100-я пехотная дивизия (США)

100th Division (Training) 100-я дивизия (учебная)
Нарукавный знак
Годы существования	12 июля 1918 — наше время
Страна	США США
Подчинение	Резерв Армии США
Тип	учебная дивизия
Функция	учебная
Дислокация	Форт-Нокс, штат Кентукки
Прозвище	Столетняя (англ. Century) Сукины дети (англ. Sons of Bitche)
Девиз	Успех в бою (англ. Success in Battle) Солдаты столетия (англ. Soldiers of the Century) Учите их жёстко! (англ. Train 'em Tough!)
Цвета	синий и красный
Участие в	Вторая мировая война Арденнская операция (1945) Центрально-Европейская операция
Знаки отличия
Командиры
Известные командиры	генерал-лейтенант Уитерс А. Бёрресс бригадный генерал Эндрю С. Тичсен

100-я дивизия (ранее 100-я пехотная дивизия) — пехотная дивизия Армии Соединенных Штатов со штаб-квартирой в Форт-Ноксе, штат Кентукки. В настоящее время является основным учебным подразделением Резерва Армии Соединенных Штатов.

На протяжении своей долгой истории, дивизия играла разные роли. До 1950-х годов она была 100-й пехотной дивизией, затем ненадолго стала 100-й воздушно-десантной дивизией, и, наконец, 100-й дивизией (учебной). После этих трансформаций дивизия, прежде всего, занимается подготовкой кадров для других армейских частей.

Созданная в середине 1918 года, она не смогла принять участия в Первой мировой войне, но она смогла получить известность, как 100-я пехотная дивизия, во Второй мировой войне. Дивизия воевала на Европейском театре военных действий, прошла через Францию и Германию, где и встретила окончание войны. Вторая мировая война стала единственной войной в которой дивизия участвовала до преобразования её в учебную.

История

Первая мировая война

100-я дивизия была сформирована 12 июля 1918 года в составе Национальной Армии США. Развернута в октябре того же года в Кэмп Боуи, Техас. В её состав были включены 199-я пехотная бригада (397-й пехотный полк и 398-й пехотный полк) и 200-я пехотная бригада (399-й пехотный полк и 400-й пехотный полк). Численность каждой бригады составляла примерно 8000 солдат.

Дивизия готовилась к передислокации в Европу и присоединению к Американским экспедиционным силам в войне с Центральными державами. Но к тому времени, когда формирование дивизии было завершено, настал День перемирия. В ноябре 1919 года в рамках послевоенного сокращения численности армии СШАдивизия была демобилизована.

Два года спустя, в июне 1921 года, дивизия была воссоздана со штабом в Уилинге, Западная Виргиния. 29 мая 1923 года дивизия получила нарукавный знак. В 1924 году дивизия была передислоцирована в Хантингтон, Западная Виргиния, а в 1937 году — в Чарлстон, Западная Виргиния.

В 1940 году штабы 199-й и 200-й пехотных бригад, а также 400-й пехотный полк были расформированы. 397-й, 398-й и 399-й пехотные полки были подчинены штабу дивизии напрямую.

Вторая мировая война

Мобилизация

100-я пехотная дивизия была заново развернута по полному штату 15 ноября 1942 года в Форт-Джексоне, Южная Каролина. Состав дивизии пополнили солдаты из 76-й пехотной дивизии. Офицерами были в основном служащие 100-й дивизии, с привлеченными резервистами. Командир 100-й пехотной дивизии, генерал-майор Уитерс А. Бёрресс, был одним из одиннадцати генералов, командовавших своими подразделениями на протяжении всей войны.

С конца 1943 по начало 1944 года дивизия проводила подготовку в горах Теннесси и впоследствии была отправлена в Форт-Брэгг, штат Северная Каролина, для дальнейшего обучения. Именно в Форт-Брэгге, техник-сержант Уолтер Л. Булл первым заработал [en.wikipedia.org/wiki/Expert_Infantryman%27s_Badge Знак пехотинца-эксперта].

В дивизию вошли 397-й, 398-й и 399-й пехотные полки, а также 374-й, 375-й, 925-й артиллерийские дивизионы и 373-й артиллерийский дивизион артиллерийской поддержки. Кроме них, в состав дивизии были включены — 325-й инженерный батальон, 325-й медицинский батальон, 100-й взвод военной полиции, 100-я комендантская рота, 800-я рота обслуживания лёгкой техники, 100-й разведывательный механизированный отряд и 100-я сигнальная рота.

Дивизия отправилась в Европу 6 октября того же года. Подразделение прибыло в Марсель 20 октября. 100-я пехотная дивизия вошла в 6-й корпус 7-й армии 6-й группы армий Соединенных Штатов.

Европейский театр

Как только дивизия была подготовлена к бою, она начала выдвигаться в район Мёрт и Мозель и её первые части вступили в бой на подступах к Сен-Реми в Вогезах 1 ноября 1944 года. Подразделение облегчило положение 45-й пехотной дивизии в Баккаре 5 ноября и полностью взяло сектор под свой контроль 9 ноября. Атака немцев была сорвана 12 ноября и дивизия отправилась штурмовать немецкую Зимнюю линию в Вогезах. 100-я пехотная дивизия взяла Бертришам, пронзила немецкую линию обороны и захватила Раон-л'Этап и [fr.wikipedia.org/wiki/Moyenmoutier Муайенмутье] между 16 и 26 ноября. Позже, в ноябре, дивизия передислоцировалась в регион Вогезы, где часть её подразделений помогла в удержании плацдарма на дороге Кол де Саверн, а основная часть дивизии отправилась в резерв. 27 ноября 1944 года дивизия была передана 15-у корпусу Армии США и отправлена в регион Мозель.

В декабре 1944 года, дивизия перешла в наступление в районе Бича и заняла близлежащие районы Винген и Лемберг после ожесточенных боев 6-10 декабря. Затем подошла к Реерсвийеру, который пал после борьбы 11-13 декабря. Форт Щиссек, основное защитное сооружение в регионе, капитулировал после тяжелого штурма 20 декабря. Дивизии было приказано остановить наступление и держать оборону к югу от Бича вместе с частями 7-й армии во время Арденнской операции. Благодаря своей крепкой обороне, солдаты 100-й пехотной дивизии позже стали известны как «Сыны Бича». Немецкие контратаки 1-го и 8-10 января 1945 были отбиты после тяжелых боев в Биче. После дальнейших атак немцы стали отступать, район был очищен и дивизия готовилась возобновить наступление на восток.

15 марта 1945 года началась атака, которая закончилась 16 марта взятием Бича 100-й пехотной дивизией. 22 марта 1945 года дивизия была передана 21-у корпусу. Взяв Нойштадт и Людвигсхафен-на-Рейне, дивизия достигла реки Рейн 24 марта. 25 марта 1945 года часть была возвращена в 6-й корпус. 31 марта 1945 года 100-я пехотная дивизия пересекла Рейн и двинулась на юг, вслед за 10-й танковой дивизией и затем на восток, через реку Неккар, захватывая и расширяя плацдарм с 4 по 11 апреля. Хайльбронн был взят 12 апреля, после девяти дней городских боев, и, дивизия возобновила быстрое преследование противника, достигнув Штутгарта 21 апреля. 100-я пехотная дивизия была занята зачисткой вдоль Неккара, к юго-востоку от Штутгарта, когда, 23 апреля, она была убрана из 6-го корпуса и придана непосредственно 7-й армии Соединенных Штатов. Затем, дивизия была в первую очередь назначена для патрулирования в восточном секторе Штутгарте. После прихода дивизии в Гёппинген, 30 апреля, она занимается оккупационными обязанностями, где и встречает День Победы.

Всего в военных действиях дивизия провела 163 дня. В течение этого времени, потери составили 12215 человек, включая 933 убитых, 3667 раненых, 589 человек пропали без вести, 1 человек попал в плен, а также 7425 человек не боевые потери. Дивизия взяла в плен 13351 немцев. Трое военнослужащих дивизии были награждены Медалями Почёта, семеро Крестом «За выдающиеся заслуги», пятеро Орденом «Легион почёта», а также, 492 человека медалью Серебряная звезда, 23 Солдатской медалью, 5156 медалью Бронзовая звезда и 90 Воздушной медалью. Само подразделение было награждено тремя наградными шнурами на знамя дивизии за участие в войне.

100-я пехотная дивизия возвратилась в Соединенные Штаты через порт Хэмптон-Роудс 10 января 1946 и была освобождена от несения действительной военной службы в Кэмпе Патрик Генри, Виргиния в этот же день. Подразделение начало процесс демобилизации личного состава, который был завершен 26 января.

Холодная война

Осенью 1946 года, дивизия была вновь создана в Резерве Армии США как 100-я воздушно-десантная дивизия в Луисвилле, штат Кентукки. Это существование в качестве одной из нескольких воздушно-десантных дивизий в армии США было кратким — в 1952 году подразделение было вновь переименовано в 100-ю пехотную дивизию. В 1955 году дивизия вновь меняет своё наименование — теперь она называется 100-я дивизия (учебная запаса). В 1959 году дивизия получает нынешнее наименование — 100-я дивизия (учебная). Её миссией является повышение квалификации и преподавание основных, а также передовых навыков обучения солдат действующей армии, резервистов и членов Национальной гвардии.

В 1961 году около 1500 солдат из 100-й дивизии были посланы в Форт Чаффи, Арканзас, для обеспечения поддержки во время Берлинского кризиса 1961 года. За это время в дивизии успешно прошли обучение около 32000 солдат. Солдаты были возвращены в запас в августе 1962 года. В 1968 году дивизия получила свою эмблему.

В соответствии с Планом по реорганизации армейских дивизий, с 1968 года дивизия состоит не из полков, а из бригад. 199-я пехотная бригада стала отдельной, а новые бригады дивизии были сформированы из подразделений, находившихся в её составе во время Второй мировой войны. Штабные подразделения были переименованы в 1-ю бригаду, ответственную за базовую подготовку танковой школы, 928-й батальон полевой артиллерии стал 2-й бригадой, ответственной за обучение солдат работе с механизированной техникой, 325-й инженерный батальон стал 3-й бригадой, ответственной за боевое обучение, а 800-й артиллерийский батальон стал 4-й бригадой, ответственной за подготовку к несению боевой службы.

В 1978 году 100-я дивизия стала первым армейским резервным формированием, оснащенным собственными подразделениями танков «Абрамс». С получением боевых машин пехоты М3 «Брэдли» профиль подготовки в подразделении изменился от индивидуальной боевой подготовки танкистов до обучения на боевых разведывательных машинах. К 1986 году это было самое большое резервное подразделение в штате Кентукки, 58 % резервистов которого поступили в действующие войска.

Война в Персидском заливе и за его пределами

С началом операции «Буря в пустыне» в 1991 году, 100-я дивизия осуществляла бронетанковую подготовку солдат в Форт-Ноксе, штат Кентукки для развертывания бронетанковых подразделений. Эта подготовка осуществлялась подразделением и после войны.

В 1995 году подразделение было реорганизовано, с целью включения в него школ Армии Резерва. В 1996 1-я бригада 100-й дивизии работала с группой по боевой готовности Форт-Нокса, с целью проведения национального учебного эксперимента по включению резервистов в экипажи и взводы. Позже в этом же году, в дивизию были добавлены три дополнительные бригады: 5-я бригада, 100-й дивизии в Мемфисе, Теннесси для обучения медицине, 6-я бригада, 100-й дивизии в Луисвилле, Кентукки для профессиональной подготовки в целях развития и 7-я бригада, 100-й дивизии в Форт-Ноксе, сформированная из 100-й учебной команды и ответственная за учебные маневры. 5-я бригада переехала в Миллингтон, Теннесси в 1997 году. 7-я бригада расформирована в 2000 году. 8-я бригада, 100-й дивизии создана как подразделение, занимающееся обучением офицеров запаса.

В течение 1997 года дивизия работала над реформированием учебной базы в Форт-Ноксе, был организован шестинедельный лагерь подготовки офицеров запаса. Лагерь осуществляет свою деятельность каждое лето. К 2000 году 100-я дивизия взяла на себя полную ответственность за управление лагерем. В этом же году многие танки Абрамс были утилизированы в рамках сокращения военных расходов.

После терактов 11 сентября, 100-я дивизия начала работу по подготовке подразделений Национальной гвардии из штата Огайо и Кентукки с целью их развертывания для войны с терроризмом.

К 2006 году дивизия перенесла свою штаб-квартиру из Луисвилла в Форт-Нокс, к учебным подразделениям. В соответствии с программой реформирования Резервной Армии, 100-я дивизия была реструктуризована. Были расформированы все, кроме четырёх бригад. Дивизия сместила акценты от начальной военной к подготовке по военно-учетным специальностям и унтер-офицерскому обучению. Новая 100-я дивизия (оперативной поддержки) учит солдат из военной разведки, войск связи, гражданских дел / психологических операций и медицинских услуг.

Награды

Во время Второй мировой войны большое количество военнослужащих дивизии было отмечено различными наградами.

Память

Шоссе Кросс Айленд Парквэй в Куинсе, Нью-Йорк в 2005 году было переименовано в «Дорогу 100-й пехотной дивизии» в честь 2300 солдат из Нью-Йорка, которые служили в дивизии во время войны. Трое из этих солдат награждены Медалью Почёта.

Литература

• Army Almanac: A Book of Facts Concerning the Army of the United States. — United States Government Printing Office, 1959.
• McGrath John J. The Brigade: A History: Its Organization and Employment in the US Army. — Combat Studies Institute Press, 2004. — ISBN 978-1-4404-4915-4.
• Order of Battle of the United States Army: World War II European Theater of Operations. — Department of the Army, 1945. — ISBN 978-0-16-001967-8.

Ссылки

• [www.lonesentry.com/gi_stories_booklets/100thinfantry/index.html The Story of the Century: The Story of the 100th Infantry Division]
• [www.100thww2.org/ The 100th Infantry Division Association]
• [www.globalsecurity.org/military/agency/army/100d.htm GlobalSecurity: 100th Division]
• [www.marshallfoundation.org/100thsplash.htm Memoirs archived at the George C. Marshall Foundation]

Отрывок, характеризующий 100-я пехотная дивизия (США)

– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.