11-я танковая дивизия (Третий рейх)

11-я танковая дивизия 11. Panzerdivision
PzKpfw IV дивизии в Югославии, 1941 год
Годы существования	август 1940 — май 1945
Страна	Германия
Тип	дивизия
Функция	танковая
Дислокация	Заган (VIII округ)
Войны	Вторая мировая война
Участие в	Восточный фронт, Западный фронт
Знаки отличия
Командиры
Известные командиры	Людвиг Крювель Венд фон Витерсхайм

11-я танковая дивизия (11. Panzer-Division) — танковая дивизия вермахта, сформированная в августе 1940 года.

Формирование

11-я танковая дивизия сформирована 1 августа 1940 года на базе 15-го танкового полка, переданного из 5-й танковой дивизии. Мотопехотный компонент составила 11-я отдельная стрелковая бригада. Мотоциклетный и разведывательный батальоны были сформированы заново из личного состава, переданного из 231-й пехотной дивизии.

Боевой путь дивизии

После формирования 11-я танковая дивизия была включена в XV моторизованный корпус 12-й армии в Польше. В начале 1941 года вместе с армией направлена в Румынию и Болгарию для подготовки вторжения в Югославию.

Дивизия вошла в состав 1-й танковой группы Эвальда фон Клейста и 7 апреля нанесла удар с территории Болгарии. Достигнув Скопье, 5-я и 11-я танковые дивизии отделились от сил Клейста и двинулись на север в направлении г. Ниш. После захвата города дивизия была брошена в наступление на Белград. Военнослужащие дивизии стремились первыми войти в город, но войдя обнаружили там 10 человек из мотоциклетной разведывательной роты моторизованной дивизии СС «Рейх», которые приняли капитуляцию города.

С 22 июня в операции «Барбаросса», в составе XLVIII моторизованного корпуса 1-й танковой группы группы армий «Юг».

В первый день войны дивизия (166 танков — 91 средний, 44 лёгких, 20 командирских и 11 саперных) переправилась через реку Западный Буг в районе Сокаля, была введена в стык между 57-й и 75-й пехотными дивизиями и к исходу дня продвинулась на 25 километров. 24 июня заняла Радзехув, где отразила атаки советской 10-й танковой дивизии. К исходу суток разведывательные подразделения дивизии вышли к реке Стырь, в 10 километрах юго - западнее Берестечко.

Вечером 25 июня дивизия ворвалась в Дубно, где захватила 23 203-мм гаубицы Б-4 артиллерийского полка РГК. Во второй половине дня 26 июня подразделения дивизии отошли на 30 километров к городу под натиском советской 43-й танковой дивизии. В свою очередь немцы обошли её левый фланг и к исходу суток вышли к реке Горынь и заняли город Острог.

В течение нескольких дней здесь велись ожесточенные бои против контратакующей советской 109-й моторизованной дивизии.

1 июля: На северном крыле группы армий 11-я танковая дивизия, как и предполагал Гальдер, не смогла продвинуться.

7 июля дивизия заняла Чуднов.

7 июля 1941 года 11-я танковая дивизия достигла Бердичева и в 19:00 по местному времени первые немецкие танки появились на улицах города. 8 июля 1941 года Бердичев был занят немцами полностью.

8 — 13 июля дивизия обороняла город от атак советского 16-го механизированного корпуса и остатков других корпусов. Затем 11-я танковая дивизия была введена в разрыв между советскими 5-й и 6-й армиями, участвовала в окружении у Умани.

23 августа подразделения дивизии совместно с 191-м дивизионом штурмовых орудий участвовали в захвате Окуниновского (Печкинского) автодорожного моста на Днепре севернее Киева, а затем прорвались к городу Остер на реке Десна. 24 августа в бою за плацдарм в междуречье Днепра и Десны был тяжело ранен командир дивизии Ангерн.

В ходе операции «Тайфун» дивизия входила в состав XLVI моторизованного корпуса 4-й танковой группы группы армий «Центр». 2 октября переправилась через реку Десна юго - восточнее Екимовичей, затем повернула на северо - восток и проселочными дорогами вышла на Варшавское шоссе, где последовательно сбила заслоны 149-й, 53-й и 17-й стрелковых дивизий. 5 октября начала наступать на север вдоль железной дороги Брянск − Вязьма и 7 октября создала участок внутреннего кольца окружения южнее Вязьмы.

После уничтожения окруженной группировки в 20-х числах октября переброшена в полосу обороны Панфиловцев 316 - й стрелковой дивизии. 27 октября, совместно со 2-й танковой дивизией взяла Волоколамск.

В ходе второго наступления на Москву с 16 ноября по 5 декабря дивизия действовала против и продвинулась от разъезда Дубосеково до станции Крюково.

При первом занятии деревни Крюково танкисты дивизии вынесли советских раненых из госпиталя оставленного при отступлении на снег и раздавили танками.

В ходе советской Клинско - Солнечногорской наступательной операции дивизия ведёт оборонительные бои в районе Истры.

В январе-апреле 1942 года — бои в районе Гжатска.

С 11 августа дивизия (155 танков, в том числе 137 средних) в составе LIII армейского корпуса 2-й танковой армии участвовала в операции «Смерч» против советской 61-й армии с целью срезать выступ в районе Сухиничей.

Затем с 22 августа участвовала в отражении контрудара советских войск, проводивших Козельскую армейскую наступательную операцию.

Непосредственно перед фронтом предстоящего наступления 3-й танковой армии протяженностью в 23 км оборонялись части 11-й немецкой танковой дивизии, 26-й и 56-й пехотных дивизий при поддержке 62-го истребительно-противотанкового дивизиона САУ; кроме того, в полосе наступления армии отмечалось появление частей 17-й и 20-й танковых дивизий, не имевших собственных полос обороны.

— Шеин Д. В.: Танки ведёт Рыбалко. Боевой путь 3-й Гвардейской танковой армии

В декабре переброшена в состав XLVIII танкового корпуса Армейской группы «Холлидт» группы армий «Дон». 7 — 22 декабря участвовала в боях на реке Чир против плацдармов советской 5-й танковой армии. С 24 декабря, совместно с 6-й танковой дивизией действовала против советского 24-го танкового корпуса у станицы Тацинская.

22 января 1943 года переброшена на южный берег Дона в состав 4-й танковой армии. Совместно с 16-й моторизованной дивизией уничтожила плацдарм у станицы Манычская.

22 февраля в составе VLIII танкового корпуса 4-й танковой армии группы армий «Юг» из района Краматорска нанесла удар в северо — западном направлении в сторону Харькова.

В ходе операции «Цитадель» вечером 4 июля начала бои против боевого охранения 67-й гвардейской стрелковой дивизии в селе Бутово и на высотах вокруг него. Действовала на обоянском направлении против частей советской 1-й танковой армии. К 10 июля немецкое наступление здесь было остановлено. К 23 июля в дивизии оставалось менее 20 танков.

Затем, осенью дивизия вела бои на Украине (Кременчуг).

В январе-мае 1944 года — бои на Украине, в Молдавии, в Румынии. В июне 1944 года дивизия отведена во Францию в Бордо на восстановление, где в её состав была влита 273-я резервная танковая дивизия, в которой было 79 танков «Пантера» и 8 37-мм зенитных самоходных установок. В июле боролась с французским Сопротивлением. В августе участвовала в боях против высадившихся союзников. С осени  — в Сааре (в резерве).

В декабре вошла в XIII корпус СС.

В апреле 1945 года отступила в Тюрингию, 4 мая остатки дивизии взяты в американский плен в Баварском Лесу.

Состав дивизии

В 1940 году:

• 15-й танковый полк
• 11-я стрелковая бригада
  • 110-й стрелковый полк
  • 111-й стрелковый полк
• 119-й артиллерийский полк
• 231-й разведывательный батальон
• 61-й мотоциклетный батальон
• 61-й противотанковый батальон
• 209-й сапёрный батальон
• 341-й батальон связи

В 1943 году:

• 15-й танковый полк
• 110-й панцергренадерский полк
• 111-й панцергренадерский полк
• 119-й танковый артиллерийский полк
• 61-й противотанковый батальон
• 277-й зенитно-артиллерийский дивизион
• 11-й танковый разведывательный батальон
• 209-й танковый сапёрный батальон
• 89-й батальон связи

Командиры дивизии

• С 1 августа 1940 — генерал-майор Людвиг Крювель
• С 15 по 24 августа 1941 — генерал-лейтенант Гюнтер Ангерн
• С 24 августа 1941 — генерал-майор Ханс-Карл фрайхерр фон Эзебек
• С 20 октября 1941 — генерал-майор Вальтер Шеллер
• С 16 мая 1942 — генерал-майор (с января 1943 — генерал-лейтенант) Герман Бальк
• С 15 мая 1943 — генерал-майор Йохан Микль
• С 10 августа 1943 — полковник (с ноября 1943 — генерал-майор, с июля 1944 — генерал-лейтенант) Венд фон Витерсхайм

Награждённые Рыцарским крестом Железного креста

Рыцарский Крест Железного креста (45)

• Людвиг Крювель, 14.05.1941 – генерал-майор, командир 11-й танковой дивизии
• Теодор граф Шиммельманн фон Линденбург, 14.05.1941 – майор, командир 2-го батальона 15-го танкового полка
• Теодор Больманн-Комбринк, 08.08.1941 – полковник, командир 111-го стрелкового полка
• Бруно фрайхерр фон Бракель, 23.08.1941 – обер-лейтенант, командир 3-й роты 15-го танкового полка
• Вилли Вельш, 29.09.1941 – капитан, командир 2-й роты 110-го стрелкового полка
• Хельвиг Луц, 15.11.1941 – полковник, командир 110-го стрелкового полка
• Герхард Хензель, 26.12.1941 – обер-фельдфебель, командир взвода 2-й роты 15-го танкового полка
• Хорст фон Узедом, 31.12.1941 – майор, командир 61-го мотоциклетного батальона
• Герхард Флорин, 02.02.1942 – капитан резерва, командир 2-го батальона 111-го стрелкового полка
• Хельмут Тома, 03.05.1942 – обер-лейтенант, командир 9-й батареи 119-го артиллерийского полка
• Алоиз Ассманн, 18.09.1942 – обер-ефрейтор, наводчик 1-й роты 61-го противотанкового батальона
• Карл Лестманн, 25.01.1943 – капитан, командир 2-го батальона 15-го танкового полка
• Пауль фрайхерр фон Хаузер, 25.01.1943 – капитан, командир 61-го мотоциклетного батальона
• Карл Кеттерер, 24.03.1943 – обер-фельдфебель, командир взвода 7-й роты 15-го танкового полка
• Антон Доннхаузер, 18.07.1943 – капитан, командир 2-го батальона 111-го панцергренадерского полка
• Фриц Йокиш, 28.07.1943 – фельдфебель, командир взвода 3-й роты 110-го панцергренадерского полка
• Эберхард Мюнцнер, 23.08.1943 – капитан, адъютант 111-го панцергренадерского полка
• Вильгельм Пирх, 13.09.1943 – капитан, командир 11-го танкового разведывательного батальона
• Ганс Бёльзен, 17.09.1943 – полковник, командир 111-го панцергренадерского полка
• Эдель-Генрих Цахарие-Лингенталь, 18.09.1943 – капитан, командир 2-го батальона 15-го танкового полка
• Дитер Мунд, 19.09.1943 – лейтенант резерва, командир 1-й роты 61-го противотанкового батальона
• Вилли Фрост, 24.09.1943 – обер-фельдфебель, командир взвода 4-й роты 15-го танкового полка
• Эрнст Кляйншмидт, 30.09.1943 – лейтенант резерва, батальонный адъютант 111-го панцергренадерского полка
• Хайнц Ротхардт, 30.09.1943 – унтер-офицер, командир взвода 2-й роты 11-го танкового разведывательного батальона
• Гвидо фон Вартенберг, 06.10.1943 – майор, командир 111-го панцергренадерского полка
• Карл Тиме, 30.10.1943 – капитан, командир 1-го батальона 110-го панцергренадерского полка
• Гюнтер Барч, 12.11.1943 – унтер-офицер, командир отделения 2-й роты 110-го панцергренадерского полка
• Ганс-Георг Борк, 23.12.1943 – обер-лейтенант резерва, командир 3-й роты 209-го танкового саперного батальона
• Хайнц Бёдикер, 09.01.1944 – капитан резерва, командир 209-го танкового саперного батальона
• Альберт Хенце, 15.01.1944 – полковник, командир 110-го панцергренадерского полка
• Йозеф Грабовски, 18.01.1944 – лейтенант, командир 4-й роты 110-го панцергренадерского полка
• Карл фон Зиверс, 06.03.1944 – майор, командир 1-го батальона 15-го танкового полка
• Лоренц Хартан, 12.06.1944 – обер-фельдфебель, командир саперного взвода 5-й роты 11-го танкового разведывательного батальона
• Иоахим Менцель, 10.09.1944 – майор, командир 277-го зенитно-артиллерийского моторизованного дивизиона
• Арнольд Кесслер, 04.10.1944 – майор, командир 61-го противотанкового батальона
• Франц Дановски, 18.10.1944 – обер-лейтенант, командир 10-й (саперной) роты 111-го панцергренадерского полка
• Отто Грумбт, 28.10.1944 – капитан, командир 2-го батальона 111-го панцергренадерского полка
• Аугуст Шнёк, 05.11.1944 – обер-лейтенант резерва, командир 209-го танкового саперного батальона
• Хайнц Вольфф, 12.12.1944 – капитан резерва, командир 1-го батальона 110-го панцергренадерского полка
• Вернер фрайхерр фон Рюппрехт, 12.12.1944 – майор, командир 111-го панцергренадерского полка
• Герберт Тильгнер, 18.12.1944 – обер-лейтенант резерва, командир 2-й роты 61-го противотанкового батальона
• Рудольф Кеппель, 01.02.1945 – капитан, командир караульной роты 11-й танковой дивизии
• Эрих Хаммон, 01.02.1945 – оберстлейтенант, командир 119-го танкового артиллерийского полка
• Георг Колодзейчик, 05.03.1945 – обер-фельдфебель, командир взвода 3-й роты 15-го танкового полка
• Кай-Лоренц барон фон Брокдорфф, 14.04.1945 – обер-лейтенант, полковой адъютант 15-го танкового полка

Рыцарский Крест Железного креста с Дубовыми листьями (4)

• Людвиг Крювель (№ 34), 01.09.1941 – генерал-лейтенант, командир 11-й танковой дивизии
• Герман Бальк (№ 155), 20.12.1942 – генерал-майор, командир 11-й танковой дивизии
• Майнрад фон Лаухерт (№ 396), 12.02.1944 – полковник, командир 15-го танкового полка
• Карл Тиме (№ 627), 23.10.1944 – майор, командир 111-го панцергренадерского полка

Рыцарский Крест Железного креста с Дубовыми листьями и Мечами (3)

• Герман Бальк (№ 25), 04.03.1943 – генерал-лейтенант, командир 11-й танковой дивизии
• Венд фон Витерсхайм (№ 58), 26.03.1944 – генерал-майор, командир 11-й танковой дивизии
• Карл Тиме (№ 156), 09.05.1945 – оберстлейтенант, командир 110-го панцергренадерского полка

Литература

• Schrodek, Gustav W. Die 11. Panzer-Division: «Gespenster-Division» 1940—1945. Nebel Verlag, 2004. ISBN 3-89555-214-3
• Stoves, Rolf. Die gepanzerten und motorisierten deutschen Großverbände 1935—1945: Divisionen und selbstständige Brigaden. Dörfler, 2003. ISBN 978-3-89555-102-4

Отрывок, характеризующий 11-я танковая дивизия (Третий рейх)

[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.