120 дней Содома

120 дней Содома, или Школа разврата
Les 120 journées de Sodome ou l'école du libertinage
Обложка издания 1931 года "для ценителей и библиофилов"
Жанр:	эротика, порнография, роман
Автор:	Маркиз де Сад
Язык оригинала:	французский
Дата написания:	1785 год
Дата первой публикации:	1905 год

«120 дней Содома, или Школа разврата» (фр. Les 120 journées de Sodome ou l'école du libertinage) — роман французского писателя маркиза де Сада 1785 года. Сюжет описывает историю четырёх состоятельных развратников, которые решили испытать наивысшее сексуальное наслаждение, доступное в оргиях. Чтобы сделать это, они затворились на четыре месяца в уединённом замке в Сен-Мартен-де-Бельвиль, с гаремом из 46 жертв, — в основном состоящим из молодых мужчин и девочек-подростков. Также там присутствовали четыре содержательницы борделей, которые рассказывали истории о своих похождениях. Эти рассказы возбуждают развратников, после чего они начинают насиловать и пытать своих жертв; пытки постепенно становятся всё более и более жестокими и заканчиваются убийством почти всех жертв.

Роман не печатался до наступления XX века. В дальнейшем он был переведён на многие языки, включая русский, английский, японский и немецкий. Из-за подробного описания сексуального насилия и крайней жестокости, он был запрещён правительствами некоторых государств.

История

Маркиз де Сад написал «120 дней Содома» за тридцать семь дней в 1785 году, во время заключения в Бастилии. Опасаясь конфискации при обыске, он писал убористым почерком на двенадцатиметровом бумажном свитке. Маркиз де Сад всю оставшуюся жизнь считал, что «самая грязная из когда-либо рассказанных историй» была потеряна навсегда во время штурма Бастилии 14 июля 1789 года, в самый разгар Великой французской революции. Позже он вспоминал, что «плакал кровавыми слезами» над её утратой.

Однако почти сразу после взятия Бастилии, рукопись была найдена в камере, где сидел де Сад. Рукопись не привлекла внимания нашедших, и была продана маркизу де Вильнёв-Тран. Рукопись «120 дней Содома» хранилась в семье её первого владельца на протяжении трёх поколений, пока не была продана берлинскому сексологу Ивану Блоху в конце XIX века. Роман был впервые опубликован Блохом (который использовал псевдоним «Евгений Дюрен») в 1904 году. Оригинал рукописи находится в парижском Музее писем и манускриптов. Рукопись была куплена Жераром Леритьером (Gerard Lheritier), президентом и основателем музея, у швейцарского коллекционера за € 7 млн.

Сюжет

Сюжет «120 дней Содома» происходит в удалённом от остального мира средневековом замке, высоко в горах, в окружении лесов. Описываемые события происходят либо в конце правления Людовика XIV, либо в начале регентства Филиппа II Орлеанского.

Действие романа длится в течение пяти месяцев, с ноября по март. Четверо состоятельных развратников запираются в замке Шато-де-Силлинг, вместе с жертвами и сообщниками (описание замка Шато-де-Силлинг соответствует собственному замку де Сада, Шато-де-Лакост). Так как они заявляют, что ощущения, производимые органами слуха, являются самыми эротичными, они намерены слушать различные развратные истории от четырёх бывалых проституток, которые будут вдохновлять их на участие в различных «мероприятиях» с их жертвами.

Роман не был окончен. Детально описана только первая часть, оставшиеся три части существуют в виде черновика, со сносками де Сада, сохранёнными и в большинстве переводов. Либо в самом начале, либо во время написания работы, де Сад, судя по всему, решил, что не сможет завершить роман в полном объёме и изложил оставшиеся три четверти романа в краткой форме, чтобы закончить его позже.

Роман содержит в себе некоторую долю чёрного юмора, и де Сад кажется почти беззаботным в своём предисловии, обращаясь к читателю в качестве «друга читателя». В этом введении он сам себе противоречит, на одном пункте настаивая, что не следует быть в ужасе от 600 страстей, изложенных в этой истории, потому что у каждого есть свои вкусы, но в то же время собирается изо всех сил, чтобы предупредить читателя об предстоящих ужасах, предполагая, что читатель должен иметь сомнения по поводу продолжения. Следовательно, он прославляет, а также чернит четырёх основных героев, попеременно объявляя их свободомыслящими героями и униженными злодеями.

Персонажи

Четверо основных персонажей — очень богатые и безжалостные мужчины-распутники. Они авторитетны в своих профессиях. Де Сад презирал религию и власть и во многих своих работах наслаждался насмешкой над ними, изображая священников, епископов, судей и т. п. в качестве сексуальных извращенцев и преступников.

• Герцог Бланжи — пятьдесят лет, аристократ, который унаследовал своё богатство, отравив собственную мать, а затем и сестру, когда та узнала о его свершившемся плане. Бланжи описывается как высокий, крепкого телосложения и с высокой сексуальной потенцией. Является полным трусом, и гордится этим.
• Епископ — брат Бланжи. Ему сорок пять, тощий и слабый человек, «с противным ртом». Он увлечён анальным сексом и, даже когда занимается сексом с женщинами и девочками, отказывается иметь вагинальные сношения с ними.
• Председатель Кюрваль — шестьдесят лет, долговязый мужчина. Он является судьёй и раньше любил раздавать смертные приговоры обвиняемым, даже если он знал об их невиновности.
• Дюрсе — пятьдесят три года, банкир, описывается как малорослый, бледный и женственный.

Сообщники

• Четыре проститутки, женщины среднего возраста, которые вдохновляют главных героев рассказами из своего прошлого.
• Восемь «жеребцов»/проституток-мужчин, выбранных из-за величины пенисов.
• Четверо злых старух, которые должны присматривать за жертвами.

Жертвы

• Дочери четырёх главных героев, которые испытали на себе сексуальное надругательство. Все они умирают, за исключением дочери Герцога Джули, которую он пощадил.
• Восемь мальчиков и восемь девочек в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Все были похищены и были выбраны из-за своей красоты. Они также все девственны, и четверо развратников лишают их девственности по ходу развития событий.
• Несколько поваров и служанок, которые впоследствии будут участвовать в судебных разбирательствах.

Сюжет

Действие романа развивается по графику. Для каждого из первых четырёх месяцев, с ноября по февраль, проститутки по очереди рассказывают пять историй каждый день, связанные с фетишами их самых интересных клиентов, что составляет в сумме 150 историй для каждого месяца (по крайней мере теоретически, де Сад сделал несколько ошибок, так как он был, по-видимому не в состоянии пересмотреть свою работу и продвижения в написании романа). Эти страсти разделены на четыре категории — простые, сложные, преступные и кровавые — возрастающие по сложности и дикости.

• Ноябрь: простые страсти (фр. Novembre: les passions simples) — единственные, которые были изложены подробно. Они повествуют только о «простых», с точки зрения развратников, страстях, не включающих в себя анального или вагинального проникновения. Анекдоты повествуют о мужчинах, которые любят мастурбировать на лица семилетних девочек, и предаваться питью мочи и копрофагии. Четыре развратника — Бланжи, епископ, Кюрваль и Дюрсо — повторяют всё то, о чём они слышали, со своими дочерьми и похищенными молодыми людьми.
• Декабрь: сложные страсти (фр. Décembre: les passions doubles) — эти анекдоты повествуют о более экстравагантных извращениях, например, о мужчинах, вагинально насилующих девочек, предающихся инцесту и флагелляции. Девочки лишаются девственности вагинально во время вечерних оргий.
• Январь: преступные страсти (фр. Janvier: les passions criminelles) — рассказы включают в себя повествования о людях, которые калечили женщин, отрывая им пальцы или прижигая их раскаленными кочергами. В течение месяца, четыре развратника занимаются анальным сексом с шестнадцатилетними мальчиками и девочками, которых, наряду с другими жертвами, насилуют со временем всё более жестоко, с регулярным избиениям и порками.
• Февраль: кровавые страсти (фр. Février: les passions meurtrières) — последние 150 историй. Они включают в себя рассказы об извращенцах, которые срывали с детей заживо кожу, потрошили беременных женщин, сжигали заживо целые семьи и убивали новорождённых в присутствии матерей. Извращенцы жестоко убивают трёх из четырёх дочерей, а также убивают четырёх девочек и двух мальчиков. Убийство одной из девушек, 15-летней Августин, описывается очень подробно, с пытками. С неё срывают кожу, её влагалище уродуют и её кишечник вытаскивают из разрезанного живота и сжигают.
• Март — это самый короткий из сегментов в романе. Де Сад перечисляет дни, оставшихся в живых детей, не даёт никаких подробностей. Вместо этого он оставляет сноску, где говорит о своём намерении детализировано написать обо всём в следующей редакции.

В конце романа де Сад составляет список персонажей, которые были убиты и когда, а также тех, кто выжил.

Экранизации

• «Золотой век» (фр. L'âge d’or). Последний эпизод — парафраз на «120 дней Содома» .
• «Сало, или 120 дней Содома» (итал. Salò o le 120 giornate di Sodoma), 1975 г. — фильм Пьера Паоло Пазолини, вольная экранизация романа. Действие перенесено в фашистскую республику Сало, 1944 год.

Ссылки

• [www.sade-ecrivain.com/journees/journees.html Оригинальный текст на французском языке]

Отрывок, характеризующий 120 дней Содома

Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.

Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.