1-я Конная армия

Поделись знанием:
(перенаправлено с «1-я конная армия (красные)»)
Перейти к: навигация, поиск
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: Gold; background-color: Crimson" colspan="2"> Командующие </td></tr> <tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: Gold; background-color: Crimson" colspan="2"> Боевые операции </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: Gold; background-color: Crimson" colspan="2"> 1-я Конная армия
1 КА
</td></tr>
Войска: сухопутные
Род войск: кавалерия
Формирование: 17.11 1919
май 1921
В составе фронтов: Южный
Юго-Западный
С. М. Будённый
Воронежско-Касторненская

Харьковская операция
Донбасская операция
Ростово-Новочеркасская операция
Северо-Кавказская операция:

Советско-польская война:

Перекопско-Чонгарская операция

Пе́рвая ко́нная а́рмия[1][2] (Кона́рмия)[3], 1 КА — высшее оперативное объединение (конная армия) кавалерии РККА, созданное во время Гражданской войны в России 19181920 годов. Являлось основным мощным и манёвренным средством в руках фронтового и Главного командования для решения оперативно-стратегических задач.





Создание

По предложению члена РВС Южного фронта И. В. Сталина[4] Реввоенсовет Советской Республики 17 ноября 1919 года принял решение о создании Первой конной армии под командованием С. М. Будённого. Армия была образована на базе трёх дивизий (4-й, 6-й и 11-й) 1-го конного корпуса Будённого по приказу РВС Южного фронта от 19 ноября 1919 года. В апреле 1920 года к ним присоединили 14-ю и 2-ю имени Блинова кавказская дивизии, Отдельную кавказскую бригаду особого назначения, автобронеотряд имени Я. М. Свердлова, четыре бронепоезда: «Красный кавалерист», «Коммунар», «Смерть Директории», «Рабочий», авиационную группу (авиагруппу) и другие части, общей численностью 16-17 тысяч человек личного состава. В ряде операций в подчинение Первой конной армии поступали две-три стрелковые дивизии.

В состав 1-й конной армии входили: 1-я Кавказская кавалерийская дивизия (апр. 1920), 2-я Ставропольская кавалерийская дивизия имени М.Ф. Блинова (апр. — май. 1920), 4-я Петроградская кавалерийская дивизия (нояб. 1919 — авг. 1923), 6-я кавалерийская дивизия (СССР) (нояб. 1919 — окт. 1923), 8-я кавалерийская дивизия Червонного казачества (авг. 1920), 9-я кавалерийская дивизия (апр. — май. 1920), 11-я Гомельская кавалерийская дивизия (нояб. 1919 — май 1921), 14-я Майкопская кавалерийская дивизия (янв. 1920 — окт. 1923), 19-я кавалерийская дивизия (янв. — апр. 1921), Кавалерийская дивизия имени Екимова (апр. — май 1920), в оперативном подчинении были 2-й кон корпус (март 1920), 9-я сд (дек. 1919 — янв. 1920), 12-я сд (дек. 1919 — февр. 1920), 20-я сд (февр. — март. 1920), 24-я сд (июль — авг. 1920), 34-я сд (февр. — март. 1920), 45-я сд (июнь — авг. 1920), 47-я сд (авг. 1920), 50-я сд (февр. — март 1920).

Боевой путь

Боевой путь в составе 1-го Конного Корпуса
Участие в Манычской операции
  • 6 мая 1919 года в районе хутора Курмоярский решением командующего 10-й армии Егорова был образован 1-й Конный корпус. В состав корпуса вошли 4-я кавалерийская дивизия Будённого и 1-я Ставропольская кавалерийская дивизия Апанасенко, вскоре переименованная в 6-ю кавалерийскую дивизию. Командиром корпуса был назначен Будённый, начальником штаба В. А. Погребов, оперативный отдел штаба корпуса возглавил С. А. Зотов. Начдивом 4-й был утверждён О. И. Городовиков.
  • 13 мая, прикрывая отход на Царицын 10-й армии, в районе станицы Граббевской Конный корпус неожиданым ударом нанёс поражение двум дивизиям 2-го Кубанского конного корпуса генерала Улагая. В ходе преследования части белых были отброшены за Маныч.
  • 15 мая, удачным манёвром в тыл, дивизии корпуса одновременно контратаковали 1-ю Пластунскую, 4-ю и 5-ю Кубанские конные дивизии белых, перешедших в наступление против 32-й и 37-й стрелковых дивизий в районе станицы Великокняжеской. В результате боя, корпус полностью восстановил положение стрелковых частей 10-й армии, отбросив части белых за Маныч, разгромил 1-ю Пластунскую кубанскую дивизию, захватил шестнадцать орудий, два автоброневика и один грузовик. Захваченные машины были переданы в состав автобронеотряда корпуса.
  • 18-20 мая дивизии корпуса занимали оборону по реке Маныч, обеспечивая отход за реку Сал стрелковых соединений 10-й армии.
  • 25 мая, находясь в резерве командования, корпус Буденного нанёс поражение конному корпусу генерала Покровского начавшего форсирование реки Сал в районе хутора Плетнёва. В результате удара 6-й дивизии с запада, и 4-й с востока, переправившиеся части белых были отрезаны и уничтожены. В ходе боя был серьёзно ранен в плечо, и надолго выведен из строя командующий 10-й армией Егоров, лично возглавивший атаку 6-й дивизии.
Участие в обороне Царицына
  • В течение 1-7 июня корпус вел тяжёлые оборонительные бои на широком фронте, прикрывая отход стрелковых частей на рубеж реки Аксай Есауловский. Выполнив задачу, в ночь на 8 июня, при отходе в район станции Гремячая, корпус обнаружил, окружил и разгромил 2-ю Терскую казачью дивизию корпуса генерала Улагая, расположившуюся на ночлег в большой балке.
На рассвете, корпус Будённого внезапно атаковал Астраханскую пехотную дивизию белых, совершавшую марш из Котельниковского в направлении станции Гремячей. Колонна белых, шедшая без разведки и боевого охранения, была застигнута врасплох и сложила оружие, не оказав сопротивления. Буденновцами было захвачено шестнадцать орудий, из них шесть шестидюймовых, семьдесят пулеметов, дивизионный обоз и порядка 5 тыс. пленных. Командир дивизии был захвачен и расстрелян красноармейцами на месте. К вечеру 8 июня корпус вышел в район расположения 10-й армии.

  • С 11 по 16 июня корпус Будённого занимал оборонительные рубежи по рекам Аксай Есауловский и Гнилой Аксай, прикрывая дальнейший отход 10-й армии на рубеж Песковатка - Карповка, Басаргино - Отрадное под Царицыным. 16 июня корпус был выведен в резерв за правый фланг армии, в район хутора Вертячий.
  • 18 июня Конный корпус во взаимодействии с 32-й стрелковой дивизией, контрударом во фланг и тыл нанёс поражение 1-й и 3-й кавалерийской дивизии корпуса Улагая, захватив при этом семьсот пленных, тысячу восемьсот лошадей с седлами, двадцать станковых пулеметов и дивизионные обозы.
  • 24 июня, в связи с прорывом корпуса Мамонтова севернее Царицына, корпус Будённого был переброшен в район Лозного с задачей разгрома Мамонтова и обеспечения правого фланга и тылов 10-й армии. В тот же день в районе хутора Садки корпус настиг и разгромил 2-ю Хопёрскую дивизию Мамонтова. Последующие двое суток корпус вел ожесточённые бои в районе Давыдовка, Лозное, Садки.
  • С 30 июня, ввиду оставления Царицына красными и спешной эвакуации Реввоенсовета армии за Волгу, командование корпуса на некоторое время подчинило себе отступающие деморализованные части 10-й армии. В короткое время была восстановлена дисциплина и организована новая линия обороны севернее Царицына на рубеже высота 111 - Давыдовка - Оленье.
  • На рассвете 2 июля Конным корпусом был осуществлен внезапный контрудар по частям противника, выдвинувшихся в район хуторов Широков, Ерзовка, Пичуга. В результате операции потерпели поражение 3-я и 4-я дивизии корпуса генерала Покровского и казачья дивизия корпуса генерала Шатилова. Взято в плен до шестиста казаков, захвачено семь орудий, тринадцать пулеметов, восемьсот лошадей с седлами и несколько десятков подвод с боеприпасами и различным имуществом.
  • Через день, обеспечивая отход 10-й армии на Камышин, части корпуса разгромили донскую конницу генерала Голубинцева, захватившую переправы на реке Бердия в районе Усть-Погожье.
Боевые действия Конкорпуса после объявления похода на Москву ВСЮР
  • 7 июля в районе Гусёвка, в результате ожесточенного сражения, Конным корпусом были разгромлены крупные силы конницы белых, упредив тем самым нанесение флангового удара по войскам 10-й армии.
  • 14 июля, совершив глубокий обходной маневр по бездорожью, корпус внезапно атаковал в районе Котово превосходящие силы белых в составе конных корпусов Мамонтова и Секретёва, нанеся им большие потери. Отбросив противника за реку Медведица и обеспечив тем самым правый фланг армии, укрепившейся на рубеже Авилово - Камышин, корпус сосредоточился в районе Серино.
  • 25 июля корпус, совершив форсированный марш с правого фланга армии, сильным контрударом отбросил кавалерию противника, прорвавшуюся в направлении Камышина на участке обороны 38-й стрелковой дивизии.
  • В последующие дни, занимая рубеж Бородачи — Веревкин, корпус обеспечил отход 10-й армии, закрепившейся к 1 августа на фронте Медведицкое - Верхняя Добринка – Каменка - Красный Яр.
Участие в Воронежско-Касторненской операции
  • В ноябре 1919 г. Конный корпус Будённого вместе с 9-й и 12-й стрелковыми дивизиями 8-й армии командарма Г. Я. Сокольникова и начштаба Г. С. Горчакова составил одну из ударных групп Южного фронта. В ходе Воронежско-Касторненской операции нанёс тяжёлые поражения белогвардейской коннице.
Образование армии. Участие её в Харьковской операции
  • 6 декабря в селе Великомихайловка (теперь там расположен музей Первой Конной) в результате совместного совещания членов РВС Южного фронта Егорова, Сталина, Щаденко и Ворошилова с командованием корпуса был подписан приказ № 1 о создании Первой Конной армии. Во главе управления армии поставлен Революционный Военный Совет в составе Командующего Конармией Будённого и членов РВС Ворошилова и Щаденко. Конармия становилась мощной оперативно-стратегической подвижной группой войск, на которую была возложена основная задача по разгрому армий Деникина путём стремительного рассечения фронта белых на две изолированные группировки по линии Новый Оскол — Таганрог с последующим их уничтожением по отдельности.
  • 7 декабря 4-я дивизия Городовикова и 6-я дивизия Тимошенко нанесли поражение конному корпусу генерала Мамонтова под Волоконовкой.
  • К исходу 8 декабря после ожесточённого боя армия овладела Валуйками. На железнодорожном узле и в городе захвачены эшелоны с продовольствием и боеприпасами, много войскового обоза и лошадей. Соединения Конармии перешли к преследованию противника, отходящего в южном и юго-восточном направлениях.
  • К исходу 15 декабря ударная группа Городовикова (4-я и 11-я кавдивизии), разгромив в районе Покровского Мариупольский 4-й гусарский полк белых, вышла на подступы к Сватово.
  • К утру 16 декабря, сломив упорное сопротивление белых, неоднократно переходивших в контратаки при поддержке бронепоездов, 4-я дивизия овладела станцией Сватово, захватив при этом большие трофеи, в том числе бронепоезд «Атаман Каледин» (по другим данным, он был подбит на станции Раковка).
  • 19 декабря 4-я дивизия при поддержке бронепоездов разгромила объединённую конную группу генерала Улагая. Преследуя бегущего противника, овладела станциями Меловатка, Кабанье и Кременная.
  • 21 декабря 6-я дивизия заняла станции Рубежное и Насветевич. В районе Рубежной, где действовала 2-я кавбригада, белые потеряли до пятисот человек зарубленными, в том числе командира сводной уланской дивизии генерал-майора Чеснокова и трёх командиров полков. 1-я кавбригада 6-й дивизии внезапным налётом овладела станцией Насветевич, захватив железнодорожный мост через Северский Донец .
За три дня боёв Первой Конной взято трофеями 17 орудий, из них два горных, остальные — полевые 3-дюймовые, 80 пулемётов, обозы с военным имуществом, 300 пленных кавалеристов, 1000 лошадей с сёдлами и до 1000 человек зарублено.
  • В ночь на 23 декабря Конармия форсировала Северский Донец и прочно закрепилась на его правом берегу, овладев Лисичанском.
Участие в Донбасской операции
  • К 27 декабря части Конармии, совместно с 9-й и 12-й стрелковыми дивизиями прочно овладели рубежом Бахмут — Попасная. В ходе ожесточённых трёхдневных боёв потерпела поражение и была отброшена на юг крупная группировка войск белых в составе конной группы генерала Улагая, 2-й пехотной дивизии, Марковской офицерской пехотной дивизии, конного корпуса генерала Шкуро, 4-го Донского конного корпуса генерала Мамонтова, а также Кубанского конного корпуса.
  • 29 декабря действиями 9-й и 12-й стрелковых дивизий с фронта и охватывающим манёвром 6-й кавдивизии части белых были выбиты из Дебальцево. Развивая этот успех, 11-я кавалерийская совместно с 9-й стрелковой дивизией 30 декабря овладели Горловкой и Никитовкой.
  • 31 декабря 6-я кавалерийская дивизия, выйдя в район Алексеево-Леоново, полностью разгромила три полка Марковской офицерской пехотной дивизии.
  • 1 января 1920 года 11-я кавалерийская и 9-я стрелковая дивизии при поддержке бронепоездов овладели станцией Иловайской и районом Амвросиевки, разгромив Черкасскую дивизию белых.
Участие в Ростово-Новочеркасской операции
  • 6 января силами 9-й стрелковой и 11-й кавалерийской дивизий при содействии местного большевистского подполья занят Таганрог.
  • 7-8 января части Конармии в составе 6-й и 4-й кавалерийских, а также 12-й стрелковой дивизии, во взаимодействии с 33-й стрелковой дивизией Левандовского в результате 12-часового встречного сражения в районе сёл Генеральский Мост, Большие Салы, Султан-Салы и Несветай разгромили крупную группировку войск белых в составе конных корпусов Мамонтова, Науменко, Топоркова и Барбовича, а также Корниловской и Дроздовской пехотных дивизий, поддерживаемых танками и бронеавтомобилями.
  • Вечером 8 января 4-я дивизия Городовикова заняла Нахичевань. В это же время 6-я дивизия Тимошенко, совершив марш по тылам перешедшего в бегство противника, внезапно ворвалась в Ростов-на-Дону, захватив врасплох штабные и тыловые службы белых, праздновавших Рождество.
  • В течение 9 января части Конармии вели в городе уличные бои с отступающими за Дон белогвардейскими частями. К 10 января при поддержке подошедшей 33-й дивизии город полностью перешёл в руки красных войск.
В донесении, отправленном Ленину и РВС Южного фронта отмечалось, что в ходе боёв под Ростовом Конармией взято в плен более 10000 белогвардейцев, захвачено 9 танков, 32 орудия, около 200 пулемётов, много винтовок и огромный обоз. В самом городе Красной армией было захвачено большое количество складов с различным имуществом.
  • 18 января 1920 г., выполняя категоричную директиву комфронта Шорина по захвату плацдарма в условиях оттепели на южном, болотистом, хорошо укреплённом берегу Дона в районе Батайска понесла большие потери от конных корпусов генералов Павлова и Топоркова. После нескольких дней безуспешных кровопролитных боёв за станицу Ольгинская, имея перед своим фронтом основные силы белых, которые, воспользовавшись пассивностью соседней 8-й армии, сосредоточили тут значительное количество конницы, артиллерии и пулемётов, была вынуждена, сохраняя порядок, отойти за Дон 22 января.

Участие в Северо-Кавказской операции
  • В феврале 1920 г. совместно с тремя приданными ей стрелковыми дивизиями участвовала в крупнейшем за всю Гражданскую войну кавалерийском Егорлыкском сражении, в ходе которого были разгромлены 1-й Кубанский пехотный корпус белого генерала Крыжановского, конная группа генерала Павлова и конная группа генерала Денисова, что привело к поражению основных сил группировки белых на Северном Кавказе и их повсеместному отходу. Однако преследование белых частей было приостановлено из-за начавшейся сильной весенней распутицы.
  • С 13 марта продолжено наступление на Усть-Лабинскую, где части Конармии разгромили конный корпус Султан-Гирея, после чего форсировали Кубань и, преодолевая сопротивление разрозненных частей противника, 22 марта вступили в Майкоп, уже освобождённый краснопартизанскими отрядами.
Участие в Советско-Польской войне. Киевская операция
  • В апреле — мае 1920 г. в связи с началом Советско-польской войны Первая конная армия была переброшена с Северного Кавказа на Украину и включена в состав Юго-Западного фронта. В ходе напряжённого 1200-километрового марша от Майкопа до Умани, продолжавшегося 52 дня, по пути вела боевые действия с частями армии УНР, продвигаясь широким фронтом по территории Украины.
  • После сосредоточения в районе Умани она приняла участие в Киевской операции против польских войск. По первоначальному замыслу РВС Юго-Западного фронта, перед Первой Конной ставилась задача: заняв открытый участок фронта между Фастовской группой И. Э. Якира и 14 армией И. П. Уборевича, нанести удар на Казатин и Бердичев, вклиниваясь в стык киевской и одесской группировкам войск противника, наступающих по расходящимся операционным направлениям. Таким образом, с выходом на правый фланг и тылы 3-й польской армии создавались условия для разгрома наиболее сильной киевской группировки польских войск.
Ввиду недостатка данных о противнике, на первом этапе операции Конармия должна была войти в соприкосновение с частями противника, установить его численность, дислокацию войск, конфигурацию и характер обороны, а также очистить от банд и диверсионных отрядов прифронтовую полосу.

  • 27 мая Конармия перешла в наступление. За первые два дня была разгромлено и рассеяно несколько различных вооружённых формирований общим числом порядка 15000 человек, в том числе крупный отряд атамана Куровского, имевшего тесные связи с польским командованием. Разведывательные подразделения Конармии вошли в соприкосновение с передовыми частями противника, взяв пленных и нащупав линию его обороны.
  • 29 мая части Конармии начали атаку на оборону поляков по всему фронту, завязав ожесточённые бои, не принесшие, однако, значимых результатов. Успеха удалось добиться лишь частям 6-й дивизии Тимошенко, овладевшей сильно укреплённым пунктом Животов и взявшей там значительные трофеи и пленных, однако понёсшей большие потери в личном составе и лошадях. Возглавляя атаку, погибли комиссар Писщулин, начальник разведки 2-й бригады Иван Зиберов, тяжело ранены командиры полков Селиванов и Ефим Вербин.
  • 5 июня прорвала фронт поляков на участке Самгородок, Снежна.
  • 7 июня 4-я дивизия Коротчаева, совершив стремительный 50-километровый переход, захватила Житомир, разгромив немногочисленный гарнизон поляков. Однако размещённые там штабы польских войск успели выйти из города. Конармейцы вывели из строя все средства технической связи с Бердичевом, Киевом, Новоград-Волынским, разрушили железнодорожный мост, пути и стрелки на станции, взорвали артиллерийские склады, оставленные на путях 10 вагонов со снарядами и орудиями английского образца, 2 вагона с пулемётами. Захвачен эшелон с лошадьми и склады с продовольствием. Из городской тюрьмы освобождено около 2000 заключённых, главным образом красноармейцев и политработников. За городом настигнута и освобождена колонна пленных красноармейцев численностью до 5000 человек.
В этот же день, после упорного уличного боя, 11-я дивизия Морозова ворвалась в Бердичев. Разрушив проводную связь с Казатином, Житомиром и Шепетовкой, взорвав артсклады с запасом до миллиона снарядов и выведя из строя железнодорожные пути, дивизия вышла из города.
  • 8-11 июня характеризовались действиями частей Конармии и её диверсионных отрядов на тыловых коммуникациях и правом флаге 3-й польской армии (польск.). Будённовцами были перехвачены железнодорожные и шоссейные магистрали Киев-Фастов, Киев-Житомир, Киев-Коростень, Киев-Казатин, нарушены линии связи, что содействовало наступлению советских войск, оставлению противником Киева и его переходу к отступлению в северо-западном направлении.
11 июня диверсионный отряд А. М. Осадчего, ворвавшись на станцию Тетерев, обезоружил 6-й этапный батальон противника, взорвал железнодорожный мост и пустил под откос два воинских эшелона.
  • 12 июня, сломив сопротивление полуторатысячного гарнизона, части Первой Конной вступили в Житомир.
  • 27 июня заняла Новоград-Волынский, а 10 июля — Ровно.
Участие во Львовской операции
  • В конце июля — начале августа вела бои под Львовом. 12 августа 1-я Конная и 12-я армия приказом главкома вооружённых сил Республики Каменева выводились из состава Юго-Западного фронта и переводились в подчинение Западного фронта с целью задействования их в Варшавской операции в связи со складывавшимся там тяжёлым положением для советских войск.
  • 16 августа 6-я дивизия, форсировав вплавь Западный Буг, захватила и удерживала плацдарм в районе Побужаны, находясь от Львова в 15 км. По показаниям пленных, в городе поднялась паника, началась эвакуация администрации и семей офицеров. Получен приказ Тухачевского о передислокации в район Устилуг — Владимир-Волынский. Однако ввиду явного недостатка сил соседних наступающих армий, намеченых для занятия освобождающегося участка фронта, принято решение о продолжении наступления до разгрома львовской группировки поляков.
  • 19 августа продолжались кровопролитные бои на подступах ко Львову. Продвижению частей армии сильно противодействовали бронепоезда и авиация. В центре фронта 6-я и 4-я дивизии отбросили противника на 2-3 километра. На правом фланге 11-я дивизия продвинулась к юго-западным окраинам города, хотя левофланговые части 14-й дивизии оказались немного потеснёнными неприятельской конницей. В целом Конармия находилась в 5-7 километрах от Львова и охватывала его с трёх сторон. Бои носили исключительно ожесточённый характер с обеих сторон. Погибли командир 4-й дивизии Фёдор Литунов и заместитель начальника политотдела армии, главный редактор газеты «Красный кавалерист» И. Д. Перельсон. Командование 4-й дивизией временно возложено на И. В. Тюленева.
События дня нашли отражение в широкоизвестном произведении соцреализма — романе бывшего конармейца Николая Островского «Как закалялась сталь».
Штаб армии наладил связь и договорился о совместных действиях с львовским пробольшевистким подпольем, которое готовило на следующий день вооружённое выступление в городе. Однако вечером была получена директива Тухачевского о немедленном выдвижении в намеченный район контрудара на Люблинском направлении.
  • 21-25 августа армия, оставив в обороне приданные ей ранее 45-ю и 47-ю стрелковые дивизии, совершила переход в район сосредоточения, частью сил ведя арьергардные бои с перешедшим в наступление противником.
Рейд в Замостье
  • 25 августа — начало рейда в Замостье. Армия вышла в тыл противника с задачей овладения Красноставом в четырёхдневный срок и далее ведения наступления на Люблинском направлении. Оперативное построение войск, в условиях действий с открытыми флангами, осуществлялось в форме ромба: 4-я кавдивизия наступала в авангарде, за ней, уступом за правым и левым флангами 14-я и 6-я кавдивизии, 11-я кавалерийская шла в арьергарде, составляя армейский резерв. Первые два дня армия продвигалась, не встречая сопротивления, в сложных условиях начавшихся проливных дождей, продолжавшихся до конца рейда.
  • 27 августа произошли первые столкновения с частями польских войск. 14-я дивизия захватила и удерживала переправу через реку Хучва в районе Теребиня, 4-я овладела Тышовце, 6-я и 11-я, отбросив противника к югу, вышли на рубеж Телятин — Новоселки — Гульча. Части 4-й дивизии разгромили казачью бригаду есаула Вадима Яковлева численностью около 750 сабель, используемой польской армией для ведения разведки. Взято порядка 100 пленных, 3 орудия, пулемёты и около 200 лошадей.
На флангах армии начали концентрироваться крупные группировки противника: с юга — группа генерала Халлера, а с севера — 2-я пехотная дивизия легионеров (польск.) полковника Жимерского. Для облегчения действий Конармии, Тухачевским отдан приказ 12-й армии связать силы противника переходом в активное наступление.

  • 28 августа бои велись в полосе наступлений 14-й, 6-й и 4-й дивизий с частями 2-й дивизии легионеров. Передовые части 4-й дивизии внезапным налётом захватили в хуторе Переела неприятельскую заставу, а затем разгромили до трёх рот легионеров. К вечеру дивизия овладела Чесниками. 6-я дивизия, в ходе упорного боя с пехотой и кавалерией поляков овладела Комаровом. Части 11-й дивизии Морозова без боя заняли Рахане — Семерж. За день армия продвинулась на 25-30 километров, войдя в глубокий тыл противника, потеряв соприкосновение с частями 12-й армии.
  • 29 августа упорные бои завязались в полосе наступления 4-й дивизии Тюленева на подступах к Замостью. Тяжёлые бои вели 6-я и 14-я дивизии, атакованые со стороны Грабовца 2-й дивизией легионеров при поддержке двух бронепоездов. По приказу Будённого 4-я дивизия, частью сил прикрывшись заслоном со стороны Замостья, тремя полками, скрытно переброшенными в Завалюв, нанесла легионерам внезапный удар во фланг. Противник, бросив свои укрепления, начал отход к северу. Используя этот успех, 14-я кавдивизия перешла в контратаку. Однако взять Грабовец не удалось.
В местечке Шевня передовые части 6-й дивизии потрепали остатки казачьей бригады Яковлева, взяли пленных, отбили у противника много лошадей и орудие. В Томашуве разгромлен штаб петлюровской части. Взято около 200 пленных.
К концу дня лишь 6-я и 11-я дивизии выполнили задачу, выйдя в район Замостья. По уточнённым данным, с севера, из района Грабовца, над правым флангом Конармии нависали крупная по численности, хорошо вооружённая 2-я дивизия легионеров и некоторые части 6-й сечевой дивизии Украинской Народной Республики. С юга и юго-востока наступала группа Халлера. Здесь же находилась 9-я бригада 5-й пехотной дивизии.
  • 30 августа на юге и юго-востоке группа генерала Халлера заняла Тышовце, Комаров, Вульку Лабиньску, отрезав Конармии пути сообщения со своим тылом и 12-й армией. На севере 2-я дивизия легионеров и части 6-й петлюровской дивизии удерживали Грабовец. 10-я пехотная дивизия прочно занимала Замостье.
На совещании штаба армии в Невиркове принято решение: разгромить наиболее опасную группу войск Халлера, развязав таким образом руки для наступления на Красностав, для чего двумя дивизиями — 14-й и 11-й — прикрыться со стороны Грабовца и Замостья, а на юг, против Халлера, повернуть 4-ю и 6-ю, на которые возлагались основные задачи. Начдивом 4-й кавалерийской назначен более опытный Семён Тимошенко, находившийся в резерве после боёв под Бродами, а врид 4-й И. В. Тюленев вновь переведён во 2-ю бригаду.
  • Ночью 31 августа, упредив перегруппировку войск Будённого, по приказу генерала Сикорского польская армия перешла в наступление. Встречным ударом с юга и севера, группа генерала Халлера и 2-я дивизия легионеров соединились и захватили переправу на реке Хучва у Вербковице, окончательно отрезав пути отступления Конармии. Одновременно 10-я дивизия Желиговского перешла в наступление из Замостья на Грубешов, чтобы разрезать Конармию на две части. В официальной польской историографии эта операция именуется Битва под Комаровом (польск.).
В течение дня силами 6-й, 11-й и 14-й дивизий и Особой бригады К. И. Степного-Спижарного отбивались атаки превосходящих сил противника со стороны его грабовецкой и комаровской группировок, а также гарнизона Замостья. Частям польских сил удалось осуществить сильное вклинение с севера и юга, где польская пехота и уланы захватили Чесники, Невирков, Котлице. На несколько часов были отрезаны две бригады 6-й дивизии, действовавшие западнее Замостья. Несмотря на достижение этих частных успехов, противнику, однако, не удалось выполнить главную задачу по рассечению и уничтожению Конармии.
В виду создавшихся условий, командованием армии принято решение пробиваться на восток для соединения с силами Западного фронта за Бугом.
Частями 14-й дивизии Пархоменко был удержан коридор Невирков — Грубешув. Во второй половине дня части 6-й дивизии выбили польскую пехоту и уланов из Невиркова и Котлице. 4-й дивизии Тимошенко была поставлена задача отбросить польские части, зашедшие в тыл, и расчистить путь армии на восток. В бою за Хорышов-Русский одна из бригад 4-й дивизии атаковала в конном строю превосходящие силы польской пехоты. Воодушевляя бойцов личным примером, атаку возглавили Будённый, Ворошилов и Тимошенко, в ходе которой конармейцы выбили противника из села. Бригадой захвачены несколько десятков пленных, пулемёты, походные кухни и повозки с продовольствием.
По итогам суточных боёв дивизии Будённого оказались зажатыми между двумя группировками польских сил в коридоре шириной 12-15 километров в районе Свидники — Хорышов-Польский — Чесники — Невирков — Хорышов-Русский. На востоке, захватив переправы на реке Хучва, поляки отрезали армию от войск Западного фронта. Ожесточённые бои 30 и 31 августа принесли большие потери и измотали армию. Люди выбились из сил, лошади были измотаны. Обозы были переполнены ранеными, заканчивались боеприпасы, медикаменты и перевязочные средства.
Реввоенсовет армии отдал приказ с утра 1 сентября начать отход в общем направлении на Грубешов. Оперативное построение вновь избрано в форме ромба, с расположением в центре обозов и полештарма. В авангарде предстояло наступать 4-й дивизии, с задачей овладения районом Теребинь — Грубешов и захвата переправы через Хучву. Уступами справа и слева должны были двигаться 6-я дивизия без одной бригады и 14-я, а в арьергарде — 11-я дивизия и бригада 6-й. Особая бригада Степного-Спижарного оставалась в резерве и следовала с полештармом.
  • 1 сентября Конармия прорвала кольцо окружения, установив связь с частями 12 армии. Утром бригады 4-й дивизии захватили переправы на реке Хучва. 2-я бригада Тюленева, прорвавшись по узкой дамбе в конном строю под сильным пулемётным огнём, стремительно атаковала деревню Лотов и овладела переправой.
3-я бригада Горбачёва, выбив противника из Хостине, захватила мост у Вербковице, обеспечив переправу обозов и полештарма.
Выполнив задачу, дивизия Тимошенко двумя бригадами сходу атаковала расположение польских войск в районе Грубешова, оказав поддержку 132-й стрелковой бригаде 44-й дивизии 12-й армии, ведущей там тяжёлые бои. Противник обратился в бегство. Развивая преследование, конармейцы взяли до 1000 пленных, большое количество пулемётов, винтовок и три тяжёлых орудия. Всего за день в боях противник потерял около 700 человек убитыми и ранеными, а также свыше 2000 пленными.
14-я дивизия, прочно обеспечив правый фланг армии со стороны Грабовца, с боем отходила на линию Подгорцы — Волковые. Передовые части левофланговой 6-й дивизии, отходившие южнее, отбросили польскую пехоту с переправ через Хучву у Конопне и Вороновицы и установили связь с 44-й стрелковой дивизией в Тышовцах. Арьергард Конармии — 11-я дивизия в бою с подошедшим к Хорышову-Русскому противником захватила около двухсот пленных и заняла рубеж Заборцы — Гдешин — Хостине. Начдиву Морозову было приказано вечером перейти в наступление и отбросить неприятеля на запад, а утром следующего дня переправиться через Хучву в Вербковице.
  • 2 сентября, подтянув свежие силы, при поддержке большого количества артиллерии и авиации польские войска начали наступление, стремясь охватить фланги. В течение трёх дней ожесточённых боёв конармейцы не только сдержали натиск, но и отбросили польские войска, захватив ряд населённых пунктов на западном берегу Хучвы.
В последующие дни соединения 12-й армии, измотанные долгими боями, под давлением противника отошли за Буг, ставя под угрозу фланги 1-й Конной. Севернее неё поляки овладели переправой в Городило и развили наступление на юго-восток, а южнее польская кавалерия двинулась к Крылову.
Под угрозой опасности быть отрезанными от переправ и зажатыми между реками Хучва и Буг, части Конармии под прикрытием сильных заслонов к рассвету 8 сентября переправились за Буг и заняли оборону по его правому берегу.
На совещании руководящего состава дивизий и бригад констатировалось общее тяжёлое положение армии. В 11-й дивизии, например, осталось всего 1180 активных бойцов, причем 718 из них потеряли лошадей. Самая крупная — 6-я дивизия — насчитывала 4000 сабель, но в ней вышли из строя почти все командиры полков и уцелело лишь четыре командира эскадрона. Из 150 пулемётов годными было только 60. Артиллерия, пулемётные тачанки, транспорт, оружие до предела изношены, конский состав изнурён.
На Врангелевском фронте
  • С 26 сентября приказом главкома Республики С. С. Каменева армия была выведена в резерв, а затем направлена на Южный фронт для действий против белогвардейских войск генерала Врангеля.
  • В конце сентября в частях 6-й кавдивизии комдива Апанасенко, следовавшей в район сосредоточения в арьергарде основных сил, начались беспорядки. Участились случаи неповиновения приказам командования под предлогом усталости и плохого материального обеспечения, резкое падение дисциплины. Произошли случаи мародёрства, еврейских погромов, убийства мирного населения, дезертирство. 28 сентября был убит военком дивизии Георгий Шепелев. О произошедшем в дивизии стало известно Ленину и главкому Каменеву. В октябре, на экстренном совещании Реввоенсовета армии, был выпущен приказ о том, что полки, отмеченные в данных преступлениях, подлежат разоружению, расформированию, лишаются всех наград, знамён и навсегда вычёркиваются из списков 1-й Конной. Впрочем, по инициативе Будённого, эти меры были смягчены, оружие бойцам возвращено. Лица, уличённые в погромах, подверглись суду военно-революционного трибунала и были расстреляны, но части зачинщиков удалось скрыться. Такие же меры были первоначально присуждены командирам, допустившим беспорядки. Однако расстрелы и тюремные сроки, ввиду их личных заслуг, а также по случаю третьей годовщины Октябрьской Революции были заменены более мягкими приговорами. Все они были распределены со значительным понижением в должности в другие кавчасти, Апанасенко отстранён от должности. Однако по результатам последующих боевых действий на Врангелевском фронте многие из них вернули себе свои звания.
  • Осенью 1920 г. во взаимодействии с другими войсками Южного фронта провела успешное наступление с Каховского плацдарма в направлении Аскания-Нова, Громовка. В ходе операции в Северной Таврии[5] совместно с 2-й конной армией под командованием Ф. Миронова группировке врангелевских войск было нанесено крупное поражение, после которого остатки этой группировки ценой больших потерь в живой силе и технике прорвались в Крым.
После окончания Гражданской войны

Командный состав 1-й Конной армии

Командующий

Члены РВС

Начальники штаба

Выдающиеся военачальники

В рядах Первой конной армии служили многие командиры, ставшие впоследствии видными советскими военачальниками: С. М. Будённый, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко, Г. И. Кулик, А. В. Хрулёв, И. В. Тюленев, О. И. Городовиков, К. С. Москаленко, П. С. Рыбалко, П. Л. Романенко Д. Д. Лелюшенко, И. Р. Апанасенко, К. А. Мерецков, А. И. Ерёменко, А. И. Лопатин Д. И. Рябышев, П. Я. Стрепухов, А.П.Жуков, Ф. В. Камков, А. А. Гречко, С. М. Кривошеин, П. Ф. Жигарев, А. И. Леонов, Я. Н. Федоренко, А. С. Жадов, П. А. Белов, В. В. Крюков, Т. Т. Шапкин, В. И. Книга, П. В. Гнедин и другие.

После расформирования армии в её частях служили Г. К. Жуков, Л. Г. Петровский, И. Н. Музыченко, Ф. К. Корженевич, И. А. Плиев, С. И. Горшков, М. П. Константинов, А. Т. Стученко и другие известные военачальники.

Память о Первой конной армии

Первая конная армия в искусстве

Первая конная армия в живописи

Первая конная армия в филателии

Примечательные факты

  • Почётным красноармейцем 1-й Конной армии был будущий генералиссимус СССР И. В. Сталин.[4]
  • Полковым врачом в бригаде С. М. Патоличева служил будущий академик АМН СССР, терапевт, гематолог Кассирский И. А.. Его воспоминания «Всадники из легенды» были опубликованы в журнале «Знамя» в 1968 году.

См. также

Напишите отзыв о статье "1-я Конная армия"

Примечания

  1. Пе’рвая ко’нная а’рмия / [www.slovari.ru/default.aspx?p=242 Русский орфографический словарь: около 180 000 слов [Электронная версия]] / О. Е. Иванова, В. В. Лопатин (отв. ред.), И. В. Нечаева, Л. К. Чельцова. — 2-е изд., испр. и доп. — М.: Российская академия наук. Институт русского языка имени В. В. Виноградова, 2004. — 960 с. — ISBN 5-88744-052-X.
  2. Первая конная армия — статья из Большой советской энциклопедии.
  3. Кона’рмия. Лопатин В. В., Нечаева И. В., Чельцова Л. К. Прописная или строчная? Орфографический словарь. — М.: Эксмо, 2009. — С. 223. — 512 с.
  4. 1 2 [www.1stalin.ru/5-31.htm Речь на торжественном заседании в военной академии]
  5. Та́врия (от др.-греч. Ταῦρος) — старое название степной области Днепро-Молочанского междуречья в пределах современных Запорожской и Херсонской областей. Северо-Таврические степи через перешеек и Сиваш переходят в степи Тавриды (Крымского п-ова). Применительно к территории Крыма Таврия и Таврида — синонимы. В современной Украине есть тенденция называть Таврией именно Северную Таврию (а чаще лишь её западную часть — бывший Днепровский уезд Таврической губернии).
  6. Краснознамённый Киевский. 1979.
  7. Центральный государственный архив Советской армии. В двух томах. Том 1. Путеводитель. ЦГАСА, 1991.
  8. Военный энциклопедический словарь. 1984.
  9. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 [www.rkka.ru/cavalry/Gv/kav_gv_kom.html rkka.ru. cavalry. Кавалерия гражданской войны. Командный состав кавалерийских соединений и объединений]
  10. [1k-horse.com/ ОАО Конный завод имени Первой Конной Армии - официальный сайт].

Литература

  • Клюев Л. Л. [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&page=1&idbook=454152&basename=OldBook Первая конная армия]. М.; Л.: Госиздат. Отд. воен. лит., 1928.
  • Буденный С. М. [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&idbook=452761&basename=OldBook Красная конница. Сб. ст.] М.; Л.: Госиздат. Отд. воен. лит., 1930.
  • Клюев Л. Л. [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&page=1&idbook=455012&basename=OldBook Боевой путь Первой конной армии]. М.; Л.: Госиздат. Отд. воен. лит., 1930.
  • Орловский С. Н. [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&idbook=477054&basename=OldBook Великий год: Дневник конноармейца]. М.; Л.: Госиздат. Отд. воен. лит., 1930.
  • Ракитин Н. [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&idbook=594246&basename=GOPB_AZ Воспоминания конармейца]. — М.: Огонек, 1930.
  • Ракитин Н. [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&idbook=498508&basename=OldBook Записки конармейца]. — М.: Федерация, 1931.
  • Клюев Л. Л. [elibrary.gopb.ru/reader/index.php?r=view&page=1&idbook=455017&basename=OldBook Первая конная Красная армия на польском фронте в 1920 году]. М.: Воениздат, 1932.
  • Тюленев И. В. [elib.uraic.ru/handle/123456789/12654 Первая Конная в боях за социалистическую родину: очерк боевых действий] / И. Тюленев. — М.: Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1938. — 216 с.

Ссылки

  • [www.budenney.ru/memoirs/ Будённый Семён Михайлович. «Пройдённый путь» в 3-х томах]
  • [www.budenney.ru/chronicle/ С.Витошнев. «С. М. Будённый. Летопись.» (Биография)]
  • [www.budenney.ru/ Сайт о С. М. Будённом]
  • [militera.lib.ru/research/shambarov1/05.html Шамбаров Валерий Евгеньевич Белогвардейщина. 82. Последние победы Деникина.]
  • [militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/5_20.html Деникин Антон Иванович Очерки русской смуты. Глава XX. Операции южных армий в начале 1920 года: от Ростова до Екатеринодара. Рознь между добровольцами и донцами.]
  • Краснознамённый Киевский. Очерки истории Краснознамённого Киевского военного округа (1919—1979). Издание второе, исправленное и дополненное. Киев, издательство политической литературы Украины. 1979.
  • Центральный государственный архив Советской армии. В двух томах. Том 1. Путеводитель. ЦГАСА, 1991.

Отрывок, характеризующий 1-я Конная армия

Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.

Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»