12-й механизированный корпус

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #000000; background-color: #808000" colspan="2"> Боевые операции </td></tr>
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; color: #000000; background-color: #808000" colspan="2"> 12-й механизированный корпус </td></tr>
Тип: механизированный
Род войск: сухопутные
Количество формирований: 1
В составе армий: 8-я армия
Прибалтийская стратегическая оборонительная операция (1941)
Приграничное сражение в Литве и Латвии (1941)

12-й механизированный корпус — воинское соединение в вооружённых силах СССР во время Великой Отечественной войны.





История

Формирование корпуса начато в Прибалтийском особом военном округе в феврале 1941 года на базе 4-й, 10-й, 13-й, 22-й, 27-й танковых бригад и 2-й, 5-й, 8-й моторизованных пулемётно-артиллерийских бригад.

К началу войны корпус не закончил полностью укомплектование и обучение, насчитывал в своём составе 30436 человек личного состава. Укомплектованность рядовым составом была близка к штатной, в командном составе низшего и среднего звена ощущалась нехватка.

К 22 июня 1941 года корпус имел: 288 орудий и миномётов, 68 бронемашин, 199 тракторов, 2945 автомашин.

Количество танков в корпусе было следующим:

Соединение (подразделение) Вооружение на 22.06.1941
Управление 6 БТ-7, 18 БА-20
23-я танковая дивизия 350 Т-26, 17 танков «Виккерс», 2 танкетки, 9 огнемётных танков, 3 тягача Т-26, 5 БА-10, 15 БА-20
28-я танковая дивизия 236 БТ-7, 68 Т-26, 9 «Виккерс», 1 огнемётный танк, 15 БА-10, 25 БА-20
202-я моторизованная дивизия, 65 Т-26, 16 «Виккерс», 6 танков «Фиат 3000», 6 танков «Рено FT-17», 11 танкеток, 1 тягач Т-26, 3 БА-10, 15 БА-20

В действующей армии во время ВОВ с 22 июня 1941 года по 25 августа 1941 года.

В ночь на 19 июня 1941 года части корпуса выступили в места сосредоточения: управление корпуса, 10-й мотоциклетный полк, 47-й отдельный моторизованный инженерный батальон и 380-й отдельный батальон связи из Елгавы; 23-я танковая дивизия из Либавы; 28-я танковая дивизия из Риги; 202-я моторизованная дивизия из Радвилишкиса.

Приграничное сражение в Литве и Латвии (1941)

На 22 июня 1941 года части корпуса дислоцировались: 23-я танковая дивизия севернее Тельшяя; 28-я танковая дивизия севернее Шяуляя (без 28-го мотострелкового полка); 202-я моторизованная дивизия в районе Кельме.

Корпус по плану прикрытия государственной границы, должен был быть использован для нанесения контрудара по наступающим войскам противника, и уже 9 часов 45 минут 22 июня 1941 года корпусу был отдан приказ на контрудар, который, однако, командование 8-й армии получило только к полудню.

Силами 23-й танковой дивизии предполагалось нанести удар в направлении Плунге, Куляй с целью восстановления положения 204-го стрелкового полка 10-й стрелковой дивизии. Для этого дивизия оперативно подчинялась командованию 10-го стрелкового корпуса. Вечером 22 июня 1941 года дивизия не в полном составе атаковала противника в полосе действий 10-й стрелковой дивизии в районе Плунге, чем смогла несколько стабилизировать положение. Остальные силы корпуса должны были атаковать противника, прорвавшегося в район Таураге, при этом 202-я моторизованная дивизия оперативно подчинялась командованию 11-го стрелкового корпуса и разворачивалась на рубеже Кельме, Кряжай. Она же уже 22 июня 1941 года и вступила в бои в районе Кряжай, закрывая шяуляйское направление.

Вывод из Донесения штаба 12-го механизированного корпуса о боевых действиях корпуса в период с 22 июня по 1 августа 1941 г.

12-й механизированный корпус приказом командующего 8-й армией был разбросан на широком фронте (по фронту 90 км, по глубине 50 км). Таким образом, с утра 23.6.41 г. корпус, выполняя приказ командующего 8-й армией, не мог нанести одновременного массированного удара своими танковыми дивизиями, к тому же 23-я танковая дивизия на время атаки входила в подчинение командира 10-го стрелкового корпуса.

В 23:40 22 июня 1941 года был отдан приказ на контрудар силами танковых дивизий в 04:00 23 июня 1941 года по войскам противника, прорвавшимся в район Скаудвиле. Однако отданный приказ не учитывал реалий: 28-я танковая дивизия опоздала на 6 часов и прибыла из района сосредоточения у Шяуляя без горючего. 23-я танковая дивизия только начала движение из-под Плунге в 13:00 23 июня 1941 года. Наступление было перенесено на 11:00, однако и тут оно не получилось: 28-я танковая дивизия оставалась без топлива, а 23-я танковая дивизия ещё не подошла. 28-я танковая дивизия атаковала 1-ю танковую дивизию только к 22:00 23 июня 1941 года. 23-я же дивизия на марше попала под удар 61-й пехотной дивизии и вынуждена была задержаться. Только к 22:00 передовые части дивизии вступили в бои в районе Лаукувы. Первый день боёв принёс корпусу некоторые частные успехи.

202-я моторизованная дивизия 23 июня 1941 года вела бои на подступах к Шяуляю, прикрывая правый фланг 9-й противотанковой артиллерийской бригады.

В 07:45 24 июня 1941 года части корпуса вновь перешли в наступление на Лаукуву, Упинас, Скаудвиле. К вечеру 24 июня 1941 года стало ясно, что прорыв немецких войск гораздо более обширен, нежели предполагалось, и было принято решение об отводе частей 8-й армии за реку Вента. Однако, командир корпуса не смог получить приказ на отход и утром 25 июня 1941 года приказал атаковать противника юго-западнее Шяуляя. Но при этом, 23-я танковая дивизия смогла получить приказ на отход, к чему и приступила, но через час получила приказ о наступлении и оказалась дезорганизованной и дезориентированной. 28-я танковая дивизия перешла в атаку у местечка Пошили в направлении Карленай, Полугуе, Ужвентис, в течение 4-х часового боя достигла некоторых успехов, но и сама понесла большие потери. 23-я танковая дивизия также была возвращена и участвовала в контрударе и также понесла большие потери.

См. также Разеньяйское сражение

К 26 июня 1941 года корпус, вместе с частями армии, отошёл за реку Вента: при этом 202-я моторизованная дивизия прикрывала отход 11-го стрелкового корпуса, 23-я танковая — 10-го стрелкового корпуса, 28-я танковая дивизия отступала восточнее за рубеж обороны. В связи с прорывом вражеских войск на открытом правом фланге армии, с 27 июня 1941 года 23-я танковая дивизия получила приказ на отход через Елгаву в Ригу, 28-я танковая дивизия должна была прикрывать отход основных сил армии. Командование корпуса не знало обстановки и штаб корпуса 28 июня 1941 года был уничтожен севернее Шяуляя.

Соединения корпуса отходили на Ригу. 28-й мотострелковый полк ещё ранее был направлен из Риги в Либаву с целью деблокады окружённых войск 67-й стрелковой дивизии, и также, после выполнения задачи, отходил к Риге. После переправы и боёв в Риге, остатки корпуса собрались в районе станции Кегумс. К тому времени потери корпуса (по крайней мере в материальной его части) составили около 80 %.

29 июня 1941 года корпус получил задачу оборонять полосу по реке Западная Двина шириной около 40 километров, имея при этом около 9 тысяч человек личного состава, 50 танков и 47 орудий.

В район Крустпилса была выдвинута 202-я моторизованная дивизия, на рубеж Коакнес, Плявиняс — 28-я танковая дивизия. Часть 23-й танковой дивизии с 30-ю танками находилась в резерве, в Эргли, другой частью дивизия оставалась в полосе 10-го стрелкового корпуса.

С 30 июня 1941 года корпус силами 28-й танковой и 202-й моторизованной дивизии ведёт безуспешные бои по ликвидации плацдарма 36-й моторизованной дивизии в Крустпилсе и его районе, а также срывает попытки переправиться через реку. Затем 202-я моторизованная дивизия удерживает в течение двух суток Гулбене, а затем отходит по маршруту ОстровПорховДно. 45-й танковый полк участвует в боях за Даугавпилс, совместно с 46-й танковой дивизией.

На 4 июля 1941 года корпус насчитывал всего 50 танков, выходил на восток через Псков, 5 июля 1941 года поступил приказ о выводе частей корпуса из боёв, но 7 июля 1941 года корпус вновь был брошен в бой силами остатков 23-й танковой дивизии у переправ через реку Черёха южнее Пскова.

На 8 июля 1941 года управление корпуса дислоцировалось в Сольцах, остатки корпуса — 23-я танковая дивизия без боевых подразделений в районе Большого Заборовья, Селищи, 28-я танковая дивизия с 10-м мотоциклетным полком в Лобково, Мшаге, Егольнике. На 9 июля 1941 года оставался в резерве фронта, пополнился остатками боевой группы 23-й танковой дивизии, вышедшей к Сольцам.

К 12 июля 1941 года остатки корпуса окончательно выведены из боёв, сосредоточились в районе восстановления: Веретье, Красные Станки, Прилуки, Эстьяны.

25 августа 1941 года управление корпуса официально расформировано.

Боевой состав

Дата Фронт Армия В составе (стрелковые) Другие части, в том числе приданные Примечания
22.06.1941 Северо-Западный фронт 8-я армия 23-я танковая дивизия
28-я танковая дивизия
202-я моторизованная дивизия
10-й мотоциклетный полк
380-й отдельный батальон связи
47-й отдельный моторизованный инженерный батальон
688-я полевая касса Госбанка
790-я полевая почтовая станция
112-я отдельная корпусная авиационная эскадрилья
01.07.1941 Северо-Западный фронт 8-я армия 23-я танковая дивизия
28-я танковая дивизия
10-й мотоциклетный полк
380-й отдельный батальон связи
47-й отдельный моторизованный инженерный батальон
688-я полевая касса Госбанка
790-я полевая почтовая станция
112-я отдельная корпусная авиационная эскадрилья
10.07.1941 Северо-Западный фронт 8-я армия 23-я танковая дивизия
28-я танковая дивизия
202-я моторизованная дивизия
10-й мотоциклетный полк
380-й отдельный батальон связи
47-й отдельный моторизованный инженерный батальон
688-я полевая касса Госбанка
790-я полевая почтовая станция
112-я отдельная корпусная авиационная эскадрилья
01.08.1941 Северный фронт 23-я танковая дивизия
28-я танковая дивизия
125-й отдельный танковый полк
10-й мотоциклетный полк
380-й отдельный батальон связи
47-й отдельный моторизованный инженерный батальон
688-я полевая касса Госбанка
790-я полевая почтовая станция
112-я отдельная корпусная авиационная эскадрилья

Командование

См. также

Напишите отзыв о статье "12-й механизированный корпус"

Ссылки

  • [www.soldat.ru/files/ Боевой состав Советской Армии 1941—1945]
  • [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 4 управлений корпусов, входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]
  • [www.soldat.ru/kom.html Командный состав РККА и РКВМФ в 1941—1945 годах]
  • [mechcorps.rkka.ru/files/mechcorps/pages/12_meh.htm 12-й механизированный корпус]

Литература

Отрывок, характеризующий 12-й механизированный корпус

– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.