102 км (платформа, Лужский район)

Платформа 102 км Витебская линия
Октябрьская железная дорога
Регион ж. д.:	Санкт-Петербург — Витебский
Дата закрытия:	31 мая 1987 года
Тип:	пассажирская (не используется)
Количество путей:	1
Расстояние до Санкт-Петербург Витебский вокзал:	102 км
Расстояние до Оредеж:	27 км

Павловск — Оредеж

условные обозначения  На Санкт-Петербург-Витебский  26 Павловск р. Тызва Улица Александра Матросова р. Славянка Санкт-Петербург Ленинградская область (Гатчинский район)  На Новолисино, Великий Новгород  32 Антропшино р. Ижора 35 Пост 35 км ул. Промзона 38 Кобралово 41 41 км  Гатчина – Тосно  р. Чёрная 43 Семрино ПМС-83 Хвойная ул. 46 46 км А120 3-я линия 52 Сусанино Каушта р. Суйда 55 Красницы руч. Чёртов 57 Михайловка Сызранская ул р. Оредеж 59 0 Вырица Сиверское шоссе 41А-003 Р40 Земская ул. 2 1 платформа пр. Ленина 3,5 2 платформа 5 3 платформа ул. Полины Осипенко 6 4 платформа Ленинградский пр. 7 Посёлок ул. Калинина 63 63 км 71 Слудицы 77 77 км  Веймарн – Чудово  80 80 км 86 Новинка 41К-105 р. Кременка 90 км 90 км 92 км 92 км р. Зверинка 96 Чаща 100 100 км 101 101 км Гатчинский район Лужский район 102 км 102 км 104 км 104 км 109 Чолово 117 117 км 122 Тарковичи 125 125 км р. Оредеж 129 Оредеж  На Дно-I

102-й киломе́тр — недействующий остановочный пункт / пассажирская платформа Витебского направления Октябрьской железной дороги в Лужском районе Ленинградской области на однопутном электрифицированном перегоне Чаща — Чолово участка Павловск — Батецкая Санкт-Петербург — Витебского региона Октябрьской железной дороги.

К западу от остановочного пункта расположен государственный природный заказник федерального подчинения «Мшинское болото». Восточная граница данного заказника совпадает с западной границей полосы отвода Витебского направления Октябрьской железной дороги. В 1984—1985 годах для удобства садоводов между Чащей и 104 километром был открыт новый остановочный пункт 102 километр, располагавшийся южнее современного остановочного пункта 101 километр. Пригородные поезда стали делать остановку на 102 километре со 2 июня 1985 года.

После проведения в 1985—1986 годах предварительных работ по подготовке участка Вырица — Чолово к электрификации и последующему запуску электропоездов, было принято решение о постройке нового остановочного пункта с высокой пассажирской посадочной платформой на 101 километре и ликвидации остановочных пунктов на 102 и 104 километрах. С 31 мая 1987 года остановочный пункт 101 километр был включён в расписание пригородных поездов. Одновременно с этим остановочные пункты 102 км и 104 км были закрыты и исключены из расписания.

Отрывок, характеризующий 102 км (платформа, Лужский район)

Между тем князь Василий отворил дверь в комнату княжны.
В комнате было полутемно; только две лампадки горели перед образами, и хорошо пахло куреньем и цветами. Вся комната была установлена мелкою мебелью шифоньерок, шкапчиков, столиков. Из за ширм виднелись белые покрывала высокой пуховой кровати. Собачка залаяла.
– Ах, это вы, mon cousin?
Она встала и оправила волосы, которые у нее всегда, даже и теперь, были так необыкновенно гладки, как будто они были сделаны из одного куска с головой и покрыты лаком.
– Что, случилось что нибудь? – спросила она. – Я уже так напугалась.
– Ничего, всё то же; я только пришел поговорить с тобой, Катишь, о деле, – проговорил князь, устало садясь на кресло, с которого она встала. – Как ты нагрела, однако, – сказал он, – ну, садись сюда, causons. [поговорим.]
– Я думала, не случилось ли что? – сказала княжна и с своим неизменным, каменно строгим выражением лица села против князя, готовясь слушать.
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.
– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.