1257 год
Поделись знанием:
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
| Годы |
|---|
| 1253 · 1254 · 1255 · 1256 — 1257 — 1258 · 1259 · 1260 · 1261 |
| Десятилетия |
| 1230-е · 1240-е — 1250-е — 1260-е · 1270-е |
| Века |
| XII век — XIII век — XIV век |
1257 (тысяча двести пятьдесят седьмой) год по юлианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в понедельник. Это 1257 год нашей эры, 257 год 2 тысячелетия, 57 год XIII века, 7 год 6-го десятилетия XIII века, 8 год 1250-х годов.
Содержание
События
На острове Ломбок (Индонезия) происходит извержение вулкана Самалас, входящего в комплекс Ринджани. Это извержение серьёзно повлияло на климат на всей Земле в 1257 и 1258 году. Оно считается одним из крупнейших за последние 7000 лет[1][2].
Европа
- Основание Сорбонны, университета в Париже, теологом Робером де Сорбоном.
- Первое упоминание немецкого посёлка Нидервайлер (Айфель).
- Крепостные крестьяне в коммуне Болоньи получают личную свободу.
- Мицо Асень, болгарский царь (1256—1257), не сумел удержать власть. Из-за того, что бояре провозгласили царём Константина Тиха, был вынужден бежать в Византию.
- Михаила Палеолога бросили в темницу по обвинению в колдовстве, но вскоре освободили.
- Тевтонским орденом основан замок Алленбург.
- Лоренцо Тьеполо (будущий дож Венеции) нанёс генуэзцам морское поражение близ Акры (Война святого Саввы).
- Впервые упоминается наименование Великая Польша (польск. Wielkopolska) — как обозначение исторической области на западе Польши в бассейне реки Варта.
«Младший король» Венгрии Иштван потребовал от своего отца, чтобы тот разделил между ними королевство, после чего собрал армию для борьбы против Белы IV.
- Король Богемии Пржемысл Оттакар вторгся в Баварию, но Людвиг Строгий и его брат отбили нападение.
- Король Наварры Теобальдо II был миропомазан папой римским.
Русь
- Перепись населения и установление системы баскачества в Северо-Восточной Руси.
Антиордынские волнения в Новгороде Великом. Александр Невский лишает новгородского княжения своего сына Василия Александровича.
- Битва на Туговой горе под Ярославлем.
- Даниил Галицкий распространил свои завоевания на Киевскую землю по реке Тетереву.
Азия
Африка
- В Тунис прибывает посольство из Канема. Посольство привезло в Тунис жирафа от «царя Канема и владетеля Борну».
Вступили на престол
- Болгария — царь Константин I Тих (1257—1277).
- Тироль — граф Мейнхард II (1257—1295).
- Золотая Орда — Берке (1257—1266).
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1257 году
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1257 году
- 9 марта — Рукн ад-Дин Хуршах, имам низаритов (шейх хашашинов).
- 15 августа — Яцек Одровонж, монах-доминиканец, миссионер, католический святой.
- Айбек, мамлюкский султан Египта.
- Боракчин-хатун, регент Улуса Джучи.
- Улагчи, правитель Улуса Джучи.
См. также
Напишите отзыв о статье "1257 год"
Примечания
- ↑ Brian Handwerk. [news.nationalgeographic.com/news/2013/09/130930-volcano-science-historic-eruption-indonesia-rinjani-mystery-disaster/ Deadly 13th-Century Volcano Eruption: Mystery Solved?] (англ.), National Geographic (30 September 2013). Проверено 1 октября 2013.
- ↑ Franck Lavigne et al. [www.pnas.org/content/early/2013/09/26/1307520110.abstract Source of the great A.D. 1257 mystery eruption unveiled, Samalas volcano, Rinjani Volcanic Complex, Indonesia] (англ.) // Proceedings of the National Academy of Sciences. — 2013. — DOI:10.1073/pnas.1307520110.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий 1257 год
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
