130-мм пушка М-46
Поделись знанием:
130-мм пушка М-46130-мм пушка М-46
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
| 52-П-482 (М-46) | |
|---|---|
 Пушка М-46 в Военно-историческом музее артиллерии Санкт-Петербурга. | |
| Тип: | Буксируемая пушка |
| Страна: | 
|
| История службы | |
| Годы эксплуатации: | с 1951 |
| На вооружении: |
|
| История производства | |
| Конструктор: | СКБ Завода №172 |
| Разработан: | c 1946 по 1950 |
| Производитель: | Завод №172 |
| Годы производства: | c 1948 |
| Варианты: | М-46, Type 59-1 |
| Характеристики | |
| Масса, кг: | около 7700 (8450 на марше) |
| Тип тягача: | АТ-С |
| Клиренс, мм: | 375..450 |
| Скорость возки по шоссе, км/ч: | до 50 |
| Длина, мм: | 11 100 (около 11 730 на марше) |
| Длина ствола, мм: | 7150 |
| Ширина, мм: | 2450 |
| Высота, мм: | 2550 |
| Калибр, мм: | 130 |
| Противооткатное устройство: | Гидравлическое |
| Лафет: | Двухстанинный |
| Угол возвышения: | -2,5..+45 |
| Угол поворота: | -25..+25 |
| Начальная скорость снаряда, м/с |
930 |
| Прицельная дальность, м: | 27 490 (ОФС) |
| Максимальная дальность, м: |
37 000 (АР ОФС) |
| Вид боепитания: | ручное |
| Прицел: | С71-96, ПГ-1М, К-1, ОП4М |
| Изображения на Викискладе?: | 52-П-482 (М-46) |
130-мм пушка M-46 — советская буксируемая пушка корпусной артиллерии периода 1950-х годов. Была создана конструкторским бюро завода № 172 в 1946—1950 годах и предназначалась для замены 122-мм пушки обр. 1931/37 гг. М-46 была создана в составе нового дуплекса корпусной артиллерии со 152-мм пушкой М-47, предназначенной для замены 152-мм пушки-гаубицы обр. 1937 г. Производство М-46, поначалу мелкосерийное, было начато на заводе № 172 в 1951 году и продолжалось по меньшей мере до 1971 года. Точное количество выпущенных орудий в отрытых источниках не публиковалось, однако по подсчётам А. Широкорада было выпущено несколько тысяч единиц М-46[1]. Копия М-46 также выпускалась в Китае, под обозначением Тип 59[2].
В 1950-х годах М-46 являлась наиболее дальнобойным орудием Советской Армии, за исключением орудий большой и особой мощности и десятилетиями оставалась на вооружении, перейдя к Российской Армии. Также М-46 широко поставлялась на экспорт, как союзникам СССР по Организации Варшавского договора, так и третьим странам и использовалась десятками государств.
М-46 применялись в ряде локальных конфликтов, в том числе в артиллерийской дуэли между Китаем и Тайванем, Вьетнамской войне и нескольких войнах на Ближнем Востоке[3]. По состоянию на 2016 год, М-46 всё ещё остаётся на вооружении ряда стран.[4]
Содержание
Конструкция
Боеприпасы и баллистика
| Боеприпасы пушки М-46[5][6][7][8][9] | |||||||||
| Индекс выстрела | Тип снаряда | Индекс снаряда | Масса выстрела, кг | Масса снаряда, кг | Масса ВВ/ОВ, кг | Марка взрывателя | Дульная скорость, м/с[сн 1] | Максимальная дальность стрельбы, м | |
| 53-ВОФ-482В | Осколочно-фугасный | 53-ОФ-482М | 59,1 | 33,4 | 3,64 | РГМ-2, В-429, В-90 | 930 | 27 490 | |
| 53-ВОФ-482ВУ | Осколочно-фугасный | 53-ОФ-482М | 51,9 | 33,4 | 3,64 | РГМ-2, В-429, В-90 | 705 | ||
| 3ВОФ11 | Осколочно-фугасный | 3ОФ3 | 59,1 | 27,6 | 3,0 | АР-30 | |||
| 3ВОФ12 | Осколочно-фугасный | 3ОФ3 | 51,8 | 27,6 | 3,0 | АР-30 | |||
| 3ВОФ43 | Осколочно-фугасный | 3ОФ33 | 59,0 | 33,4 | 4,17 | В-429, В-90, АР-5 | 930 | 27 490 | |
| 3ВОФ44 | Осколочно-фугасный | 3ОФ33 | 33,4 | 4,17 | В-429, В-90, АР-5 | 22 500 | |||
| «Фирн-1» | Управляемый | 33,4 | 5,0 | 24 000 | |||||
| 53-ВБР-482 | Бронебойный остроголовый, трассирующий | 53-БР-482(Б) | 59,1 | 33,4 | 0,125 | ДБР | 930 | 4000[сн 2] | |
| 53-ВПБР-482 | Бронебойный практический | 53-ПБР-482 | 59,1 | 33,4 | — | ДБР | 930 | 4000[сн 3] | |
| Химический | 3ХС5 | 33,4 | 1,59[сн 4] | ||||||
| Химический | 3ХС6 | 33,4 | 1,39[сн 5] | ||||||
| Химический | 3ХС9 | 33,4 | 1,5[сн 5] | ||||||
| ЗВДЦ1 | Целеуказательный | 3ДЦ1 | 59,3 | 33,6 | — | РГМ-2, В-429 | 930 | н/д | |
| ЗВДЦ2 | Целеуказательный | 3ДЦ1 | 52,0 | 33,6 | — | РГМ-2, В-429 | 705 | н/д | |
| 3ВС1 | Осветительный | А3-СП-46 | 25,8 | 0,05 | ТМ-16 | ||||
| 3ВС6 | Осветительный | 3С2 | 59,129 | 33,03 | 0,05 | Т-90 | 687 | 14 350 | |
| 3ВС7 | Осветительный | 3С2 | 51,837 | 33,03 | 0,05 | Т-90 | н/д | н/д | |
| Выстрелы иностранного производства | |||||||||
| Израильские | |||||||||
| Осколочно-фугасный | 53-ОФ-482М | 59,1 | 33,4 | 3,64 | M739 | 930 | 27 490 | ||
| Осколочно-фугасный | 53-ОФ-482М | 51,9 | 33,4 | 3,64 | M739 | 705 | |||
| Иранские | |||||||||
| Осколочно-фугасный, активно-реактивный | HE BB | 35,5 | 3,7 | 930 | 37 000 | ||||
| Китайские | |||||||||
| Осколочно-фугасный | 33,4 | 3,6 | Liu-5 | 930 | 27 490 | ||||
| Осколочно-фугасный, активно-реактивный | MP-130 | 33,4 | Liu-5 | 34 360 | |||||
| Осколочно-фугасный, активно-реактивный | MP-132 | 58 | 32,41 | 3,3 | Liu-5 | 944 | 32 000 | ||
| Осветительный | 29,1 | 1,96 | Shi-4 | 950 | 24 500 | ||||
| Таблица стрельбы пушки М-46 для снарядов 53-ОФ-482М и 3ОФ33[5][10] | |||||||||
| Заряд | Вес заряда, кг | Дульная скорость, м/с | Максимальная дальность, м | Давление в канале ствола, кг/см² | |||||
| Полный | 12,9 | 930 | 27 490 | 3150 | |||||
| № 1 | 10,9 | 810 | 22 400 | ||||||
| № 2 | 6,54 | 705 | 19 200 | 2700 | |||||
| № 3 | 5,25 | 621 | 16 400 | ||||||
| № 4 | 3,98 | 525 | 13 400 | ||||||
| Таблица бронепробития для пушки М-46[6] | ||||||
| Угол встречи \ Расстояние, м | 500 | 1000 | 1500 | 2000 | 3000 | 4000 |
| БР-482 и БР-482Б | ||||||
| Угол встречи 60° | 205 | 195 | 185 | 170 | 145 | 120 |
| Угол встречи 90° | 250 | 240 | 225 | 210 | 180 | 150 |
| Бронепробиваемость приводится по советской методике измерения пробивной способности. Следует помнить, что в разное время и в разных странах использовались различные методики определения бронепробиваемости. Как следствие, прямое сравнение с аналогичными данными других орудий часто оказывается невозможным. | ||||||
На вооружении
- СССР — перешли к образовавшимся после распада странам
-
Азербайджан — 36 орудий, по состоянию на 2016 год[11] -
Алжир — 10 орудий, по состоянию на 2016 год[12] -
Ангола — 48 орудий, по состоянию на 2016 год[13] -
Афганистан — некоторое количество, по состоянию на 2010 год[14] -
Бангладеш — 62 Тип 59-1, по состоянию на 2016 год[15] -
Болгария — некоторое количество[16], сняты с вооружения[17] -
Босния и Герцеговина — 61 орудие, по состоянию на 2012 год[18] -
Вьетнам — некоторое количество, по состоянию на 2016 год[19] -
Гайана — 6 орудий в неисправном состоянии, по состоянию на 2016 год[20] -
Гвинея — 12 орудий, по состоянию на 2016 год[21] -
ГДР — некоторое количество[16], перешли к ФРГ/сняты с вооружения -
Египет — 420 орудий, по состоянию на 2016 год[22] -
Замбия — 18 орудий, по состоянию на 2016 год[23] -
Израиль — 100 орудий, по состоянию на 2016 год[24] -
Индия — 1100 орудий, из них 500 на хранении, по состоянию на 2016 год[25] -
Ирак — более 60 М-46/Тип-59, по состоянию на 2016 год[26] -
Иран — 985 орудий, по состоянию на 2016 год[27] -
Исламское государство — [28] -
Йемен — 60 орудий, по состоянию на 2012 год[29] -
Камбоджа — некоторое количество Тип 59, по состоянию на 2010 год[30] -
Камерун — 12 Тип-59, по состоянию на 2016 год[31] -
КНР — 234 М-46/Тип 59-1, по состоянию на 2016 год[32] -
КНДР — некоторое количество, по состоянию на 2016 год[33] -
Республика Конго — 5 орудий, по состоянию на 2016 год[34] -
Демократическая Республика Конго — 42 Тип 59/Тип 59-1, по состоянию на 2016 год[35] -
Куба — некоторое количество на вооружении Сухопутных войск и войск береговой обороны, по состоянию на 2016 год[36]
-
Лаос — 10 орудий, по состоянию на 2016 год[37] -
Ливан — 15 орудий, по состоянию на 2016 год[38] -
Ливия — некоторое количество, по состоянию на 2012 год[39] -
Марокко — 18 орудий, по состоянию на 2016 год[40] -
Мали — по сообщениям, некоторое количество по состоянию на 2012 год имеется на вооружении[41] -
Мозамбик — 6 орудий, по состоянию на 2016 год[42] -
Монголия — некоторое количество, по состоянию на 2016 год[43] -
Мьянма — 16 орудий, по состоянию на 2016 год[44] -
Нигерия — 7 орудий, по состоянию на 2016 год[45] -
ОАЭ — 20 Тип 59, по состоянию на 2010 год[46] -
Оман — 12 М-46 и 12 Тип 59-1, по состоянию на 2016 год[47] -
Перу — 36 орудий, по состоянию на 2016 год[48] -
Пакистан — 410 Тип 59, по состоянию на 2010 год[49] -
Польша — некоторое количество[16], сняты с вооружения[50] -
Россия — 650 орудий на хранении, по состоянию на 2016 год[51] -
Сербия — 18 орудий, по состоянию на 2016 год[52] -
Сирия — некоторое количество, некоторые установлены на автомобили (Ган-трак), по состоянию на 2016 год[53] -
Судан — 75 М-46/Тип 59-1, по состоянию на 2016 год[54] -
Таиланд — 15 Тип 59, по состоянию на 2010 год[55] -
Танзания — 30 Тип 59, по состоянию на 2010 год[56] -
Туркмения — 6 М-46, по состоянию на 2016 год[57] -
Финляндия — 36 орудий, по состоянию на 2010 год[58] -
Хорватия — 19 M-46H1, по состоянию на 2016 год[59] -
Шри-Ланка — 40 Тип 59, по состоянию на 2010 год[60] -
Эритрея — 19 орудий, по состоянию на 2016 год[61] -
Эфиопия — некоторое количество, по состоянию на 2016 год[62] -
Югославия — некоторое количество[16], перешли к образовавшимся после распада странам -
Южный Судан — некоторое количество, по состоянию на 2016 год[63]
Напишите отзыв о статье "130-мм пушка М-46"
Примечания
Сноски
Источники
- ↑ А. Б. Широкорад. Гений советской артиллерии. Триумф и трагедия В. Грабина. — Москва: АСТ, 2003. — С. 281. — 432 с. — (Военно-историческая библиотека). — 5000 экз. — ISBN 5-17019-107-3.
- ↑ R. Bonds. An Illustrated Guide to Weapons of the Modern Soviet Ground Forces. — London: Salamander Books, 1981. — P. 79. — 160 p. — (Illustrated Military Guides). — ISBN 0-86101-115-5.
- ↑ [www.kp.ru/daily/26443.4/3313764/ Сирийская армия пошла в наступление ] // КП, окт 2015
- ↑ The Military Balance 2016 / International Institute for Strategic Studies. — Abingdon: Taylor & Francis, 2016. — 511 p. — ISBN 978978-1857438352.
- ↑ 1 2 130-мм пушка М-46 и 152-мм пушка М-47. Руководство слубы, стр. 221
- ↑ 1 2 Широкорад А.Б., 2000, с. 702.
- ↑ Энциклопедия XXI век. Оружие и технологии России. Том 12. Средства поражения и боеприпасы, стр. 184, 201, 202, 446
- ↑ А. В. Карпенко. Часть 1 // Каталог современного российского вооружения и конверсионной техники на международных выставках вооружений и военной техники (1992-2001 гг.). — С-Пб.: «Бастион», 2001. — С. 93. — 336 с.
- ↑ Foss C. R. Jane's Armour and Artillery 2001—2002. — 2002.
- ↑ Широкорад А.Б., 2000, с. 703.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 180.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 320.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 429.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 356.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 236.
- ↑ 1 2 3 4 C. F. Foss. Artillery of the World. — Shepperton, Surrey: Ian Allan Publishing, 1974. — P. 126. — 192 p. — ISBN 0-71100-505-2.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 122.
- ↑ The Military Balance 2012. — P. 97.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 297.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 400.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 449.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 324.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 476.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 334.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 251.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 332.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 328.
- ↑ [www.vedomosti.ru/economics/articles/2015/12/02/619284-islamskoe-gosudarstvo-oruzhie Как «Исламское государство» добывает себе оружие]. www.vedomosti.ru. Проверено 3 декабря 2015.
- ↑ The Military Balance 2012. — P. 355.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 398.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 434.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 242.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 265.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 438.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 441.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 393.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 271.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 340.
- ↑ The Military Balance 2012. — P. 337.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 345.
- ↑ The Military Balance 2012. — P. 443.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 458.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 275.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 276.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 461.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 275.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 347.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 410.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 368.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 153.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 190.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 134.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 354.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 471.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 430.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 329.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 203.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 182.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 84.
- ↑ The Military Balance 2010. — P. 370.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 444.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 445.
- ↑ The Military Balance 2016. — P. 469.
Литература
- Широкорад А. Б. Энциклопедия отечественной артиллерии / Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Мн.: Харвест, 2000. — 1156 с. — (Библиотека военной истории). — ISBN 9-85433-703-0.
- А. Б. Широкорад. Гений советской артиллерии. Триумф и трагедия В. Грабина. — Москва: АСТ, 2003. — 432 с. — (Военно-историческая библиотека). — 5000 экз. — ISBN 5-17019-107-3.
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
 |
Статья содержит короткие («гарвардские») ссылки на публикации, не указанные или неправильно описанные в библиографическом разделе. Список неработающих ссылок: Широкорад А.Б., 2000 Пожалуйста, исправьте ссылки согласно инструкции к шаблону {{sfn}} и дополните библиографический раздел корректными описаниями цитируемых публикаций, следуя руководствам ВП:Сноски и ВП:Ссылки на источники.
|
Отрывок, характеризующий 130-мм пушка М-46
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.
Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
Всю эту ночь граф Растопчин отдавал приказания, за которыми со всех сторон Москвы приезжали к нему. Приближенные никогда не видали графа столь мрачным и раздраженным.
«Ваше сиятельство, из вотчинного департамента пришли, от директора за приказаниями… Из консистории, из сената, из университета, из воспитательного дома, викарный прислал… спрашивает… О пожарной команде как прикажете? Из острога смотритель… из желтого дома смотритель…» – всю ночь, не переставая, докладывали графу.
На все эта вопросы граф давал короткие и сердитые ответы, показывавшие, что приказания его теперь не нужны, что все старательно подготовленное им дело теперь испорчено кем то и что этот кто то будет нести всю ответственность за все то, что произойдет теперь.
– Ну, скажи ты этому болвану, – отвечал он на запрос от вотчинного департамента, – чтоб он оставался караулить свои бумаги. Ну что ты спрашиваешь вздор о пожарной команде? Есть лошади – пускай едут во Владимир. Не французам оставлять.
– Ваше сиятельство, приехал надзиратель из сумасшедшего дома, как прикажете?
– Как прикажу? Пускай едут все, вот и всё… А сумасшедших выпустить в городе. Когда у нас сумасшедшие армиями командуют, так этим и бог велел.
На вопрос о колодниках, которые сидели в яме, граф сердито крикнул на смотрителя:
– Что ж, тебе два батальона конвоя дать, которого нет? Пустить их, и всё!
– Ваше сиятельство, есть политические: Мешков, Верещагин.
– Верещагин! Он еще не повешен? – крикнул Растопчин. – Привести его ко мне.
К девяти часам утра, когда войска уже двинулись через Москву, никто больше не приходил спрашивать распоряжений графа. Все, кто мог ехать, ехали сами собой; те, кто оставались, решали сами с собой, что им надо было делать.
Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
