120 mm/50 Ansaldo Mod. 1926
120 mm/50 Ansaldo Mod. 1926 | |
История производства | |
---|---|
Разработано: |
1926 |
Годы производства: |
1926—1943 |
Производитель: |
Ansaldo |
История службы | |
Годы эксплуатации: |
с 1926 |
Состояло на вооружении: | |
Войны и конфликты: | |
Характеристики орудия | |
Калибр, мм: |
120 |
Длина ствола, мм/калибров: |
6400/53,55 |
Длина канала ствола, мм: |
6000 |
Объём каморы, дм³: |
15,08 |
Тип затвора: |
горизонтально-клиновой |
Масса ствола с затвором, кг: |
5552 |
Масса снаряда, кг: |
23,15 |
Начальная скорость снаряда, м/с: |
920—950 |
Принцип заряжания: |
раздельно-гильзовое |
Скорострельность, выстрелов в минуту: |
6—7 |
Характеристики артустановки | |
Максимальная дальность стрельбы, м: |
19 600 (+45°)[1] |
120 mm/50 Ansaldo Mod. 1926 — 120-миллиметровое корабельное артиллерийское орудие, разработанное и производившееся в Италии. Состояло на вооружении Королевских ВМС Италии. Разработано компанией «Ансальдо» для вооружения лёгких скаутов типа «Навигатори». Стало развитием более раннего 120-мм орудия OTO. В дальнейшем имело значительно количество модификаций, отличавшихся, главным образом, конструкцией орудийной установки. Известны модели 1936, 1937 и 1940 годов производства «Ансальдо» и модели 1931, 1933 и 1936 годов, производства ОТО. Являлось основным оружием итальянских эсминцев времен Второй мировой войны. Использовалось на эсминцах типов «Дардо», «Фольгоре», «Маэстрале», «Ориани», «Сольдати», а также в качестве противоминного на модернизированных линкорах типа «Конте ди Кавур»[1].
Напишите отзыв о статье "120 mm/50 Ansaldo Mod. 1926"
Примечания
- ↑ 1 2 Campbell J. Naval weapons of World War Two. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1985. — P. 335. — ISBN 0-87021-459-4.
Ссылки
[www.navweaps.com/Weapons/WNIT_47-50_m1926.htm 120 mm/50 Model 1926—1940]
Литература
- Campbell J. Naval weapons of World War Two. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1985. — ISBN 0-87021-459-4.
Отрывок, характеризующий 120 mm/50 Ansaldo Mod. 1926
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]