112-я танковая бригада

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> Боевой путь </td></tr>

<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2"> 112-я танковая бригада 112 тбр </td></tr>
Награды:
Почётные наименования:	именная «Революционная Монголия»
Войска:	сухопутные
Род войск:	бронетанковые и механизированные
Формирование:	август 1941
Расформирование (преобразование):	2.01.1942
Предшественник:	112-я танковая дивизия
Преемник:	44-я гвардейская танковая бригада
Тульская оборонительная операция, Калужская операция, Курская битва

112-я танковая бригада «Революционная Монголия» — формирование (танковая бригада, соединение) бронетанковых и механизированных войск РККА ВС СССР времён Великой Отечественной войны.

Имела на вооружении именные танки (танковая колонна «Революционная Монголия») подаренные народом Монгольской Народной Республики РККА, отсюда и именное наименование бригада «Революционная Монголия».

История формирования

Высокие потери действующей армии в приграничных боях и захват вермахтом больших территорий уже в течение лета 1941 года заставили руководство страны не только срочно сформировать резервы, но и использовать уже готовые соединения Дальневосточного фронта. В августе 1941 года командующему Дальневосточным фронтом генералу армии И. Р. Апанасенко была поставлена задача: укомплектовать и отправить на запад несколько дивизий, в том числе танковых (тд).

Почти одновременно в октябре — ноябре были отправлены на запад: 58-я танковая дивизия генерала A. A. Котлярова, 61-я танковая дивизия — полковника Б. М. Скворцова, 60-я танковая дивизия — генерал-майора А. Ф. Попова, а также 112-я танковая дивизия.

112-я танковая дивизия сформирована в августе 1941 года, в Приморском Крае на базе 112 танкового полка 239-й механизированной дивизии 30-го механизированного корпуса и двух бригад.

Формирование дивизии было поручено полковнику А. Л. Гетману. 8 октября 1940 года, ему присваивается звание подполковник. 28 ноября с должности начальника отдела снабжения горючим 2-й механизированной бригады ОКДВА он назначен командиром 45 олтбр (45-я отдельная лёгко-танковая бригада), а уже 9 декабря ему присвоено очередное звание — полковник. 11 марта 1941 года А. Л. Гетман назначен командиром 27 тд, но приказ о последнем назначении был быстро отменен, и 26 марта он назначен на должность начальника штаба 30 мк Дальневосточного фронта. В этой должности он застал войну. Заместителем полковника А. Л. Гетмана назначен Платон Юрьевич Михайлов, в дивизию прибыли опытные командиры: комиссаром дивизии стал полковой комиссар Ефим Викторович Безносов, на должность начальника штаба назначен полковник Михаил Трофимович Леонов.

К середине октября 1941 года 112-я танковая дивизия (112 тд) была готова к отправке на фронт. Утром 4 ноября на железнодорожном перегоне Рязань — Москва эшелон штаба и управления дивизии обстреляли немецкие самолёты. Загорелся подбитый вагон — четверо красноармейцев были ранены, а двое убиты.

Вечером 7 ноября, закончилась разгрузка двух десятков эшелонов дивизии в районе станции Подольск. Части сосредоточились в Лопасня. Комдив Гетман и начальник политотдела Шалунов прибыли в штаб Западного фронта для доклада командующему фронтом генералу армии Георгию Константиновичу Жукову и члену Военного совета фронта Николаю Александровичу Булганину.

В составе и боевая задача

Танковая дивизия входила в состав 6-го танкового корпуса 1-й танковой армии. При штабе Западного фронта создается подвижная конно-механизированная группа в составе конного корпуса генерала Белова и 112-й танковой дивизии полковника Гетмана, с целью не дать противнику захватить Тулу; этой группой командует генерал А. П. Белов. По приказу И. В. Сталина из района Серпухова совместно с правофланговыми соединениями 16 А генерала К. К. Рокоссовского 112 тд должна нанести удар во фланг 4-й немецкой армии, изготовившейся к решительному удару на Москву.

Бои под Москвой

Оборона Тулы

Днём боевого крещения дивизии и её командира стало 16 ноября 1941 года. Соединение вместе с другими войсками перешло в наступление в направлении Малеево — Вязовка — Высокиничи, но, натолкнувшись на сильное сопротивление, существенных результатов добиться не смогло. В течение нескольких дней дивизия дралась западнее и северо-западнее Серпухова.

Первым, в дивизии, боевое крещение получил 124-й танковый полк в боях под Тулой, которым командовал полковник Меньшов. В оборонительных боях под Тулой 112-я танковая дивизия нанесла противнику контрудар, а затем перешла в наступление, прикрывая дорогу Серпухов — Тула, дивизия вышла на линию Шепилово — Железня.

В итоге недельных боёв дивизия Гетмана и группа генерала Белова освободили семь населённых пунктов, сорвали наступление 13-го корпуса немцев и удержали Серпухов. После этих боёв дивизию полковника Гетмана срочно перебросили под Каширу, где находились госпитали и тыловые службы фронта, для ликвидации немецкого прорыва.

В связи с прорывом под Тулой 2-й танковой группы Г. Гудериана советской оборонительной линии, 50 А генерала И. В. Болдина была переброшена для обороны г. Каширы и Каширской электростанции. Вплоть до начала контрнаступления 112 тд выполняла роль «пожарной команды», проводя контрудары по флангам групп противника, прорывавшим в районе Тулы тонкую линию обороны то 50 А, то 49 А.

Бои на Каширском направлении

112-я танковая дивизия, совершив стокилометровый марш, с ходу вступила в бой с танками противника под Каширой. Немцы прорвались к окраинам Кашира, попытались форсировать речку Мутенку. Путь немцам преградили зенитчики 352-го отдельного зенитного артдивизиона майора Смирнова. Под Каширой вместе с дальне-восточной танковой дивизией, против немецких войск, сражалась 173-я стрелковая дивизия (бывшая 21-я дивизия народного ополчения Киевского района Москвы).

В одном из боёв 1313-й стрелковый полк захватил господствующую над местностью высоту. При отражении очередной контратаки противника, за два подбитых немецких танка, наводчик противотанкового ружья Солопов был награждён орденом Красной Звезды. Командир противотанкового орудия Сибиков награждён орденом Красной Звезды за пять подбитых немецких танков в одном бою.

Ступино. Белову.

22.30. Продолжаю вести бой за овладение Павловским, Нефедьевым. Противник — до полка, с танками. Дороги минированы, подорвалась одна машина. Ищу обход справа.

Комдив Гетман, комиссар Безносов.

— Донесение полковника Гетмана о ходе боёв

Бои за Тулу

В конце ноября — начале декабря 1941 года положение на фронте в районе Тулы ухудшилось. Немцам удалось прорвать оборону 50-й армии и вклиниться в оборону советских войск. На помощь Туле в числе других соединений была выдвинута 112-я танковая дивизия полковника Гетмана. Танки совершили сорокакилометровый марш и вовремя вышли на исходные рубежи.

30 ноября передовой отряд 112-й танковой дивизии столкнулся с противником в деревне Нефедьево. Отойдя в Павловское (Ясногорский район) и организовав круговую противотанковую оборону, отряд принял бой с превосходящими силами противника — 15 средних танков с десантом. К ночи 1 декабря остатки отряда заняли рубеж на реке Беспута, потеряв 28 человек и 7 танков.

6 декабря 1941 года войска Западного фронта перешли в наступление. 112-я танковая дивизия повела наступление на Ревякино. В результате трёхдневного боя танкисты 112-й танковой дивизии совместно со стрелками 340-й дивизии разгромили Руднево-Ревякинскую группировку и отбросили немцев от Тулы.

8 декабря соединение было передано 50 А и в её составе участвовало в боях по освобождению Ясной Поляны и Щекино.

9 декабря город Венёв встречал своих освободителей. Первыми ворвались в город разведчики 1315-го стрелкового полка — лейтенант Савенок, сержант Мисанов и младший политрук Какин. Продвигаясь с боями дальше, танкисты 112-й танковой дивизии и стрелки только-что подошедшей 217-й дивизии вели бой за Горюшино.

14 декабря была освобождена Ясная Поляна.

Итоги боев под Москвой

Удар 112-й танковой дивизии во фланг каширской группировке Гудериана сорвал планы немцев и замедлил их продвижение. В результате этих боёв между флангами армии Гудериана образовался широкий разрыв. Советское командование приняло решение — использовать эту брешь для глубокого прорыва в тыл врага. Подвижной группе генерал-майора Попова предстояло совершить бросок к Оке, форсировать реку и завязать бой за Калугу. Основной ударной силой подвижной группы стала 112-я танковая дивизия.

Бои за Калугу

Марш по тылам противника начался в ночь на 16 декабря. Танки двигались по сильно пересеченной местности, а гололёд и снежные заносы затрудняли движение. Путь для всей колонны пробивал КВ.

21 декабря подвижная группа вышла к Калуге и завязала бои за переправы через Оку. Первым переправился через реку Ока батальон капитана Трефилова. Отбивая контратаки немцев в тяжёлом положении оказался командный пункт 112-го мотострелкового полка. Осколками снаряда тяжело ранило командира роты Пыбкина. Разгром немецких опорных пунктов возлагался на роту тяжёлых танков 131-го танкового батальона старшего лейтенанта Русаковского. В течение недели продолжались упорные бои в самой Калуге. Исход борьбы с противником решила совместная атака 112-й танковой дивизии, 154-й стрелковой дивизий и других соединений 50-й армии.

Результаты освобождения Калуги

На рассвете 30 декабря 1941 года, советские войска штурмом овладели вокзалом, который был превращен немцами в крепость. Заняв город ещё в первой половине октября 1941 года, немцы разместили в нём крупные склады, ремонтные базы, госпитали и штабы частей 2-й и 4-й танковых групп (армий). Поэтому захват этого населённого пункта советскими войсками ставил противника в тяжелое положение, дезорганизовывал его тыл. Немцы дрались упорно, и дивизии вместе с другими частями армии удалось с большим трудом выполнить поставленную задачу.

Контратака немцев

Тыловые части 112-й танковой дивизии в Алексеевке и Зябках подверглись атаке. Около батальона немецкой пехоты, усиленной миномётами, ворвалось в села. Создалась угроза расчленения 112-й танковой дивизии, срыва снабжения продовольствия и боеприпасов. Командир 112-го артиллерийского полка майор Лифшиц приказал выкатить орудия на открытые позиции. Первой открыла огонь батарея лейтенанта Чеботарева. Осколки буквально скосили немецкую пехоту, атака была отбита.

После непродолжительного отдыха и восстановления техники в январе 1942 года 112 тд участвовала в наступлении на Юхнов и Масальск.

Награждение и переформирование

По результатам проведённых боевых операций за мужество и героизм личного состава 112-я танковая дивизия была награждена орден Красного Знамени. 2 января 1942 года дивизию переформировали в 112-ю танковую бригаду с сохранением её номера и номеров полков, ставших батальонами.

Ко Дню Красной Армии 1942 года бригада была пополнена техникой, в виде новых танков Т-34.

Помощь Монгольской Народной Республики

К февралю 1942 года во Внешторгбанк СССР поступило из МНР на постройку танков:

1. тугриков — 2,5 млн,

2. американских долларов — 100 тыс.,

3. золото — 300 кг (в валюте СССР — 3,8 млн рублей).

На эти средства была приобретена танковая колонна в количестве:

1. Т-34 — 32 танка,

2. Т-70 — 21 танк.

12 января 1943 года монгольская правительственная делегация передала танки 112-й Краснознамённой танковой бригаде. Делегацию МНР возглавлял маршал Х. Чойбалсан. Один танк презентовался от него лично. Помимо танков монгольская правительственная делегация передали безвозмездно 237 вагонов с вещами и продовольствием: 1 000 тонн мяса, 90 тонн масла, 80 тонн колбасы, 150 тонн кондитерских изделий, 30 000 полушубков, 30 000 пар валенок, 30 000 меховых телогреек. Впоследствии, с названием «Революционная Монголия» в бригаду поступали танки Т-34 более совершенных типов. Танки имели именные наименования:

• «Большой хурал»
• «Малый хурал» («От Малого Хурала»)
• «Маршал Чойбалсан»
• «Монгольский арат»
• «Монгольский чекист»
• «ЦК Народно-революционной партии» («От ЦК МНРП»)
• «Сухэ Батор»
• «От интеллигенции МНР»
• «От советских граждан в МНР»
• «От Совета Министров МНР»
• «Хатан-Батор Максаржаб»

Курская битва

7 июля 1943 года

Когда стало очевидно, что немцы в ближайшие час-полтора овладеют высотой 254.5, командующий 1 ТА, М. Е. Катуков оперативно принимает необходимые меры и по радио отдает приказ А. Л. Гетману — направить 112 тбр в село Сырцево и передать её на месте в распоряжение М. С. Кривошеина. Через полчаса начальник штаба 6 тк полковник Ситников подписал приказ о переброске бригады полковника М. Т. Леонова в полосу 3 мк, а в 11.30 комбриг уже читал этот документ. Около 15.00 59 боевых машин 112 тбр с ходу вступили в бой с бронегруппой «Великой Германии» на рубеже село Сырцево и высота 230.1.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

На участке Сырцево — Верхопенье первой столкнулась с противником головная походная застава — два танковых взвода с десантом. Командир бригады приказал двум танковым батальонам занять оборону. Танкистов поддерживали батареи противотанковых орудий. Рота старшего лейтенанта Маслова расположилась в засаде развернувшись фронтом на юг у подножия безымянной высоты юго-восточнее Верхопенья и контролируя дорогу на Сырцево. Вскоре на засаду вышла танковая группа состоящая из 5-ти танков Тигр, они не смогли взять в лоб позиции, занимаемые танковыми батальонами Орехова и Боридько и решили обойти их, чтобы нанести фланговый удар. Последовала танковая дуэль, в результате три немецких танка были подбиты.

Неподалеку от танковой засады Маслова затаился со своей ротой старший лейтенант Рыбалко. Рота располагалась на высотке, с которой открывалась панорама встречного танкового боя — Т-34 шли навстречу Тиграм.

Во время очередной атаки, ободренные успехом, немцы продвинулись вперед, не заботясь о флангах. В борта танков ударила рота старшего лейтенанта Рыбалко. Немцы отошли, оставив на поле боя пять подбитых танков. За этот бой старший лейтенант Рыбалко был награждён орденом Александра Невского.

Разведка сообщила — в районах сел Раково и Алексеевка отмечено скопление войск противника. Полковник Леонов решил произвести разведку боем. Рота Маслова, выделенная в разведку, обнаружила много танков.

Переброска 112 тбр в район Сырцева сыграла очень важную роль. Танкисты полковника М. Т. Леонова сковали силы боевой группы «Великой Германии», которая была усилена «пантерами», предотвратили захват села Сырцево и прорыв на север к Верхопенью. Это существенно повлияло и на действия немецкой 3 тд. Без поддержки правого соседа она продолжила топтаться на месте у Луханина. Из отчёта 112 тбр:

Получив боевое распоряжение, бригада немедленно выступила по маршруту ур. Толстое, Верхопенье, Сырцево. По достижении Верхопенья бригада получила приказ командира 3-го мк: немедленно атаковать противника в направлении Сырцево — Сырцев с задачей не допустить его прорыва в северном направлении.

Бригаде не было предоставлено ни возможности, ни времени ознакомиться со сложившейся обстановкой и связаться с частями, ведущими впереди бой. Бригада выступила в бой. В голове двинулась ГПЗ в составе двух взводов танков Т-34 с десантом пехоты 112-го мсб, за нею — 124-й тб. 125-й тб наступал во втором эшелоне, рота средних танков 125-го тб находилась в резерве и двигалась за колонной батальона.
В 15.00 ГПЗ достигла дороги Сырцево — выс. 254.5 и была встречена огнём засад четырёх танков Т-6 из района трёх курганов (южнее выс. 230.1. Понесла потери: 1 Т-34 сгорел, один подбит, ГПЗ отошла в укрытие и донесла в колонну главных сил о встрече с танками Т-6.
Развертывание главных сил бригады происходило уже под огнём танков противника, которые он стягивал к месту боя с ГПЗ. Противник одновременно вел в бой до 80 танков и предпринял манёвр, стремясь охватить наш левый фланг. В целях недопущения этого 125-й тб был развернут уступом слева за 124-м тб, имея левый фланг у оврага, что северо-восточнее пяти курганов. В это время резерв развернулся флангом на юг на гребне безымянной высоты юго-восточнее Верхопенья, оседлал дорогу и вел огонь с места по танкам и пехоте противника. Мсб развернулся впереди танков и быстро окопался, не допуская проникновения пехоты противника к нашим танкам.
Бой продолжался до наступления полной темноты. Несмотря на то, что наши танкисты впервые встретились с таким сильным оружием противника, как танк Т-6, они дрались отважно, к концу дня подбили и сожгли 6 Т-6, 4 танка других марок, 3 бронемашины, 16 автомашин, одно орудие и уничтожено до 200 солдат и офицеров противника.

Первый день боя с немецкими танками Т-6 показал, что борьба с ними вполне возможна имеющимися средствами, только требует изучения их «повадок», необходимо действовать хитростью, учитывая сильные и слабые стороны врага.

Итог боя 7 июля

По сути 112 тбр предприняла лобовую «кавалерийскую» атаку против танковой бригады Штрахвица, которая двигалась на с. Сырцево. Нашим воинам ещё не было известно, что они столкнулись не только с «тиграми», а и с новыми «пантерами». Поэтому в отчёт и закралась ошибка с маркировкой немецких танков.

Из-за непродуманных и скоропалительных распоряжений комкора С. М. Кривошеина, принятых в горячке боя, бригаде М. Т. Леонова был нанесен существенный урон. В тот день среди всех соединений армии она понесла самые большие потери. Из строя вышли 19 Т-34 и 1 Т-70, в том числе 14 «тридцатьчетверок» сгорели полностью.

Ночью комбриг Леонов провел перегруппировку. Танки заняли новый рубеж, подготовленный заранее. Истребительно-противотанковая батарея оставалась там, где вчера начался бой, на северных скатах безымянной высоты, в полутора километрах северо-восточнее Березовки.

8 июля 1943 года

На рассвете немцы подвергли позиции бригады артиллерийскому обстрелу и бомбардировке. Одновременно с этим танковая и пехотная дивизии немцев ударили с трёх сторон в направлении Обоянь и стали продвигаться на север.

«Великая Германия» продолжала запланированное наступление на Сырцево. Генерал Хейерляйн решил взять удерживающую его 112 тбр полковника М. Т. Леонова в клещи. Бригада «пантер» Штрахвица ударила с юго-востока, в направлении выс. 218.5, а батальоны гренадерского полка попытались охватить село с севера. В это время самая сильная дивизия немецкого корпуса втянулась в горловину своеобразного «мешка», который образовали: слева села на восточном берегу Пены, а справа и спереди — отроги глубокого заболоченного оврага, проходящего от выс. 230.1 полукругом до северных окраин Сырцева. Учитывая рельеф местности и упорство советских частей, узел сопротивления в Сырцеве для 48 тк в тот момент оказался как кость в горле. Батальон Боридько, при этом, оказался в тылу противника и оврагами пробирался на соединение с бригадой.

Кнобельсдорф утром выехал к Хейерляйну, чтобы самому наблюдать за боем у этого села и личным присутствием подтолкнуть командование дивизии к более решительным и настойчивым действиям.

Батальоны «пантер» нанесли сильный удар. Но танкисты полковника М. Т. Леонова, используя складки местности и отсутствие над головой «соколов» 8-го штурмового авиакорпуса Зайдемана, дрались храбро и очень упорно. Из отчёта штаба 112 тбр:

«С 7.30. 8 июля противник с рубежа Сырцево, Гремучий продолжил развивать наступление в западном направлении. На участке обороны бригады наступало до 70 танков. Бригада вела бой с танками и пехотой противника, упорно удерживая занимаемые рубежи. Танковые батальоны вели огонь с места, из-за укрытий и маневрируя. Пехота стойко удерживала позиции, не уходя из окопов, даже когда танки утюжили их траншеи.
К 11.30 в 124-м тб осталось 4 Т-34, в 125-м тб (оборонявшемся без 2-й роты) осталось 5 Т-34, которые продолжали упорно вести бой. 2-я рота продолжала находиться на выс. 135.4 (южные окр. Верхопенье), вела ожесточенный бой с танками врага, наступавшими с направления Гремучий. От основных сил бригады 2-я рота 125-го тб была отрезана танками противника, просочившимися в ур. Щенячье и двигавшимися на запад».

К полудню стало ясно, что, хотя 112 тбр была оттеснена в село, штурм села может затянуться надолго. Поэтому, с согласия Кнобельсдорфа, Хейерляйн отдал приказ: оставить перед Сырцевом заслон из фузилёров, а бригадой «пантер» Штрахвица и гренадерским полком продолжить атаку в направлении Верхопенья.

К 13.00 передовые части «Великой Германии», смяв оборону 199 гв. сп дивизии полковника А. И. Баксова, ворвались в ур. Щенячье, а четыре танка прорвались непосредственно к южным окраинам Верхопенья, в район мельницы, что в 300 м южнее МТС. Огнём 200 тбр полковника Н. В. Моргунова и батарей 12 иптап 2 немецких танка были сожжены, а 2 повернули назад и скрылись в урочище.

Получив сообщение о выходе немцев к Верхопенью и высоких потерях бригады М. Т. Леонова, командир 6 тк, стремясь сохранить силы 112 тбр для удержания переправ в Сырцево, в 13.00 отдает приказ об отводе её на западный берег. При этом бригада должна была двумя узлами сопротивления держать оба моста через Пену в самом селе. Но связь с её штабом прервалась, поэтому распоряжение было передано по радио соседней 10 мбр 3 мк. В 13.10 начальник штаба 10 мбр направляет следующее письмо:

«Командиру 112-й тбр
Командир корпуса приказал выйти на восточный берег р. Пены и не допустить противника занять восточный берег р. Пена сев. Сырцево. Восточнее Сырцево, 218.5 — части 10-й мбр. Приказ получен по радио начальником штаба 10-й мбр. 8.7.1943 г. 13.10»

Получив этот небольшой клочок бумаги, полковник М. Т. Леонов на его обратной стороне пишет карандашом донесение генералу С. М. Кривошеину, в чьём оперативном подчинении он по-прежнему находился:

«Командиру 3-го мк. В строю имею девять танков Т-34 и пятнадцать танков Т-70. С разрешения ком. 6-го тк отошел с боем западнее Сырцево. Пехота имеет большие потери. Прошу разрешения занять западный берег танками и восточный берег остатками пехоты. 14.00 08.7.43 г.»

9 июля 1943 года

Рано утром бригаду с фронта и фланга атаковали около двухсот танков. В 12.00 командир бригады получил приказ: отойти на западный берег реки Пены. Батальон майора Орехова занял оборону в деревне Березовка. Немецкие войска, не считаясь с потерями, непрерывно атаковали.

К вечеру между флангом 6-го танкового корпуса, в который входила бригада «Революционная Монголия» и правым флангом 3-го механизированного корпуса, образовался разрыв.

10 июля 1943 года

С рассветом около ста немецких танков из района севернее Верхопенье устремились в этот разрыв, атакуя 112-ю танковую бригаду в западном и юго-западном направлениях и вышли к перекрёстку дорог возле урочища Толстое. Командир бригады, полковник Леонов, приказал бригаде занять круговую оборону. Основные силы немцев нанесли удар по батальону Орехова, в котором на тот момент оставалось девять Т-34 и один Т-70. Полковник Леонов приказал танковому батальону майора Боридько ударить во фланг немцам, которые атаковали батальон Орехова.

«Танки сходились вплотную, таранили друг друга, расстреливали в упор. Из подбитых, охваченных пламенем машин выскакивали танкисты, вытаскивали раненых, кое-кто пытался гасить на себе пылающую одежду. На маленьком клочке земли между подбитыми танками метались члены экипажей, охотились друг за другом, пуская в ход пистолеты и ножи. Вспыхивали короткие рукопашные схватки.»

Батальон Боридько уничтожил шесть Тигров, пять Т-IV, в бою отличилась рота Маслова, которая уничтожила пять танков.

Немецкие части, в ходе наступления, заняли господствующую высоту и перекрёсток дорог. С прорвавшимися танками немцев вступили в бой части 90-й стрелковой дивизии, а также танкисты и автоматчики 112-й танковой бригады. Немцы продвигались по всему фронту обороны 112-й танковой бригады, танкисты, артиллеристы и пехотинцы отбивали атаки одну за другой.

В самый напряжённый момент, полковник Леонов, совместно с командиром 200-й бригады организовали контратаку, которая задержала продвижение противника на несколько часов.

«По всему необъятному полю, тут и там чернели покинутые сгоревшие танки: наши и немецкие, с развороченными бортами, сорванными башнями, поникшими орудиями. Неподалеку от командного пункта застыли два танка. Немецкий Тигр раскинул разорванную снарядом гусеницу, второй снаряд попал в пушку, сорвало дульный тормоз. Люки открыты, но экипаж спастись не сумел — в пшенице валялись убитые немцы в комбинезонах. Метрах в двадцати от него вросла в землю тридцатьчетверка, чёрная как сажа, с закрытыми люками — танкисты дрались до конца…»

11 июля 1943 года

Бригада получила приказ о выведении её остатков для ремонта, пополнения боекомплекта, заправку и доукомплектование.

Во второй половине дня бригада сосредоточилась в урочище Долгонькое. Танкисты ремонтировали танки, исправляли повреждения.

12 июля 1943 года

На рассвете танковая бригада получили пополнение: новенькие Т-34 и Т-70.

К вечеру бригада совместно с 60-м танковым полком, батареей самоходных артиллерийских установок и двумя батареями истребительно-противотанковых орудий заняла оборону северо-западнее урочища Толстое.

14 июля 1943 года

Утром противник атаковал позиции бригады. Пехота противника просочилась по многочисленным оврагам и сосредоточилась у западной опушки урочища. Танковые атаки немцев следовали одна за другой, они маневрировали, перестраивались пытаясь нащупать слабое место в обороне.

В разгар боёв полковник М. Т. Леонов направил телеграмму в Улан-Батор Премьер-министру МНР маршалу Чойбалсану. В ней приводились цифры уничтоженной техники за восемь дней боёв, в том числе семьдесят два танка, из которых тридцать один Тигр. Телеграмма была опубликована в газете Унэн 20 июля 1943 года.

Пополнение потерь

В урочище Большое бригада находилась до начала августа. Танкисты получали новые танки, исправляли повреждённые, принимали пополнение. В один из дней состоялось вручение правительственных наград героям Курской битвы.

Освобождение Украины

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Бои за Богодухов

Войска Воронежского фронта, в состав которого входила бригада «Революционная Монголия», продвигались с боями к Богодухову. Штурм Богодухова был стремительным и внезапным. Немцы вдруг с ужасом обнаружили на улицах городка советские танки.

После взятия Богодухова бригада получила приказ: захватить станцию Высокополье и перерезать железную дорогу Харьков — Полтава. Эта задача была поставлена перед батальоном майора Орехова. Батальон насчитывал двадцать шесть танков и был усилен батальоном автоматчиков, батареями противотанковых орудий, самоходок, двумя зенитными орудиями и сапёрным взводом. Рота старшего лейтенанта Маслова двигалась в голове колоны.

Батальон Орехова захватил посёлок и удерживал его, отбивая контратаки немцев. Командованию бригады стало ясно: немцы стремятся отсечь их от основных сил корпуса. Отбивая атаки немецких войск, батальон Орехова потерял сгоревшими и подбитыми тринадцать танков, самоходную установку и два зенитных орудия, выбыло из строя больше половины батальона автоматчиков.

Под давлением превосходящих сил противника командир бригады приказал Орехову оставить Высокополье и отойти. К утру в окружённом немцами батальоне Орехова осталось десять танков и одно орудие. Из соседнего села Первомайское пробились две тридцатьчетверки из батальона Боридько. К ним с боем прорвались два батальона 6-й мотострелковой бригады.

Повторной внезапной атакой бригада захватила Высокополье и удерживала железную дорогу Харьков — Полтава.

Вскоре бригада, по приказу командира корпуса, была переброшена в район посёлка Мирное. Здесь, вместе с частями 90-й стрелковой дивизии она вступила в бой. До вечера батальон Орехова потерял все танки, в батальоне Боридько осталось семь танков оборонявшихся на северном берегу реки. К полуночи немцы перебросили к Мирному подкрепление на бронетранспортерах и захватили посёлок.

Шесть отремонтированных танков для бригады передали танкисты 200-й танковой бригады, а два танка ввели в строй ремонтники бригады.

Бригада получила приказ: срочно отходить на север к Богодухову. Немецкие войска заняли Ахтырку. На участке обороны 27-й армии немецкие войска, сосредоточив на узком участке до семидесяти танков, прорвали оборону фронта.

Немцы фланговым ударом отсекли советские войска, наступающие на Харьков. Они продвинулись вперед и вышли на рубеж Веселый Гай, Каплуновка. Отходя на север, бригада вела ожесточенные бои. Немцы преследовали, не давая возможности оторваться. Утром бригаде пришлось отходить в район совхоза Ильичевка.

Гибель командира бригады

21 августа 1943 года командир бригады полковник М. Т. Леонов погиб от осколка разорвавшегося снаряда, который попал в голову. Полковника Леонова похоронили с воинскими почестями в Богодухове. За мужество и отвагу, проявленные в последнем бою (контратака), полковник Леонов был посмертно награждён орденом Красного Знамени.

Погибшего командира заменил, раненный в руку, начальник штаба танковой бригады подполковник И. И. Гусаковский. Бригада получила пополнение и вместе с другими частями, действующими на этом участке фронта, освобождала Ахтырку. После этого бригаду вывели из боя и перебросили под Сумы.

Преобразование бригады

30 октября 1943 года, Указом Президиума Верховного Совета СССР, «за отличное выполнение заданий командования и проявленные при этом личным составом героизм и мужество в боях с немецко-фашистскими захватчиками» 112-я танковая бригада «Революционная Монголия» награждена почётным званием «Гвардейская» и преобразована в 44-ю гвардейскую краснознамённую танковую бригаду «Революционная Монголия».

Память

112-я танковая дивизия упомянута на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам», Ленино-Снегирёвский военно-исторический музей.

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  «Сформированные в Сибири, они защищали Москву» — на плите мемориального комплекса «Воинам-сибирякам».

• Ошибка создания миниатюры: Файл не найден

  Мемориальный комплекс «Воинам-сибирякам», Ленино-Снегирёвский военно-исторический музей.

Литература

• А. А. Гречко. Советская Военная Энциклопедия = Бердичевская танковая бригада. — Москва: Воениздат, 1976. — Т. 1. — С. 445. — 640 с. — 106 000 экз.
• Газета «Красная Звезда» № 011, от 14 января 1943 года, фото и статья «Новый подарок монгольского народа Красной Армии».
• Гетман А. Л. Из боевого опыта 112-й танковой дивизии. // «Победа под Москвой». М. Воениздат. 1982.
• Гетман А. Л. Танки идут на Берлин. М. 1982.
• Попель Н. К. Бригада «Революционная Монголия». — М.: ДОСААФ, 1977.

Ссылки

• [mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/112_td.htm 112 танковая дивизия] на сайте Механизированные корпуса РККА.  (Проверено 10 января 2010)
• [tankfront.ru/ussr/colums/revolutsionnaya_mongolia.html Сайт Танковый фронт, Танковая колонна «Революционная Монголия».]

Отрывок, характеризующий 112-я танковая бригада

– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».