10-й Алабамский пехотный полк

10-й алабамский пехотный полк
флаг штата Алабама (1861)
Годы существования	1861—1865 гг.
Страна	КША КША
Тип	Пехота
Численность	200 чел. (сент. 1862) 400 чел. (май 1863) 450 чел. (июнь 1863)
Командиры
Известные командиры	Джон Форни Уильям Форни

10-й алабамский пехотный полк (10th Regiment Alabama Infantry) — представлял собой один из пехотных полков армии Конфедерации во время Гражданской войны в США. Полк прошёл все сражения гражданской войны на востоке от сражения при Дрейнсвилле до капитуляции при Аппоматтоксе.

Формирование

Полк был сформирован в Монтгомери, Алабама, в июне 1861 года и принят на службу в армию Конфедерации 4 июня. Его первым командиром стал полковник Джон Форни, в прошлом - выпускник Вест-Пойнта и лейтенант федеральной армии. Подполковником стал Джеймс Бенсон Мартин, а майором - Джон Вудвард. В июле полк был отправлен в Винчестер, прибыл туда 13 июля и был включён в состав Армии Шенандоа (в бригаду Кирби Смита).

Боевой путь

18 июля 1861 года полк получил приказ отправиться к Манассасу, но прибыл на место только 22 июля, уже после завершения первого сражения при Булл-Ран, в котором он в итоге не принимал участия.

20 декабря того же года полк участвовал в сражении при Дрейнсвилле, где был убит подполковник Джеймс Мартин и ещё 21 человек, и были ранены капитан Уильям Форни (брат полковника Джона Форни) и ещё 64 человека. На следующий день майор Вудвард стал подполковником, а капитан Форни получил звание майора.

В январе 1862 года полк был включён в бригаду Кадмуса Уилкокса. В марте он был направлен на вирджинский полуостров. 17 марта полковник Джон Форни получил звание бригадного генерала, подполковник Джон Вудвард стал полковником, майор Уильям Форни - подполковником, а капитан роты Н, Джон Колдуэлл стал майором.

Когда началась кампания на полуострове, полк участвовал в обороне Йорктауна, а после сдачи Йорктауна отступал к Ричмонду и участвовал в сражении при Уильямсберге 6 мая. В этом бою полк потерял 85 человек. Подполковник Форни был ранен, отправлен в госпиталь в колледже Уильяма и Мери, и оказался в плену после того, как северяне захватили госпиталь. Позже, ещё во время пребывания в плену, он получил звание полковника.

Полк прошёл несколько сражений Семидневной битвы: 27 июня он участвовал в сражении при Гэйнс-Милл, где потерял 38 человек убитыми и 97 ранеными. 30 июня полк участвовал в сражении при Глендейле, где 32 человека было потеряно убитыми и 95 ранеными. Было утрачено знамя пока, захваченное федералами 9-го Пенсильванского Резервного полка. Подполковник Колдуэлл (получивший это звание после Уильямсберга и временно командовавший полком) был ранен и командование временно принял майор Артур Каннингем, которому присвоили звание подполковника.

Бригада Уилкокса участвовала в Северовирджинской кампании и сражалась во втором сражении при Булл-Ран, хотя и не очень удачно. При Булл-Ран полк потерял 30 человек.

Во время Мерилендской кампании полк участвовал в осаде Харперс-Ферри, после чего 17 сентября был переведен к Шарпсбергу и участвовал в сражении при Энтитеме, насчитывая к началу сражения всего 200 человек. Полк возглавлял капитан Джордж Уотли, который погиб во время боя. Примерно половина всего полка выбыла из строя в ходе этого сражения.

В том же сентябре полковник Уильям Форни был освобождён из плена и возглавил полк.

Литература

• Sears, Stephen W. Chancellorsville. — Boston: Houghton Mifflin, 1996. — 221 p. — ISBN 0-395-87744-X.

Ссылки

• [civilwarintheeast.com/confederate-regiments/alabama/10th-alabama-infantry/ Хронология истории полка]
• [www.firstbullrun.co.uk/Shenandoah/Fifth%20Brigade/10th-alabama-infantry.html 10th alabama infantry]

Отрывок, характеризующий 10-й Алабамский пехотный полк

«Петербург, 23 го ноября.
«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.