2-я гвардейская минно-торпедная авиационная дивизия ВВС ВМФ

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Всего 2-я минно-торпедная авиационная дивизия формировалась 2 раза. См. список других формирований
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #CCDDFF; background-color: #000000" colspan="2"> Районы боевых действий </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #CCDDFF; background-color: #000000" colspan="2"> 2-я гвардейская минно-торпедная авиационная Краснознаменная дивизия ВВС ВМФ имени Героя Советского Союза Н. А. Токарева </td></tr>
Награды:
Почётные наименования: «Севастопольская»
Войска: ВВС ВМФ
ВМФ России
Род войск: ВВС ЧФ
ВВС ЧФ
Формирование: 20.08.1943 г.
Расформирование (преобразование): 1945, 1948, 1960, 1993 г.
Предшественник: 63-я авиационная бригада,
1-я минно-торпедная авиационная дивизия ВВС ВМФ
Преемник: 2-я гвардейская морская ракетоносная авиационная Севастопольская Краснознаменная дивизия ВВС ВМФ имени Героя Советского Союза Н. А. Токарева
Великая Отечественная война (1941-1944 гг):

2-я гвардейская минно-торпедная авиационная ВВС ВМФ имени Героя Советского Союза Н. А. Токарева (2-я гв. МТАД Черноморского флота) — воинское соединение Вооружённых СССР во Второй мировой войне.





История наименований

История

В конце 1939 года в составе ВВС ЧФ было начато формирование 63-й бомбардировочной авиационной бригады. В состав бригады вошли 2-й МТАП и 40 СБАП на самолетах ДБ-3 и СБ[1].

На начало войны управление 63-й БАБ базировалась на аэр. Сарабуз, подразделения бригады, в составе: 2-й МТАП (Карагоз), 40-й БАП (Сарабуз), 78-я ОСБАЭ (Одесса). На 22 июля 1941 года состав 63-й БАБ — 5-й гв. МТАП, 40-й БАП (Майкоп, Гудауты, Елизаветинская). С первых дней войны полки бригады активно включились в боевую работу, нанося удары по объектам на территории Румынии, действуя на морских коммуникациях противника, ведя воздушную разведку[1].

Осенью 1941 года, в связи с захватом противником большей части Крымского полуострова, полки и управление бригады перебазировались на аэродромы Краснодарского края и Северного Кавказа. Часть самолетов 2-го МТАП и 40-й БАП работали на ротационной основе в осажденном Севастополе, базируясь на аэродроме Херсонес[1].

В апреле 1942 года 2-й МТАП бригады одним из первых среди частей ВВС ВМФ был преобразован в 5-й гвардейский минно-торпедный авиационный полк[1].

В середине 1942 года 63-я бомбардировочная АБ Черноморского флота, в составе: 36-й МТАП, 5-й гв. МТАП, 40-й БАП. В мае 1943 года в состав бригады был включен 11-й гв. ИАП ВВС ЧФ на самолетах Р-39 «Аэрокобра». Их главной задачей было сопровождение и прикрытие бомбардировщиков и торпедоносцев в боевых вылетах[1].

На основании приказа НК ВМФ № 0528 от 09.07.1943 г. с 14 июля 63-я БАБ была преобразована в 1-ю минно-торпедную авиационную дивизию ВВС ЧФ. В это время полки дивизии базировались на Аэр. Гудауты и Адлер. 26 сентября 1943 г. самолеты 1-й МТАД нанесли массированный удар по порту Севастополя (9 Ил-4 под командованием полковника Токарева, 12 Пе-2 под командованием майора Корзунова и 15 А-20 «Бостон» под командованием подполковника Ефремова)[1]. На 15 октября 1943 года в составе дивизии: 5-й гв. МТАП (Гудауты, Геленджик), 36-й МТАП (Геленджик, Алахадзе), 40-й БАП (Адлер), 11-й гв. ИАП (Геленджик). С 4 по 15 ноября 1943 г. часть самолетов дивизии с аэродромов Северного Кавказа были перебазированы на аэродром Скадовск, где вошли в состав формируемой Скадовской авиационной группы. Дивизии была поставлена задача блокировать с запада 17-ю немецкую армию в Крыму и не допустить её эвакуации морем. Самолеты дивизии Ил-4, А-20 «Бостон» и Пе-2 под прикрытием истребителей Р-39 «Аэрокобра» 11-го гв. ИАП наносили торпедные и бомбовые удары по транспортам противника на коммуникациях и в портах Крымского полуострова[1].

31 января 1944 года при выполнении боевого вылета погиб командир 1-й МТАД, генерал-майор авиации H. А. Токарев. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 мая 1944 года его имя было присвоено дивизии, которая с этого времени стала называться 1-я минно-торпедная авиационная дивизия им. Н. А. Токарева[1].

19.03.1944 года 40-й БАП выделен из состава дивизии и переподчинён в состав вновь сформированной 13-й авиационной дивизии пикирующих бомбардировщиков[1].

С 1 апреля 1944 г., на основании Приказа командующего ЧФ № 0247, в состав 1-й МТАД был включен 13-й гв. полк ВВС ЧФ на аэродроме Сокологорное. 26 апреля 1944 г. 36 МТАП, передав свои самолеты 13-му гв. АП, выбыл из состава дивизии, и был направлен на Северный флот. Там он вошёл в состав 5-й МТАД ВВС СФ[1].

За отвагу, проявленную в боях с немецко-фашистскими захватчиками, за стойкость, мужество, героизм, организованность и высокую дисциплину личного состава Приказом Народного комиссара Военно-морского флота № 203 от 5 мая 1944 года 1-я МТАД преобразована во 2-ю гвардейскую минно-торпедную авиационную дивизию (в/ч 42801). 22.07.1944 года, за мужество и героизм, проявленные при освобождении г. Севастополя, Приказом Верховного Главнокомандующего 2-й гв. МТАД было присвоено почетное наименование «Севастопольская»[1].

Состав дивизии (на 1 июля 1944 г.) — 5-й гв. «Констанцский» МТАП (бывший 2-й МТАП), 13-й гв. краснознамённый «Констанцский» ДБАП (бывш. 119-й РАП), 11-й гв. дважды краснознамённый «Николаевский» ИАП[1].

20.08.1944 г. 14 Ил-4 5-го гв. МТАП, 18 А-20G «Бостон» 13-го гв. АП и 32 Р-39 «Аэрокобра» 11-го гв. ИАП дивизии приняли участие в воздушной операции по уничтожению сил противника в ВМБ Констанца с аэродрома Саки[1].

Боевые действия в Великой Отечественной войне 2-я гв. МТАД завершила в сентябре 1944 г. в Крыму на аэродроме Саки, за исключением 11-го гв. ИАП, который базировался в Болгарии на аэродроме Сарафово[1].

С весны 1945 года дивизия стала именоваться «смешанной». Состав на 1 июля 1945 г. 2-й гв. САД (Саки): 5-й гв. МТАП (Сарабуз), 13-й гв. ДБАП (Саки), 11-й гв. ИАП (Саки). На вооружении минно-торпедных полков самолёты Ил-4, Пе-2 и А-20[1].

В 1952 году дивизия переформирована из смешанной в минно-торпедную. В состав дивизии входили 13-й гв. МТАП (Саки), 1675-й МТАП (бывш. 29-й БАП), 1817-й МТАП. На 01.11.1952 г. штаб дивизии перебазировался на аэродром Веселое. В 1957 году дивизия составом 13-го гв. МТАП и 942-го МТАП (бывш. 1675-й МТАП) базировалась на аэродроме Саки[1].

В августе 1958 г. в состав дивизии вошел 819 гв. БАП, принятый в Авиацию флота из 48-й ВА Одесского военного округа[1].

27.03.1960 года (к январю 1961 г.) в рамках «дальнейшего значительного сокращения Вооруженных сил» 2-я гв. МТАД Ав. ЧФ была расформирована, а её полки стали отдельными частями, подчинявшимися непосредственно командующему Авиацией ЧФ[1].

в 1971 г. было вновь сформировано управление 2-й гв. МРАД на аэродроме Гвардейское. В состав дивизии включили три оставшихся на флоте ракетоносных полка, на самолётах Ту-16: 5-й гв. МРАП на аэр. Весёлое, 124-й МРАП на аэр. Гвардейское и 943-й МРАП на аэр. Октябрьское[1].

В 1974 г. 943-й МРАП получил на вооружение сверхзвуковые ракетоносцы Ту-22М2. Самолёты Ту-16 оставались на вооружении его третьей эскадрильи, а также двух остальных полков дивизии[1].

В 1985 г. 5-й гв. МРАП перевооружился сразу на Ту-22МЗ, минуя «двойки», а в 1987 г. на «тройки» перевооружился и 943-й МРАП. Третий полк дивизии — 124-й МРАП, продолжал эксплуатировать Ту-16 вплоть до своего расформирования 1990 г[1].

15.12.1994 года, на основании Директивы ГШ ВМФ РФ от 21.04.1994 г., управление 2-й гв. МРАД (в/ч 81235) на аэродроме Гвардейское (Сарабуз) и 5-й гв. МРАП на аэродроме Веселое были расформированы, а 943-й МРАП стал отдельным полком. Но и он смог просуществовать после этого всего два года, и в августе 1996 г. был расформирован. Вся авиатехника дивизии была поделена в равных долях между Россией и Украиной. Черноморские Ту-22МЗ, которые отошли России, были направлены в ВВС СФ и ТОФ, а также в состав 240-го гв. ОСАП (ИИ) 444-го ЦБП и ПАС. В РФ эти самолёты продолжают летать до сих пор (уже переданные из ВВС флотов в Дальнюю авиацию), тогда как украинские машины все утилизированы[1].

Состав дивизии

Подчинение

Военно-воздушные силы (Авиация) Черноморского флота ВМФ СССР.

Командиры

  • В. И. Раков (март-декабрь 1940 г., ВрИД),
  • Г. И. Хатиашвили (декабрь 1940 г. — октябрь 1942 г.),
  • Н. А. Токарев (октябрь 1942 г. — январь 1944 г., погиб),
  • П. Г. Кудин (февраль-апрель 1944 г., ВрИД),
  • В. П. Канарев (апрель 1944 г. — май 1946 г.),
  • П. И. Сучков (май 1946 г. — январь 1948 г.)
  • В. И. Васильев (январь 1948 г. — февраль 1950 г.),
  • М. И. Буркин (февраль 1950 г. — июль 1951 г.),
  • А. И. Шемякин (с 1951 г.),
  • А. Г. Егоров (март 1958 г. — январь 1961 г.),
  • В. А. Балин,
  • В. П. Житенев (до 1982 г.),
  • Н. Н. Фадеев (с 1982 г.),
  • Н. И. Осипов (в 1985 г. до 1987 г.),
  • В. С. Русаков (1987-91 гг., погиб),
  • А. М. Быков (1991-94 гг.).

Напишите отзыв о статье "2-я гвардейская минно-торпедная авиационная дивизия ВВС ВМФ"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 Левшов П.В., Болтенков Д.Е. Век в строю ВМФ: Авиация Военно-Морского Флота России (1910-2010). — Специальный выпуск альманаха "Тайфун" № 12. — СПб., 2012. — 768 с. — (Справочник).

Литература

  • Левшов П.В., Болтенков Д.Е. Век в строю ВМФ: Авиация Военно-Морского Флота России (1910-2010). — Специальный выпуск альманаха "Тайфун" № 12. — СПб., 2012. — 768 с. — (Справочник).

Ссылки

  • [www.airaces.ru/stati/vvs-chernomorskogo-flota-sssr-v-gody-vojjny.html ВВС Черноморского флота СССР в годы войны]


Отрывок, характеризующий 2-я гвардейская минно-торпедная авиационная дивизия ВВС ВМФ

«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.


К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.