере, около города Арнем, также высадилась 1-я отдельная польская парашютная бригада, которая должна была захватить мосты через Недер-Рейн. По расчётам командования, 30-й армейский корпус[en] должен был достичь предполагаемого места высадки десантников за два-три дня[20].

Высадка пошла не по плану: 1-я воздушно-десантная высадилась не совсем там, где требовалось, и вынуждена была вступить сходу в бой против двух танковых дивизий СС — 9-й «Хоэнштауфен» и 10-й «Фрундсберг». До моста через Арнем добралась небольшая часть десантников, в то время как остальные остались в окрестностях Арнема[61]. 30-й корпус не смог быстро перебросить свои силы на север и не сумел добраться до десантных частей. После четырёх дней сражений небольшая группа британских войск была разбита у моста, а остатки дивизии попали в огромный мешок к северу от реки. Ни 1-й польская парашютная бригада, ни 30-й корпус уже не смогли исправить положение, когда прибыли на южное побережье[62]. Кровопролитные бои велись в течение 9 дней: за это время дивизия потеряла 8 тысяч человек убитыми. Наконец, остатки дивизии сумели уйти на юг к Рейну, а дивизия больше в бой до конца войны так и не вступала[21].

Норвегия

В мае 1945 года после капитуляции Германии и завершения войны в Европе 1-я воздушно-десантная дивизия была отправлена в Норвегию для того, чтобы разоружить оставшиеся там немецкие войска численностью 350 тысяч человек[63]. Дивизия исполняла обязанности и по поддержанию гражданского порядка в стране вплоть до прибытия соответствующих оккупационных сил — подразделения 134 (англ. Force 134). За время пребывания в Норвегии дивизия получила приказ о контролировании процесса разоружения немецких войск для предотвращения возможных диверсий, бунтов и гражданских беспорядков[64].

8 мая 1945 в 23:01 по среднеевропейскому времени в силу вступил Акт капитуляции Германии, который был передан и командиру немецких сил в Норвегии, генералу Францу Бёме. С 9 по 11 мая части 1-й воздушно-десантной дивизии Великобритании прибыли к Осло и Ставангеру[65][66], хотя и здесь не обошлось без потерь: один из самолётов разбился, и несколько человек погибли[67]. Лишь в единичных случаях немецкие солдаты, не желая признавать капитуляцию, оказывали сопротивление прибывшим британцам. Во время операции британские войска также участвовали в церемонии встречи норвежского короля Хокона VII, занимались освобождением союзных военнопленных, арестом военных преступников и разминированием зданий и территорий[68]. Параллельно некоторые из военнослужащих сумели установить обстоятельства гибели диверсантов в октябре 1942 года, проводивших диверсии на заводе Веморк в рамках операции «Незнакомец»[64].

26 августа 1945 дивизия, вернувшаяся в Великобританию, официально была расформирована[63].

Расстановка сил

Командиры

Подразделения

Напишите отзыв о статье "1-я воздушно-десантная дивизия (Великобритания)"

Примечания

  1. Gregory, 1979, p. 50.
  2. Otway, 1990, p. 88.
  3. Otway, 1990, p. 21.
  4. Otway, 1990, pp. 28—29.
  5. Smith, 1992, p. 7.
  6. Flint, 2006, p. 73.
  7. Lynch, 2008, p. 31.
  8. Shortt and McBride, 1981, p. 4.
  9. Moreman, 2006, p. 91.
  10. Harclerode, 2005, p. 218.
  11. Tugwell, 1971, p. 123.
  12. Tugwell, 1971, p. 125.
  13. 1 2 Ferguson, 1984, p. 7.
  14. 1 2 Ferguson, 1984, p. 15.
  15. Blockwell and Clifton, 2005, p. 63.
  16. 1 2 3 Tugwell, 1971, p. 126.
  17. Ferguson, 1984, p. 8.
  18. Ferguson, 1984, p. 13.
  19. Ferguson, 1984, p. 16.
  20. 1 2 Ferguson, 1984, p. 21.
  21. 1 2 Ferguson, 1984, p. 26.
  22. Ferguson, 1984, p. 46.
  23. Tugwell, 1971, pp. 126—127.
  24. Tugwell, 1971, p. 127.
  25. 1 2 3 Ferguson, 1984, p. 9.
  26. Tugwell, 1971, p. 139.
  27. Tugwell, 1971, pp. 139—140.
  28. Tugwell, 1971, p. 140.
  29. Smith, 1992, p. 153.
  30. 1 2 Peters and Buist, 2009, p. 12.
  31. Seth, 1955, p. 77.
  32. [www.telegraph.co.uk/news/obituaries/1354357/His-Honour-D-A-Tommy-Grant.html Obituary Tommy Grant], Daily Telegraph (7 сентября 2000). [archive.is/cCx7u Архивировано] из первоисточника 5 мая 2013. Проверено 21 июня 2011.
  33. Lloyd, 1982, pp. 43–44.
  34. Harclerode, 2005, p. 256.
  35. Mitcham, 2007, pp. 73–74.
  36. Mitcham, 2007, p. 75.
  37. Mrazek, 2011, p. 79.
  38. Tugwell, 1971, p. 159.
  39. Mrazek, 2011, p. 83.
  40. 1 2 Reynolds, 1998, p. 37.
  41. Mitcham, 2007, p. 335.
  42. Mrazek, 2011, p. 84.
  43. Mitcham, 2007, p. 152.
  44. Tugwell, 1971, p. 165.
  45. 1 2 Quarrie, 2005, p. 77.
  46. 1 2 Cole, 1963, p. 51.
  47. Blumenson, 1969, p. 60.
  48. Tugwell, 1971, p. 168.
  49. Blumenson, 1969, p. 26.
  50. Cole, 1963, p. 52.
  51. Blumenson, 1969, p. 114.
  52. Molony, 2004, p. 243.
  53. Cavendish, 2010, p. 17.
  54. Prasad, 1956, p. 368.
  55. Peters and Buist, 2009, p. 10.
  56. Peters and Buist, 2009, p. 19.
  57. Peters and Buist, 2009, p. 26.
  58. Peters and Buist, 2009, p. 21.
  59. Peters and Buist, 2009, p. 28.
  60. Peters and Buist, 2009, pp. 40–41.
  61. Ferguson, 1984, p. 22.
  62. Ferguson, 1984, p. 25.
  63. 1 2 [tna.europarchive.org/20061101003926/www.army.mod.uk/para/history/rhine.htm Operation Varsity] (англ.). Министерство обороны Великобритании (26 марта 2004). Проверено 12 августа 2011. [web.archive.org/web/20110716050822/tna.europarchive.org/20061101003926/www.army.mod.uk/para/history/rhine.htm Архивировано из первоисточника 16 июля 2011].
  64. 1 2 Ferguson, 1984, p. 30.
  65. Urquhart, 2007, p. 228.
  66. Otway, 1990, p. 327.
  67. Otway, 1990, p. 326.
  68. Otway, 1990, p. 328.
  69. Urquhart, 2007, p. 225.

Литература

  • Blockwell A., Clifton M. Diary of a Red Devil: By Glider to Arnhem with the 7th King's Own Scottish Borderers. — Solihill, United Kingdom, 2005. — ISBN 1-874622-13-2.
  • Blumenson M. [www.worldcat.org/title/salerno-to-cassino/oclc/631290895 United States Army in World War 2, Mediterranean Theater of Operations, Salerno to Cassino]. — Washington, D.C.: Defense Department Army, Government Printing Office, 1969.
  • Cavendish M. Global Chaos World War II // World War II. — New York: Marshall Cavendish Benchmark, 2010. — ISBN 0-7614-4948-5.
  • Cole H. N. [www.worldcat.org/oclc/29847628 On wings of healing: the story of the Airborne Medical Services 1940–1960]. — Edinburgh: William Blackwood, 1963.
  • Ferguson G. The Paras 1940–84 // Volume 1 of Elite series. — Oxford, UK: Osprey Publishing, 1984. — ISBN 0-85045-573-1.
  • Flint K. Airborne Armour: Tetrarch, Locust, Hamilcar and the 6th Airborne Armoured Reconnaissance Regiment 1938–1950. — Solihull, UK: Helion & Company Ltd, 2006. — ISBN 1-874622-37-X.
  • Guard J. Airborne: World War II Paratroopers in Combat. — Oxford, UK: Osprey Publishing, 2007. — ISBN 1-84603-196-6.
  • Gregory B., Batchelor J. Airborne warfare, 1918–1945. — Exeter, Devon: Exeter Books, 1979. — ISBN 978-0-89673-025-0.
  • Harclerode P. Wings Of War – Airborne Warfare 1918–1945. — London: Weidenfeld & Nicolson, 2005. — ISBN 0-304-36730-3.
  • Horn B., Wyczynski M. Paras versus the Reich Canada's paratroopers at war, 1942–45. — Toronto, Canada: Dundurn Press Ltd, 2003. — ISBN 978-1-55002-470-8.
  • Lynch T. Silent Skies: Gliders At War 1939-1945. — Barnsley, UK: Pen & Sword Military, 2008. — ISBN 0-7503-0633-5.
  • Lloyd A. The Gliders: The story of Britain's fighting gliders and the men who flew them. — Ealing, United Kingdom: Corgi, 1982. — ISBN 0-552-12167-3.
  • Mitcham S. W., Von Stauffenberg F. The Battle of Sicily: How the Allies Lost Their Chance for Total Victory // Stackpole Military History Series. — Mechanicsburg, Pennsylvania: Stackpole Books, 2007. — ISBN 0-8117-3403-X.
  • Major-General Davies H. L., Captain Flynn F. C. (R. N.), Brigadier C.J.C. Molony, Group Captain Gleave T. P. The Mediterranean and Middle East, Volume V: The Campaign in Sicily 1943 and The Campaign in Italy 3rd September 1943 to 31st March 1944 // History of the Second World War, United Kingdom Military Series / Sir James Ramsay Montagu Butler. — Uckfield, UK: Naval & Military Press, 2004. — ISBN 1-84574-069-6.
  • Moreman T. R. British Commandos 1940–46. — Oxford, UK: Osprey Publishing, 2006. — ISBN 1-84176-986-X.
  • Mrazek J. Airborne Combat: Axis and Allied Glider Operations in World War II // Military History Series. — Mechanicsburg, Pennsylvania: Stackpole Books, 2011. — ISBN 0-8117-0808-X.
  • Lieutenant-Colonel Otway T. B. H. Army – Airborne Forces in the Second World War. — London: Imperial War Museum, 1990. — ISBN 0-901627-57-7.
  • Peters M., Buist L. Glider Pilots at Arnhem. — Barnsley, UK: Pen & Sword Books, 2009. — ISBN 1-84415-763-6.
  • Prasad B. [www.worldcat.org/oclc/164872723 The Campaigns in the Western Theatre Official History of the Indian Armed Forces in the Second World War, 1939–1945]. — Calcutta: Combined Inter-Services Historical Section, 1956.
  • Quarrie B. German Airborne Divisions: Mediterranean Theatre 1942–45 // Volume 15 of Battle Orders. — Oxford, UK: Osprey Publishing, 2005. — ISBN 1-84176-828-6.
  • Reynolds D. Paras: An Illustrated History of Britain's Airborne Forces. — Stroud, UK: Sutton Publishing, 1998. — ISBN 0-7509-2059-9.
  • Saint George Saunders H. [www.worldcat.org/oclc/2927434 The Red Beret: the Story of the Parachute Regiment at War, 1940–1945]. — 4. — Torrington, UK: Michael Joseph, 1950.
  • Seth R. [www.worldcat.org/oclc/7997514 Lion with blue wings: the story of the Glider Pilot Regiment, 1942–1945]. — London: Gollancz, 1955.
  • Shortt J., McBride A. The Special Air Service. — Oxford, UK: Osprey Publishing, 1981. — ISBN 0-85045-396-8.
  • Claude Smith. History of the Glider Pilot Regiment. — London: Pen & Sword Aviation, 1992. — ISBN 1-84415-626-5.
  • Major-General Thompson J. Ready for Anything: The Parachute Regiment at War. — Fontana, California: Fontana Press, 1990. — ISBN 0-00-637505-7.
  • Tugwell M. Airborne to Battle: A History of Airborne Warfare, 1918–1971. — London: Kimber, 1971. — ISBN 0-7183-0262-1.
  • Urquhart R. Arnhem. — Barnsley, UK: Pen and Sword Books Ltd, 2007. — ISBN 978-1-84415-537-8.
  • Wilson R. D. Cordon and Search: with 6th Airborne Division in Palestine. — Barnsley, UK: Pen & Sword Military, 2008. — ISBN 1-84415-771-7.

Отрывок, характеризующий 1-я воздушно-десантная дивизия (Великобритания)

Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.
– Наделали дела! – проговорил он. – Вот я вам говорил же, Михайло Митрич, что на походе, так в шинелях, – обратился он с упреком к батальонному командиру. – Ах, мой Бог! – прибавил он и решительно выступил вперед. – Господа ротные командиры! – крикнул он голосом, привычным к команде. – Фельдфебелей!… Скоро ли пожалуют? – обратился он к приехавшему адъютанту с выражением почтительной учтивости, видимо относившейся к лицу, про которое он говорил.
– Через час, я думаю.
– Успеем переодеть?
– Не знаю, генерал…
Полковой командир, сам подойдя к рядам, распорядился переодеванием опять в шинели. Ротные командиры разбежались по ротам, фельдфебели засуетились (шинели были не совсем исправны) и в то же мгновение заколыхались, растянулись и говором загудели прежде правильные, молчаливые четвероугольники. Со всех сторон отбегали и подбегали солдаты, подкидывали сзади плечом, через голову перетаскивали ранцы, снимали шинели и, высоко поднимая руки, натягивали их в рукава.
Через полчаса всё опять пришло в прежний порядок, только четвероугольники сделались серыми из черных. Полковой командир, опять подрагивающею походкой, вышел вперед полка и издалека оглядел его.
– Это что еще? Это что! – прокричал он, останавливаясь. – Командира 3 й роты!..
– Командир 3 й роты к генералу! командира к генералу, 3 й роты к командиру!… – послышались голоса по рядам, и адъютант побежал отыскивать замешкавшегося офицера.
Когда звуки усердных голосов, перевирая, крича уже «генерала в 3 ю роту», дошли по назначению, требуемый офицер показался из за роты и, хотя человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, неловко цепляясь носками, рысью направился к генералу. Лицо капитана выражало беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный им урок. На красном (очевидно от невоздержания) носу выступали пятна, и рот не находил положения. Полковой командир с ног до головы осматривал капитана, в то время как он запыхавшись подходил, по мере приближения сдерживая шаг.
– Вы скоро людей в сарафаны нарядите! Это что? – крикнул полковой командир, выдвигая нижнюю челюсть и указывая в рядах 3 й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличавшегося от других шинелей. – Сами где находились? Ожидается главнокомандующий, а вы отходите от своего места? А?… Я вас научу, как на смотр людей в казакины одевать!… А?…
Ротный командир, не спуская глаз с начальника, всё больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижимании он видел теперь свое спасенье.
– Ну, что ж вы молчите? Кто у вас там в венгерца наряжен? – строго шутил полковой командир.
– Ваше превосходительство…
– Ну что «ваше превосходительство»? Ваше превосходительство! Ваше превосходительство! А что ваше превосходительство – никому неизвестно.
– Ваше превосходительство, это Долохов, разжалованный… – сказал тихо капитан.
– Что он в фельдмаршалы, что ли, разжалован или в солдаты? А солдат, так должен быть одет, как все, по форме.
– Ваше превосходительство, вы сами разрешили ему походом.
– Разрешил? Разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, – сказал полковой командир, остывая несколько. – Разрешил? Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Полковой командир помолчал. – Вам что нибудь скажешь, а вы и… – Что? – сказал он, снова раздражаясь. – Извольте одеть людей прилично…
И полковой командир, оглядываясь на адъютанта, своею вздрагивающею походкой направился к полку. Видно было, что его раздражение ему самому понравилось, и что он, пройдясь по полку, хотел найти еще предлог своему гневу. Оборвав одного офицера за невычищенный знак, другого за неправильность ряда, он подошел к 3 й роте.
– Кааак стоишь? Где нога? Нога где? – закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек за пять не доходя до Долохова, одетого в синеватую шинель.
Долохов медленно выпрямил согнутую ногу и прямо, своим светлым и наглым взглядом, посмотрел в лицо генерала.
– Зачем синяя шинель? Долой… Фельдфебель! Переодеть его… дря… – Он не успел договорить.
– Генерал, я обязан исполнять приказания, но не обязан переносить… – поспешно сказал Долохов.
– Во фронте не разговаривать!… Не разговаривать, не разговаривать!…
– Не обязан переносить оскорбления, – громко, звучно договорил Долохов.
Глаза генерала и солдата встретились. Генерал замолчал, сердито оттягивая книзу тугой шарф.
– Извольте переодеться, прошу вас, – сказал он, отходя.


– Едет! – закричал в это время махальный.
Полковой командир, покраснел, подбежал к лошади, дрожащими руками взялся за стремя, перекинул тело, оправился, вынул шпагу и с счастливым, решительным лицом, набок раскрыв рот, приготовился крикнуть. Полк встрепенулся, как оправляющаяся птица, и замер.
– Смир р р р на! – закричал полковой командир потрясающим душу голосом, радостным для себя, строгим в отношении к полку и приветливым в отношении к подъезжающему начальнику.
По широкой, обсаженной деревьями, большой, бесшоссейной дороге, слегка погромыхивая рессорами, шибкою рысью ехала высокая голубая венская коляска цугом. За коляской скакали свита и конвой кроатов. Подле Кутузова сидел австрийский генерал в странном, среди черных русских, белом мундире. Коляска остановилась у полка. Кутузов и австрийский генерал о чем то тихо говорили, и Кутузов слегка улыбнулся, в то время как, тяжело ступая, он опускал ногу с подножки, точно как будто и не было этих 2 000 людей, которые не дыша смотрели на него и на полкового командира.
Раздался крик команды, опять полк звеня дрогнул, сделав на караул. В мертвой тишине послышался слабый голос главнокомандующего. Полк рявкнул: «Здравья желаем, ваше го го го го ство!» И опять всё замерло. Сначала Кутузов стоял на одном месте, пока полк двигался; потом Кутузов рядом с белым генералом, пешком, сопутствуемый свитою, стал ходить по рядам.
По тому, как полковой командир салютовал главнокомандующему, впиваясь в него глазами, вытягиваясь и подбираясь, как наклоненный вперед ходил за генералами по рядам, едва удерживая подрагивающее движение, как подскакивал при каждом слове и движении главнокомандующего, – видно было, что он исполнял свои обязанности подчиненного еще с большим наслаждением, чем обязанности начальника. Полк, благодаря строгости и старательности полкового командира, был в прекрасном состоянии сравнительно с другими, приходившими в то же время к Браунау. Отсталых и больных было только 217 человек. И всё было исправно, кроме обуви.
Кутузов прошел по рядам, изредка останавливаясь и говоря по нескольку ласковых слов офицерам, которых он знал по турецкой войне, а иногда и солдатам. Поглядывая на обувь, он несколько раз грустно покачивал головой и указывал на нее австрийскому генералу с таким выражением, что как бы не упрекал в этом никого, но не мог не видеть, как это плохо. Полковой командир каждый раз при этом забегал вперед, боясь упустить слово главнокомандующего касательно полка. Сзади Кутузова, в таком расстоянии, что всякое слабо произнесенное слово могло быть услышано, шло человек 20 свиты. Господа свиты разговаривали между собой и иногда смеялись. Ближе всех за главнокомандующим шел красивый адъютант. Это был князь Болконский. Рядом с ним шел его товарищ Несвицкий, высокий штаб офицер, чрезвычайно толстый, с добрым, и улыбающимся красивым лицом и влажными глазами; Несвицкий едва удерживался от смеха, возбуждаемого черноватым гусарским офицером, шедшим подле него. Гусарский офицер, не улыбаясь, не изменяя выражения остановившихся глаз, с серьезным лицом смотрел на спину полкового командира и передразнивал каждое его движение. Каждый раз, как полковой командир вздрагивал и нагибался вперед, точно так же, точь в точь так же, вздрагивал и нагибался вперед гусарский офицер. Несвицкий смеялся и толкал других, чтобы они смотрели на забавника.
Кутузов шел медленно и вяло мимо тысячей глаз, которые выкатывались из своих орбит, следя за начальником. Поровнявшись с 3 й ротой, он вдруг остановился. Свита, не предвидя этой остановки, невольно надвинулась на него.
– А, Тимохин! – сказал главнокомандующий, узнавая капитана с красным носом, пострадавшего за синюю шинель.
Казалось, нельзя было вытягиваться больше того, как вытягивался Тимохин, в то время как полковой командир делал ему замечание. Но в эту минуту обращения к нему главнокомандующего капитан вытянулся так, что, казалось, посмотри на него главнокомандующий еще несколько времени, капитан не выдержал бы; и потому Кутузов, видимо поняв его положение и желая, напротив, всякого добра капитану, поспешно отвернулся. По пухлому, изуродованному раной лицу Кутузова пробежала чуть заметная улыбка.
– Еще измайловский товарищ, – сказал он. – Храбрый офицер! Ты доволен им? – спросил Кутузов у полкового командира.
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:
– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!