123-я стрелковая дивизия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
123-я стрелковая дивизия
Награды:

Почётные наименования:

«Лужская»

Войска:

сухопутные войска

Род войск:

Стрелковые войска

Формирование:

сентябрь 1939

Расформирование (преобразование):

1946

Предшественник:

48-я стрелковая дивизия

Боевой путь

1941—1942: Оборона Карельского перешейка
1941—1944: Оборона Ленинграда
1943: Прорыв блокады Ленинграда
1943: Мгинская наступательная операция
1944: Ленинградско-Новгородская наступательная операция
Красносельско-Ропшинская наступательная операция
Новгородско-Лужская наступательная операция
1944: Мадонская наступательная операция
1944: Прибалтийская наступательная операция
Рижская наступательная операция
1945: Бои с курляндской группировкой

123-я стрелковая Лужская ордена Ленина дивизия — формирование (соединение, стрелковая дивизия) РККА во Второй мировой войне.

Дивизия особо отличилась при прорыве линии Маннергейма 11 февраля 1940 года, за что была награждена орденом Ленина, а 26 бойцов и командиров получили звание Героев Советского Союза.





История

Формирование

Дивизия развёрнута в сентябре 1939 в Вышнем Волочке (Калининский ВО) на базе 146-го стрелкового полка 49-й стрелковой дивизии.

Вскоре после завершения сформирования стрелковая дивизия в составе 8-й армии была развёрнута на советско-эстонской границе. Однако в связи с заключением советско-эстонского договора о взаимопомощи (28 сентября 1939 года) угроза войны была снята и 123-я стрелковая дивизия вернулась в пункты постоянной дислокации (ППД).

Советско-финская война

Приказом Генштаба № 0145 от 24 октября 1939 года соединение было направлено в ЛенВО, где участвовала в Советско-финской войне, действуя в составе 7-й армии (на Карельском перешейке). 17 декабря 1940 года, наступая до того во втором эшелоне 19 стрелкового корпуса, дивизия в районе высоты «65,5» по причине отвратительной организации наступательной операции и неудовлетворительной подготовки командного, а также рядового состава попала в огневой мешок, образованный отсечными финскими позициями, и только за первый день потеряла убитыми и ранеными около 1500 человек. В последующих боях до отмены наступления потери в личном составе дивизии убитыми и ранеными составили почти полную штатную численность.

11 февраля 1940 года, укомплектованная практически заново маршевыми пополнениями 123-я стрелковая дивизия прорвала линию финской обороны. Согласно написанными главным образом в пропагандистских целях воспоминаниям участников боев в районе высоты «65,5» линия финской обороны описывается как неприступная твердыня.

Что же представляла собой система укреплений белофиннов на пути, пройденном 123-й ордена Ленина стрелковой дивизией?

От реки Сестра до Бабошино, на протяжении почти 100 км боевого пути дивизии, разместилась полоса белофинских заграждений. На этом пути было преодолено восемь укрепленных линий противника.
Все эти укрепленные линии и промежутки между ними прикрывались системой многочисленных заграждений. Заграждения устраивались на дорогах, между озёрами, болотами. Из заграждений наиболее часто встречались противотанковые рвы, каменные и железобетонные надолбы, проволочные препятствия, лесные завалы, большие воронки.
Белофинны взрывали все мосты по пути своего отхода. В большом количестве они применяли мины и фугасы самых разнообразных систем.
В среднем на каждый километр пути дивизии приходилось одно-два препятствия. Заграждения находились под огнём противника.
Завалы и проволочные препятствия были усилены фугасами, которые взрывались при разборке заграждений. Минные поля маскировались снегом либо покрывались соломой, припорошенной снегом. Для уборки мин требовалось очищать дороги от снега либо от соломы.

Но напрасными оказались труды белофиннов и всех их капиталистических хозяев и приспешников. Все заграждения дивизия преодолела к 11 декабря 1939 года, после чего сосредоточилась перед главной полосой сопротивления — линией Маннергейма.

Капитан А. Грабовой, Прорыв укреплений белофиннов, Техника и вооружение 1941 год, № 1, с. 29 — 35

[1]

По окончании войны дивизия осталась на советско-финляндской границе, войдя в состав 50-го стрелкового корпуса 23-й армии.

Великая Отечественная война

В составе действующей армии во время ВОВ c 22.06.1941 по 09.05.1945.

На 22.06.1941 года дислоцировалась в Выборге, кроме 272-го стрелкового полка, находящегося на границе севернее Выборга. С 23.06.1941 года начала занимать позиции на участке прикрытия границы, длиной в 50 километров, начиная от Финского залива. Участвовала в Выборгско-Кексгольмской оборонительной операции (29.06—23.09.1941). На участке дивизии стороны до 31.07.1941 года активных действий не вели и даже после перехода финских войск в общее наступление, дивизию активно не атаковали вплоть до конца августа 1941 года. Только 20-22 августа 1941 года дивизия по приказу начала отход от линии границы. 24-28 августа дивизия в составе ударной группировки 23-й армии пыталась наступать севернее озера Муоланярви (Глубокое) в направлении реки Вуоксы с целью отбросить финские части за Вуоксу, но попала под встречный удар, понесла большие потери в личном составе и матчасти, была расчленена, вела бои в окружении. В результате 272-й стрелковый полк отошел на Выборг, откуда вместе с 115-й стрелковой дивизией пробивался через котёл в Порлампи на Койвисто, откуда 1-2 сентября 1941 был вывезен в Ленинград судами КБФ.

255-й, 245-й стрелковые, 495-й гаубичный артиллерийский полки с тяжелыми боями отступали 28-31 августа от Муоланярви на Терийоки по Средне-Выборгскому, сдерживая наступление финнов на Ленинград. Несколько раз попадала в засады, с боем выходила из окружения, потеряла большую часть личного состава и всю матчасть. По выходе в расположение наших войск в районе Дибуны, сводные отряды были сразу же направлены на оборону по линии Карельского укрепрайона.

В начале сентября 1941 года дивизия вновь развёрнута на Карельском перешейке на рубеже Карельского УР в составе 23-й армии Ленинградского фронта. Здесь оборонялась в Елизаветинском и Лемболовском БРО совместно с 154-м отдельным пулемётно-артиллерийским батальоном, действовала там до октября 1942 года, занимая позиционную оборону, затем дивизию сняли с оборонительных рубежей и отвели в ближний тыл на переформирование.

В декабре 1942 года переброшена на юго-восточный сектор кольца Ленинградской блокады и включена в 67-ю армию Ленинградского фронта, в составе которой участвовала в наступательной операции «Искра» (12-30.01.1943). В ходе операции введена в бой только на третий день наступления, на правом фланге 136-й стрелковой дивизии, с задачей поддерживать контратакованную 268-ю стрелковую дивизию. Полкам дивизии были поставлены следующие задачи: 255-му стрелковому полку — преодолев Неву, броском через боевые порядки 268-й стрелковой дивизии, с ходу атаковать противника в направлении рощи «Ландыш», затем треугольник железных дорог, выйти на железнодорожную линию, и овладеть рабочим поселком, а в дальнейшем наступать на северо-восточную окраину поселка Синявино, 272-му стрелковому полку — наступать через Марьино на высоту 22,4, выйти к узкоколейной железной дороге и нанести удар по восточной окраине Синявино, 245-му стрелковому полку — во взаимодействии с 272-м стрелковым полком атаковать рощу «Мак» и наступать на юго-западную окраину Синявино. Ведёт, совместно с частями 152-й танковой бригады, тяжёлое наступление, медленно продвигаясь вперёд, к концу дня 17.01.1942 года части дивизии вышли на линию Рабочий поселок — треугольник железной дороги. В ночь на 19.01.1942 года 123-я стрелковая дивизия передала свой боевой участок 13-й стрелковой дивизии полковника В. К. Якутовича и отведена в резерв, за исключением 272-го стрелкового полка, который был направлен в помощь 102-й стрелковой бригаде, перед которой была поставлена задача уничтожить войска противника в 8-й ГЭС.

С 19.05.1943 года дивизия вступила (в ходе неудачной Красноборской операции) в бой в районе Красного Бора, где войска 55-й армии, взаимодействуя с войсками Волховского фронта, пытались окружить Мгинско-Синявинскую группировку противника и разгромить её. Дивизия смогла продвинуться на расстояние около 7 километров, после чего контрударом выбита, частично окружена и была вынуждена отойти на первоначальные рубежи.

В июле 1943 года в ходе опять же неудачной Мгинской операции вела тяжёлые наступательные бои под Синявино, несёт значительные потери, в августе 1943 года вновь отведена в резерв фронта и восстанавливалась вплоть до января 1944 года.

В январе-феврале 1944 года дивизия в составе 67-й армии участвовала в Ленинградско-Новгородской наступательной операции (14.01-01.03.1944). В бои вступила 19.01.1944 года после освобождения Красного Села с задачей взаимодействуя с 201-й и 120-й стрелковыми дивизиями овладеть Гатчиной. Дивизия наносила удар по противнику левее Гатчины, чтобы обойти город с фланга, войти в тыл и перерезать коммуникации противника оборонявшего Гатчину. 24.01.1944 года части дивизии перерезали дорогу на Лугу. После освобождения Гатчины (26.01.1944) дивизия продолжила наступление вдоль шоссейной дороги на Лугу, с 29.01.1944 года вела ожесточённые бои под Сиверской, лыжным батальоном вышла в тыл Сиверской группировки противника, перерезала железную дорогу на Лугу и захватила железнодорожный мост через Оредеж. После этого начали наступление основные силы дивизии, и Сиверская была освобождена. 12.02.1944 года к 10.00 дивизия с боями подошла к Луге и начала её штурм, ворвалась в город. За отличие личного состава при освобождении Луги дивизии присвоено почётное наименование «Лужская».

После завершения разгрома лужской группировки 18-й армии дивизия была переброшена на Нарвский плацдарм, переправилась на него и до июня 1944 года вела тяжелейшие бои на плацдарме под Нарвой, овладела узлом сопротивления противника — Апсара-Метсаваха. В июне 1944 года отведена во фронтовой резерв и затем переброшена под Резекне.

С августа 1944 действовала в составе 2-го Прибалтийского фронта. Участвовала в Мадонской наступательной операции (01-28.08.1944). Затем в рамках Прибалтийской операции дивизия принимала участие в Рижской наступательной операции (14.09-20.10.1944). В дальнейшем дивизия участвовала в блокировании Курляндской группировки вермахта (с 01.04.1945 — в составе Ленинградского фронта).

Послевоенные годы

В 1945 году дивизия дислоцировалась на Украине. Расформирована к январю 1946 года. Боевое знамя дивизии находится в Санкт-Петербурге в фондах Военно-исторического музея артиллерии инженерных войск и войск связи.

В составе

Дата Фронт (округ) Армия Корпус Примечания
22.06.1941 года Ленинградский военный округ 23-я армия 50-й стрелковый корпус с 24.06.1941 Северный фронт
01.07.1941 года Северный фронт 23-я армия 50-й стрелковый корпус -
10.07.1941 года Северный фронт 23-я армия 50-й стрелковый корпус -
01.08.1941 года Северный фронт 23-я армия - -
01.09.1941 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.10.1941 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.11.1941 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.12.1941 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.01.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.02.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.03.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.04.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.05.1942 года Ленинградский фронт (Группа войск Ленинградского направления) 23-я армия - -
01.06.1942 года Ленинградский фронт (Ленинградская группа войск) 23-я армия - -
01.07.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.08.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.09.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.10.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.11.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.12.1942 года Ленинградский фронт 23-я армия - -
01.01.1943 года Ленинградский фронт - - -
01.02.1943 года Ленинградский фронт - - -
01.03.1943 года Ленинградский фронт - - -
01.04.1943 года Ленинградский фронт 42-я армия - -
01.05.1943 года Ленинградский фронт 67-я армия - -
01.06.1943 года Ленинградский фронт 67-я армия - -
01.07.1943 года Ленинградский фронт 67-я армия - -
01.08.1943 года Ленинградский фронт 67-я армия - -
01.09.1943 года Ленинградский фронт 2-я ударная армия - -
01.10.1943 года Ленинградский фронт 2-я ударная армия - -
01.11.1943 года Ленинградский фронт 42-я армия - -
01.12.1943 года Ленинградский фронт - - -
01.01.1944 года Ленинградский фронт - 117-й стрелковый корпус -
01.02.1944 года Ленинградский фронт 67-я армия 117-й стрелковый корпус -
01.03.1944 года Ленинградский фронт 59-я армия 117-й стрелковый корпус -
01.04.1944 года Ленинградский фронт 59-я армия 117-й стрелковый корпус -
01.05.1944 года Ленинградский фронт 8-я армия 117-й стрелковый корпус -
01.06.1944 года Ленинградский фронт 8-я армия 117-й стрелковый корпус -
01.07.1944 года Ленинградский фронт 8-я армия 117-й стрелковый корпус -
01.08.1944 года Ленинградский фронт - - -
01.09.1944 года 2-й Прибалтийский фронт 42-я армия 124-й стрелковый корпус -
01.10.1944 года 2-й Прибалтийский фронт 42-я армия 124-й стрелковый корпус -
01.11.1944 года 2-й Прибалтийский фронт 42-я армия 124-й стрелковый корпус -
01.12.1944 года 2-й Прибалтийский фронт 42-я армия 124-й стрелковый корпус -
01.01.1945 года 2-й Прибалтийский фронт 42-я армия 14-й гвардейский стрелковый корпус -
01.02.1945 года 2-й Прибалтийский фронт 42-я армия 123-й стрелковый корпус -
01.03.1945 года 2-й Прибалтийский фронт 1-я ударная армия 112-й стрелковый корпус -
01.04.1945 года Ленинградский фронт (Курляндская группа войск) 1-я ударная армия 112-й стрелковый корпус -
01.05.1945 года Ленинградский фронт (Курляндская группа войск) 67-я армия 112-й стрелковый корпус -

Состав

  • управление (штаб)
  • 245-й стрелковый Краснознамённый полк
  • 255-й стрелковый полк
  • 272-й стрелковый полк
  • 495-й артиллерийский полк
  • 323-й артиллерийский полк (до 13.09.1941)
  • 495-й гаубичный артиллерийский полк (до 01.11.1941)
  • 229-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
  • 347-я зенитная батарея (213-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион) — до 12.05.1943
  • 103-я разведывательная рота
  • 257-й сапёрный батальон
  • 242-й отдельный батальон связи (884-я отдельная рота связи)
  • 168-й медико-санитарный батальон
  • 130-я отдельная рота химический защиты
  • 142-я автотранспортная рота
  • 329-я полевая хлебопекарня (85-й полевой автохлебозавод)
  • 79-й дивизионный ветеринарный лазарет (с 01.11.1941)
  • 407-я полевая почтовая станция
  • 196-я полевая касса Госбанка

Командиры

Знаки отличия

Награда (наименование) Дата За что получена
Орден Ленина 21.03.1940 -
почётное наименование «Лужская» 20.02.1944 За освобождение Луги.

Отличившиеся воины дивизии

Напишите отзыв о статье "123-я стрелковая дивизия"

Примечания

  1. [www.kaponir.ru/5fin/lib/05.php Сайт капонир, Капитан А. Грабовой, Прорыв укреплений белофиннов, Техника и вооружение 1941 год, № 1, с. 29 — 35, Из фондов Российской Национальной библиотеки (Санкт-Петербург)]

Ссылки

В Викитеке есть тексты по теме
123-я стрелковая дивизия
  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd123/default.html 123-я стрелковая дивизия] на сайте клуба «Память» Воронежского государственного университета
  • [www.rkka.ru/handbook/reg/123sd39.htm 123-я Лужская стрелковая дивизия] на сайте «РККА»
  • [www.vbrg.ru/articles/istoricheskie_zametki/boevojj_put_123-jj_strelkovojj_divizii Боевой путь дивизии]
    • [www.soldat.ru/perechen Перечень № 5 стрелковых, горнострелковых, мотострелковых и моторизованных дивизий, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны]
  • [www.kaponir.ru/5fin/lib/05.php Сайт капонир, Капитан А. Грабовой, Прорыв укреплений белофиннов, Техника и вооружение 1941 год, № 1, с. 29 — 35, Из фондов Российской Национальной библиотеки (Санкт-Петербург)]
  • Харальд Эквист. [bair-books.com/ru/11-fevralya-glazami-general-lejtenanta-ekvista-article.html 11 февраля глазами генерал-лейтенанта Эквиста]. Bair Books (11.02.2014). Проверено 20 апреля 2014.


Отрывок, характеризующий 123-я стрелковая дивизия

Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.
– Нет, я должен вас угостить Курагиным, – сказал Билибин тихо Болконскому. – Он прелестен, когда рассуждает о политике, надо видеть эту важность.
Он подсел к Ипполиту и, собрав на лбу свои складки, завел с ним разговор о политике. Князь Андрей и другие обступили обоих.
– Le cabinet de Berlin ne peut pas exprimer un sentiment d'alliance, – начал Ипполит, значительно оглядывая всех, – sans exprimer… comme dans sa derieniere note… vous comprenez… vous comprenez… et puis si sa Majeste l'Empereur ne deroge pas au principe de notre alliance… [Берлинский кабинет не может выразить свое мнение о союзе, не выражая… как в своей последней ноте… вы понимаете… вы понимаете… впрочем, если его величество император не изменит сущности нашего союза…]
– Attendez, je n'ai pas fini… – сказал он князю Андрею, хватая его за руку. – Je suppose que l'intervention sera plus forte que la non intervention. Et… – Он помолчал. – On ne pourra pas imputer a la fin de non recevoir notre depeche du 28 novembre. Voila comment tout cela finira. [Подождите, я не кончил. Я думаю, что вмешательство будет прочнее чем невмешательство И… Невозможно считать дело оконченным непринятием нашей депеши от 28 ноября. Чем то всё это кончится.]