1-я македонско-косовская пролетарская ударная бригада

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
1-я македонско-косовская пролетарская ударная бригада

Памятник солдатам 1-й македонско-косовской пролетарской ударной бригады в Бельчиште
Годы существования

11 ноября 19431945

Страна

Югославия Югославия

Тип

пехота

Включает в себя

пять батальонов

Численность

700 человек

Дислокация

Сливово

Участие в
Знаки отличия

1-я македонско-косовская пролетарская ударная бригада (серб. Прва македонско-косовска пролетерска бригада) — воинское формирование НОАЮ, участвовавшее в Народно-освободительной войне Югославии. Воевала на территории Македонии и части Болгарии.





История

Образована 11 ноября 1943 в селе Сливово. Состояла изначально из четырёх батальонов: батальона имени Мирче Ацева, Кичевского батальона, 1-го косовско-метохийского батальона имени Рамиза Садику и 2-го косовско-метохийского батальона имени Бориса Вукмировича. Численность бригады составляла 700 человек, в её составе службу несли сербы (составляли подавляющее большинство[1]), македонцы, албанцы, черногорцы, словенцы, болгары, итальянцы и даже русские.

Первым командиром бригады стал Петар Брайович, а политруком — Мита Милкович. Первые сражения против германско-албанских частей в Галичице и Моглене, как и битвы против болгарских полувоенных и военных отрядов в Крушево, Ресене и Охриде, начались в ночь с 5 на 6 декабря 1943. В Германе 11 декабря к бригаде присоединился батальон имени Стива Наумова, а в Фущанах 18 декабря один из батальонов перешёл во 2-ю македонскую ударную бригаду.

1-я македонско-косовская участвовала в так называемом Февральском походе в начале 1944 протяжённостью 300 км. Близ села Богомила бригаду окружили объединённые силы армии, полиции и противопартизанских отрядов, лишь немногие маленькие группы партизан сумели спастись. Близ Брегалницы также была разбита 2-я македонско-косовская ударная бригада, жертвы составили не менее 1500 человек в обеих бригадах[1].

В Долно-Родиво 12 апреля уцелевшие остатки бригады разделились на группу македонских и группу албанских батальонов, обойдя Деборцу и продолжая бои против болгар и немцев с 29 апреля по 5 мая 1944 в районе Охрида и Кичево. С 8 мая по 4 июня в Западной Вардарской Македонии состоялось Весеннее наступление македонцев, в результате которого группа македонских батальонов не только далеко продвинулась, но и объединилась в 1-ю македонскую ударную бригаду, а косовско-метохийская группа соединилась 28 июня в новую 1-ю косовско-метохийскую ударную бригаду[2].

За боевые успехи бригада получила почётное звание пролетарской и была награждена орденами Народного героя, Народного освобождения и Братства и единства[3][4]. Многочисленные военнослужащие были награждены орденами и медалями, некоторые получили звания Народных героев Югославии.

Известные военнослужащие

Напишите отзыв о статье "1-я македонско-косовская пролетарская ударная бригада"

Примечания

  1. 1 2 [macedonia-history.blogspot.com/2006/10/1941-1944.html Мичев, Добрин. Партизанското движение във Вардарска Македония, 1941-1944]
  2. Македонска енциклопедија, МАНУ, Скопие, 2009, стр. 1210
  3. Војна енциклопедија, Београд 1975. година
  4. Народни хероји Југославије, Младост, Београд, 1975. година
  5. [forum.kajgana.com/threads/Македонските-бригади-во-НОБ-14ммнуб.58114/ Македонска Војска 1944-1945-Марјан Димитријевски]

Литература

Отрывок, характеризующий 1-я македонско-косовская пролетарская ударная бригада

– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.