10-й Нью-Йоркский пехотный полк

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
10-й Нью-Йоркский пехотный полк

флаг штата Нью-Йорк
Годы существования

18611863 гг.

Страна

США США

Тип

Пехота

Численность

510 чел. (авг. 1862)
98 чел. (июнь 1863)

Прозвище

National Guard Zouaves

Командиры
Известные командиры

10-й Нью-Йоркский пехотный полк (10th New York Volunteer Infantry Regiment) — представлял собой один из пехотных полков армии Союза во время Гражданской войны в США. Полк был набран сроком на 2 года службы и принял участие во многих сражениях Потомакской армии от Семидневной битвы до сражения при Чанселлорсвилле. В мае 1863 года полк был расформирован, а рядовые, записанные на три года службы, сформировали 10-й Нью-Йоркский пехотный батальон, который прослужил до конца войны.





Формирование

Полк был сформирован в Нью-Йорке и 27 апреля 1861 года принят на службу в федеральную армию сроком на два года. Командиром полка стал полковник Вальтер МакЧесней, подполковником — Александер Элдер и майором — Джон Маршалл. Полк использовал униформу зуавов и был известен как «National Guard Zouaves» или «McChesney Zouaves».

Боевой путь

6 июня 1861года полк был направлен на пароходе Florida на Вирджинский полуостров в форт Монро, где был передан в распоряжение вирджинского департамента. Полковник МакЧесней скоро покинул полк. В сентябре полк возглавил полковник Джон Бендикс[en].

В мае 1862 года полк находился в Норфолке и Портсмуте, а 5 июня на пароходе Empire City был доставлен в Йорктаун, откуда на пароходе Arrowsmith — в Уайтхауз на реке Поманки. Там они 14 — 15 июня сталкивались с рейдерами Стюарта (во время его рейда вокруг Макклеллана).

Ещё 7 июня полк был включён в 3-ю бригаду 2-й дивизии V корпуса Потомакской армии (бригада Уоррена).

В конце июня полк участвовал в Семидневной битве, где потерял убитыми 4 офицеров и 11 рядовых, ранеными 2 офицеров и 38 рядовых, и пропавшими без вести 1 офицера и 69 рядовых. В частности,при Гейнс-Милл полк потерял убитыми и ранеными 10 человек, а при Малверн-Хилл — одного. В конце августа полк вернули в форт Монро, а оттуда по морю перебросили в Сентервилл, а 30 августа полк участвовал во втором сражении при Булл-Ран. Дивизия Сайкса не участвовала в знаменитой атаке Портера; маленькая бригада Уоррена (10-й и 5-й нью-йоркские) была поставлена на крайнем левом фланге армии при поддержке 6-ти орудий батареи Хазлетта. 6 рот 10-го нью-йоркского были развёрнуты в стрелковую цепь. В 16:30 бригада попала поду удар дивизий Лонгстрита, который застал Уоррена врасплох. Стрелковая цепь сразу стала отступать, а за ней и остальные роты полка - они бежали к позициям 5-го Нью-Йоркского, который не мог стрелять, чтобы не попасть по своим. Полк бежал до холма Генри, потеряв при отступлении убитыми 1 офицера и 33 рядовых, ранеными 3 офицеров и 52 рядовых, и пропавшими без вести 1 офицера и 25 рядовых[1].

В сентябре полк был переведен в дивизию Френча, в бригаду Макса Вебера. Во время сражений при Южной Горе и при Энтитеме полк держали в резерве и он не понёс потерь. 19 сентября он был задействован в сражении при Шефердстауне.

В декабре полк числился в бригаде Джона Энрюза и был задействован в сражении при Фредериксберге. Дивизия Френча в тот день первой атаковала позиции южан на высотах Мари. Первой наступала бригада Натана Кимбалла, а бригада Эндрюза шла второй. Когда бригада Кимбалла отошла, бригада Эндрюза начала перестрелку. В ходе этого боя были потеряны 3 офицера и 12 рядовых убитыми, ранены 42 рядовых и шесть офицеров, в числе которых оказался и полковник Бендикс, который сдал командование капитану Салмону Винчестеру, после смерти которого командование принял капитан Джордж Хоппер.

В январе полк принимал участие в «Грязевом марше».

26 апреля 1863 года капитан Хоппер получил звание майора, а 27 апреля полк был переведён в бригаду Уильяма Хайса.

Напишите отзыв о статье "10-й Нью-Йоркский пехотный полк"

Примечания

  1. Johnson, 2013, p. 161 - 162.

Литература

  • Cowtan, Charles W, [archive.org/details/05814299.3376.emory.edu Services of the Tenth New York Volunteers (National Zouaves,) in the War of the Rebellion], New York, 1882
  • Don Johnson. Thirteen Months at Manassas/Bull Run. — McFarland, 2013. — 208 p. — ISBN 147660441X.
  • Robin Smith, American Civil War Zouaves, Osprey Publishing, 1996 ISBN 1-85532-571-3 (стр. 17)

Ссылки

  • [civilwarintheeast.com/us-regiments-batteries/new-york-infantry/10th-new-york/ Хронология истории полка]
  • [dmna.ny.gov/historic/reghist/civil/infantry/10thInf/10thInfMain.htm 10th Infantry Regiment Civil War]

Отрывок, характеризующий 10-й Нью-Йоркский пехотный полк


«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.