11-я армия (Российская империя)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
11-я армия (с октября 1914 года, до этого Блокадная)
Годы существования

сентябрь 1914 года — начало 1918 года

Страна

Российская империя

Подчинение

командующему

Входит в

Юго-Западный фронт

Тип

полевая армия

Функция

защита

Численность

объединение

Дислокация

Российская империя

Участие в

Первая мировая война 19141918

Командиры
Известные командиры

Командующие, смотри список

11-я армия, 11-я полевая армия (11 А, 11 ПА)формирование (общевойсковое оперативное объединение, полевая армия) Русской императорской армии, во время первой мировой войны.

До 14 октября 1914 года именовалась Блокадной армией (Осадной армией[1][2]), переименована в 11-ю армию, приказом по Юго-Западному фронту (ЮЗФ) № 155.





Состав

Сформирована 17 сентября 1914 года в полосе Юго-Западного фронта в составе полевого управления (штаба), 28, 29, 30-го армейских корпусов и отдельных частей, предназначенных для осады крепости Перемышль, в бою 5 марта личным составом Блокадной армии нанесено полное поражение полевым войскам перемышльской армии и взято в плен 107 офицеров, до 4000 нижних чинов и захвачено 16 пулемётов, много стрелкового и холодного оружия. После этого генерал Кусманек взорвал верки крепости, уничтожил боевые припасы и утром 9 марта сдался со своей армией (гарнизоном) в 125 000 человек при 1050 орудиях генералу Селиванову. По капитуляции крепости Перемышль сдались 9 генералов, 2300 офицеров и 122 800 нижних чинов. Офицерам было оставлено оружие, отобранное, однако, впоследствии, когда летом стали известны зверства врага над нашими ранеными. Русским комендантом крепости был на первых порах назначен генерал Артамонов, которого заменил затем генерал Дельвиг.

Разведка установила признаки наступления противника. На 3 и 8 армии (8 корпусов) падает задача удержать район свыше 200 верст, без возможности маневрировать, так как они связаны прикрытием блокады. Падение Перемышля не только возвращает свободу манёвра, но и дает возможность привлечь к полевым действиям войска Блокадной армии (5 пех. и кав. дивизию). Поэтому Командующий Галицийской группой решает ускорить падение крепости, предполагая, что эту операцию можно закончить в 4—5 дней до появления армий противника. Главкоюз одобрил это решение.

— Русская армия в Великой войне: Стратегический очерк войны 1914—1918 г.г. Часть 2, Глава V. Операции в Галиции с 18 сент. (2 окт.) по 20 октяб. (2 нояб.). 3-я перегруппировка армий Галицийского фронта.

[3]

В разное время в неё входили 1-й и 2-й гвардейские, 5-й, 6-й, 7-й, 8-й, 17-й, 18-й, 22-й, 23-й, 25-й, 32-й, 45-й, 49-й армейские, 5-й Сибирский армейский, гвардейский кавалерийский, 3-й, 5-й и 7-й кавалерийские корпуса.

На конец 1917 года армия имела в своём составе:

  • Полевое управление (штаб)
  • XXXII армейский корпус
  • V Сибирский армейский корпус
  • V армейский корпус
  • XXV армейский корпус
  • VI армейский корпус
  • Гвардейский кавалерийский корпус

Участие в боевых действиях

На конец 1917 года штаб армии располагался в Проскурове. В январе — марте 1918 года армия была демобилизована, а затем расформирована.

Командующие

См. также

Напишите отзыв о статье "11-я армия (Российская империя)"

Примечания

  1. [www.genstab.ru/oob_ww1_ru.htm Формирования стран-участниц Первой мировой войны: Россия.]
  2. [artofwar.ru/a/abramow_o_b/imv02.shtml Сайт артофвар, Олег Абрамов, Первая Мировая война (1914-1918): 1914 год, сентябрь.]
  3. [www.grwar.ru/library/Strateg_Essay_2/SE_02_05.html Русская армия в Великой войне: Стратегический очерк войны 1914—1918 г.г. — Ч. 2.]

Литература

Ссылки

  • К. А. Залесский. Кто был кто в Первой мировой войне, 2003
  • [www.grwar.ru/library/Strateg_Essay_2/SE_02_05.html Русская армия в Великой войне: Стратегический очерк войны 1914-1918 г.г. Часть 2.]
  • [artofwar.ru/a/abramow_o_b/imv02.shtml Сайт артофвар, Олег Абрамов, Первая Мировая война (1914-1918): 1914 год, сентябрь.]
  • [www.genstab.ru/oob_ww1_ru.htm Формирования стран-участниц Первой мировой войны: Россия.]

Отрывок, характеризующий 11-я армия (Российская империя)

– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.