132-я танковая бригада (Италия)
Поделись знанием:
– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
| 132-я танковая бригада «Ариете» итал. 132ª Brigata corazzata "Ariete" | |
 | |
| Годы существования |
1939—настоящее время |
|---|---|
| Страна |
|
| Входит в | |
| Тип | |
| Дислокация | |
| Девиз |
Овны в бою! (Танки «Овнов» ведут бой!) итал. Ariete combatte! (Carri Ariete combattono!) |
| Цвета |
красный и синий |
| Талисман |
баранья голова |
| Снаряжение | |
| Участие в |
Вторая мировая война, ITALFOR IBIS, Боснийская война, Косовская война, Иракская война, Война в Афганистане (с 2001) |
| Знаки отличия |
|
| Командиры | |
| Действующий командир |
Бригадный генерал Гаэтано Заунер |
132-я танковая бригада «Ариете» (итал. 132ª Brigata corazzata "Ariete") — танковая бригада вооружённых сил Италии.
Содержание
История
132-я танковая дивизия «Ариете»
Сформирована 1 февраля 1939 года на базе 2-й бронетанковой бригады (32-го танкового полка), став первой танковой дивизией Королевской армии (следующая 131-я «Чентауро» была сформирована позднее, в апреле 1939 года). Размещение — Милан. На вооружении дивизии состояли танкетки L3/35.
После вступления Италии во Вторую мировую войну, дивизия располагалась в Вероне и на протяжении Французской кампании находилась в резерве.
24 января 1941 года дивизия высадилась в Триполи (Ливия, Северная Африка) и с 31 марта приняла участие в Североафриканской кампании. На 23 октября 1942 года в дивизии насчитывалось 129 средних танков Fiat M13/40. В октябре 1942 года во время второго сражения под Эль-Аламейном дивизия при отступлении была практически полностью уничтожена. Танкисты дивизии проявили при этом массовый героизм.
21 ноября 1942 года дивизия расформирована. Остатки дивизии вместе с остатками танковых дивизий «Литторио» и «Триесте» были сведены в единую боевую группу «Ариете», которая была уничтожена полгода спустя — в апреле 1943 года в Тунисе. К моменту капитуляции немецко-итальянких войск дивизии «Ариете» фактически не существовало.
135-я танковая дивизия «Ариете II»
1 апреля 1943 года в северо-восточной Италии была сформирована 135-я танковая дивизия «Ариете II» (итал. 135. Divisione Corazzata Ariete II), которая состояла из кавалерийских полков. На вооружении дивизии находилось 247 танков и 50 бронеавтомобилей. Дивизия должна была входить в состав Моторизованного корпуса (итал. Corpo d’Armata Motocorazzato, CAM).
После падения режима Бенито Муссолини и перехода Королевства Италии на сторону союзников, 8 сентября 1943 года итальянская армия в течение нескольких дней была разоружена немецкими войсками. 8-10 сентября дивизия «Ариете II» обороняла Рим, предположительно против 3-й панцер-гренадерской дивизии, пока король и правительство не выехали из страны, а затем сдалась немцам и была расформирована.
Танковая бригада (дивизия) «Ариете»
В 1948 году в Риме сформирована танковая бригада «Ариете», на базе которой 1 октября 1942 года была образована танковая дивизия в составе тех же полков, что и во времена Североафриканской кампании:
- 8-й полк берсальеров
- 132-й танковый полк
- 132-й артиллерийский полк
и дополненная новыми частями:
- 19-й разведывательный кавалерийский эскадрон
- инженерный батальон
- батальон связи
В 1963 году структура дивизии была приведена к стандартам НАТО, в результате чего полки были преобразованы в бригады. В состав дивизии также была включена 32-я танковая бригада.
В 1975 году при реорганизации дивизии в её состав были включены 32-я «Mameli» и 132-я «Manin» танковые, а также 8-я «Garibaldi» механизированная бригады.
132-я танковая бригада «Ариете»
10 октября 1986 года дивизия была преобразована в 132-ю танковую бригаду «Ариете» в составе:
- штаб бригады (Порденоне)
- 4-й танковый полк (Беллинцаго-Новарезе)
- 32-й танковый полк (Тауриано)
- 132-й танковый полк (Корденонс)
- 11-й полк берсальеров (Orcenigo Superiore)
- 132-й артиллерийский полк (Maniago)
- 10-й инженерный полк (Кремона)
- Транспортный батальон «Ариете» (Maniago)
Все полки сокращены до размеров батальона. На вооружении бригады 123 танка C1 Ариете, 59 БМП «Дардо» и некоторое количество САУ PzH 2000.
Командиры
- 132-я танковая дивизия «Ариете» (1939—1942)[1]
- дивизионный генерал Карло Веччьярелли (итал. Carlo Vecchiarelli) — c 01.02.1939 до лета 1940
- дивизионный генерал Этторе Бальдассаре (итал. Ettore Baldassarre) — c лета 1940 по 21.07.1941 (погиб во время бомбардировки)
- бригадный генерал Ismaele Di Nisio (врио)
- бригадный генерал Марио Балотта (итал. Mario Balotta) — с 21.07.1941 по январь 1942
- дивизионный генерал Джузеппе де Стефани (итал. Giuseppe De Stefanis) — с января 1942 по июнь 1942
- бригадный генерал Франческо Антонио Арена (итал. Francesco Antonio Arena) — июнь 1942 (врио)
- дивизионный генерал Адольфо Инфанте (итал. Adolfo Infante) — с июня 1942 по 25.11.1942
- бригадный генерал Франческо Антонио Арена (итал. Francesco Antonio Arena)
- полковник Gaetano Cantaluppi (врио)
- 135-я танковая дивизия «Ариете II» (1943)[1]
- генерал-майор Рафаэль Кардона (итал. Raffaele Cadorna)
- Боевая группа «Ариете» (1948)[1]
- бригадный генерал Giorgio Liuzzi
- Танковая бригада «Ариете» (1948—1952)[1]
- бригадный генерал Giorgio Liuzzi
- бригадный генерал Tommaso Lequio di Assaba
- бригадный генерал Giuseppe Berti
- бригадный генерал Luigino De Micheli
- Танковая дивизия «Ариете» (1952—1986)[1]
- дивизионный генерал Attilio Bruno
- дивизионный генерал Clemente Menzio
- дивизионный генерал Guido Boschetti
- дивизионный генерал Ugo Bizzarri
- дивизионный генерал Ugo Centofanti
- дивизионный генерал Paolo Gaspari
- дивизионный генерал Gianfilippo Cangini
- дивизионный генерал Goffredo Fiore
- дивизионный генерал Cirino Rubino
- дивизионный генерал Vittorio La Rosa
- дивизионный генерал Camillo Cacciò
- дивизионный генерал Andrea Cucino
- дивизионный генерал Giovanni Gemme
- дивизионный генерал Vincenzo Leonelli
- дивизионный генерал Giangiorgio Barbasetti di Prun
- дивизионный генерал Марчелло Флориани (итал. Marcello Floriani)
- дивизионный генерал Luciano Fortunato
- дивизионный генерал Emilio Lo Cicero
- дивизионный генерал Nicola Chiari
- дивизионный генерал Giuseppe Piovano
- дивизионный генерал Riccardo Bisognero
- дивизионный генерал N.Enrico Repole
- дивизионный генерал Gianfranco Farotti
- дивизионный генерал Giuseppe d’Ambrosio
- дивизионный генерал Francesco De Vita
- дивизионный генерал Pietro Giannattasio
- дивизионный генерал Benedetto Spinelli
- 132-я танковая бригада «Ариете»[1]
- бригадный генерал Mario Ventrutto
- бригадный генерал Antonio Tomasicchio
- бригадный генерал Gianalfonso d’Avossa
- бригадный генерал Francesco Otti
- бригадный генерал Cosimo D’arrigo
- бригадный генерал Gaetano Romeo
- бригадный генерал Salvatore Carrara
- бригадный генерал Giuseppe Valotto
- бригадный генерал Giuseppe Emilio Gay
- бригадный генерал Massimo De Maggio
- бригадный генерал Mauro Moscatelli
- бригадный генерал Walter La Valle
- бригадный генерал Gian Marco Chiarini
- бригадный генерал Roberto Ranucci
- бригадный генерал Paolo Ruggiero
- бригадный генерал Carmelo De Cicco
- бригадный генерал Salvatore Camporeale
- бригадный генерал Gaetano Zauner
Награды и наименования
| Награда | Дата | За что получена |
|---|---|---|
| «Ариете» («овен») | 1 февраля 1939 | при формировании |
Отличившиеся воины дивизии
| Награда | Фамилия, Имя | Должность | Звание | Дата награждения | Примечания |
|---|---|---|---|---|---|
|
Андреани, Альберто (итал. Alberto Andreani) | командир партизанского отряда Движения Сопротивления в Италии | подполковник | 1945 | После войны — заместитель командира 132-го танкового полка |
|
|
Бруно, Пьетро (итал. Bruno Pietro) | командир взвода Fiat M14/41 10-го батальона 132-го танкового полка | младший лейтенант | 1942 (посмертно) | погиб 4 ноября 1942 |
|
|
Галас, Бруно (итал. Bruno Galas) | механик-водитель танка Fiat M13/40 3-го батальона 32-го танкового полка | сержант | 1941 (посмертно) | погиб 3 января 1941 |
|
|
Киаменти, Карло (итал. Carlo Chiamenti) | 32-й танковый полк | младший сержант | 1941 (посмертно) | погиб 15 апреля 1941 |
|
|
Миттика, Пьетро (итал. Pietro Mittica) | 4-й танковый полк | сержант-майор | 1941 | Тяжело ранен 21 января 1941. |
|
|
Паскуччи, Луиджи (итал. Luigi Arbib Pascucci) | командир танкового взвода Fiat M13/40 132-го танкового полка | лейтенант | 1942 (посмертно) | погиб 5 ноября 1942 |
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Напишите отзыв о статье "132-я танковая бригада (Италия)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [www.esercito.difesa.it/Organizzazione/Organizzazione%20Centrale/Comando%20delle%20Forze%20Operative%20Terrestri/1_fod/br_corazzata_ariete/Pagine/i_comandanti.aspx 132ª Brigata Corazzata "Ariete" - I comandanti]. Ministero della Difesa (Министерство обороны Италии). Проверено 12 октября 2011. [www.webcitation.org/6AKqcchql Архивировано из первоисточника 31 августа 2012].
Литература
- Ian W. Walker. Iron Hulls, Iron Hearts; Mussolini’s Elite Armoured Divisions in North Africa, 2006. ISBN 1-86126-646-4 (англ.)
- Nicola Pignato. Italian Medium Tanks in Action, 2001.
Ссылки
- [tankfront.ru/italy/divisione_corazzata/dc132ariete.html 132-я танковая дивизия «Арьете»]. Танковый фронт. Проверено 12 октября 2011. [www.webcitation.org/67iQEzhQ4 Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
- [tankfront.ru/italy/divisione_corazzata/dc135ariete-ii.html 135-я танковая дивизия «Арьете II»]. Танковый фронт. Проверено 12 октября 2011. [www.webcitation.org/67iQFyzO8 Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
- [www.esercito.difesa.it/Organizzazione/Organizzazione%20Centrale/Comando%20delle%20Forze%20Operative%20Terrestri/1_fod/br_corazzata_ariete/Pagine/default.aspx 132ª Brigata Corazzata "Ariete"]. Ministero della Difesa (Министерство обороны Италии). Проверено 12 октября 2011. [www.webcitation.org/67iQGqOag Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
- [www.qattara.it/ariete_files/STORIA%20DEL%20132.pdf Storia del 132° Reggimeto Carri]. Проверено 17 октября 2011. [www.webcitation.org/67iQI4fVN Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
- Antonio Santore, Maurizio Enrico Parri. [www.qattara.it/ariete_files/Tributo%20di%20sangue%20REV.pdf In Guerra e in Pace in Hostem Ruit 1941-2009] (итал.). Проверено 13 сентября 2011. [www.webcitation.org/67iQLS8fQ Архивировано из первоисточника 17 мая 2012].
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий 132-я танковая бригада (Италия)
Наполеон нахмурился и долго молча сидел, опустив голову на руку.– Cette pauvre armee, – сказал он вдруг, – elle a bien diminue depuis Smolensk. La fortune est une franche courtisane, Rapp; je le disais toujours, et je commence a l'eprouver. Mais la garde, Rapp, la garde est intacte? [Бедная армия! она очень уменьшилась от Смоленска. Фортуна настоящая распутница, Рапп. Я всегда это говорил и начинаю испытывать. Но гвардия, Рапп, гвардия цела?] – вопросительно сказал он.
– Oui, Sire, [Да, государь.] – отвечал Рапп.
Наполеон взял пастильку, положил ее в рот и посмотрел на часы. Спать ему не хотелось, до утра было еще далеко; а чтобы убить время, распоряжений никаких нельзя уже было делать, потому что все были сделаны и приводились теперь в исполнение.
– A t on distribue les biscuits et le riz aux regiments de la garde? [Роздали ли сухари и рис гвардейцам?] – строго спросил Наполеон.
– Oui, Sire. [Да, государь.]
– Mais le riz? [Но рис?]
Рапп отвечал, что он передал приказанья государя о рисе, но Наполеон недовольно покачал головой, как будто он не верил, чтобы приказание его было исполнено. Слуга вошел с пуншем. Наполеон велел подать другой стакан Раппу и молча отпивал глотки из своего.
– У меня нет ни вкуса, ни обоняния, – сказал он, принюхиваясь к стакану. – Этот насморк надоел мне. Они толкуют про медицину. Какая медицина, когда они не могут вылечить насморка? Корвизар дал мне эти пастильки, но они ничего не помогают. Что они могут лечить? Лечить нельзя. Notre corps est une machine a vivre. Il est organise pour cela, c'est sa nature; laissez y la vie a son aise, qu'elle s'y defende elle meme: elle fera plus que si vous la paralysiez en l'encombrant de remedes. Notre corps est comme une montre parfaite qui doit aller un certain temps; l'horloger n'a pas la faculte de l'ouvrir, il ne peut la manier qu'a tatons et les yeux bandes. Notre corps est une machine a vivre, voila tout. [Наше тело есть машина для жизни. Оно для этого устроено. Оставьте в нем жизнь в покое, пускай она сама защищается, она больше сделает одна, чем когда вы ей будете мешать лекарствами. Наше тело подобно часам, которые должны идти известное время; часовщик не может открыть их и только ощупью и с завязанными глазами может управлять ими. Наше тело есть машина для жизни. Вот и все.] – И как будто вступив на путь определений, definitions, которые любил Наполеон, он неожиданно сделал новое определение. – Вы знаете ли, Рапп, что такое военное искусство? – спросил он. – Искусство быть сильнее неприятеля в известный момент. Voila tout. [Вот и все.]
Рапп ничего не ответил.
– Demainnous allons avoir affaire a Koutouzoff! [Завтра мы будем иметь дело с Кутузовым!] – сказал Наполеон. – Посмотрим! Помните, в Браунау он командовал армией и ни разу в три недели не сел на лошадь, чтобы осмотреть укрепления. Посмотрим!
Он поглядел на часы. Было еще только четыре часа. Спать не хотелось, пунш был допит, и делать все таки было нечего. Он встал, прошелся взад и вперед, надел теплый сюртук и шляпу и вышел из палатки. Ночь была темная и сырая; чуть слышная сырость падала сверху. Костры не ярко горели вблизи, во французской гвардии, и далеко сквозь дым блестели по русской линии. Везде было тихо, и ясно слышались шорох и топот начавшегося уже движения французских войск для занятия позиции.
Наполеон прошелся перед палаткой, посмотрел на огни, прислушался к топоту и, проходя мимо высокого гвардейца в мохнатой шапке, стоявшего часовым у его палатки и, как черный столб, вытянувшегося при появлении императора, остановился против него.
– С которого года в службе? – спросил он с той привычной аффектацией грубой и ласковой воинственности, с которой он всегда обращался с солдатами. Солдат отвечал ему.
– Ah! un des vieux! [А! из стариков!] Получили рис в полк?
– Получили, ваше величество.
Наполеон кивнул головой и отошел от него.
В половине шестого Наполеон верхом ехал к деревне Шевардину.
Начинало светать, небо расчистило, только одна туча лежала на востоке. Покинутые костры догорали в слабом свете утра.
Вправо раздался густой одинокий пушечный выстрел, пронесся и замер среди общей тишины. Прошло несколько минут. Раздался второй, третий выстрел, заколебался воздух; четвертый, пятый раздались близко и торжественно где то справа.
Еще не отзвучали первые выстрелы, как раздались еще другие, еще и еще, сливаясь и перебивая один другой.
Наполеон подъехал со свитой к Шевардинскому редуту и слез с лошади. Игра началась.
Вернувшись от князя Андрея в Горки, Пьер, приказав берейтору приготовить лошадей и рано утром разбудить его, тотчас же заснул за перегородкой, в уголке, который Борис уступил ему.
Когда Пьер совсем очнулся на другое утро, в избе уже никого не было. Стекла дребезжали в маленьких окнах. Берейтор стоял, расталкивая его.
– Ваше сиятельство, ваше сиятельство, ваше сиятельство… – упорно, не глядя на Пьера и, видимо, потеряв надежду разбудить его, раскачивая его за плечо, приговаривал берейтор.
– Что? Началось? Пора? – заговорил Пьер, проснувшись.
– Изволите слышать пальбу, – сказал берейтор, отставной солдат, – уже все господа повышли, сами светлейшие давно проехали.
Пьер поспешно оделся и выбежал на крыльцо. На дворе было ясно, свежо, росисто и весело. Солнце, только что вырвавшись из за тучи, заслонявшей его, брызнуло до половины переломленными тучей лучами через крыши противоположной улицы, на покрытую росой пыль дороги, на стены домов, на окна забора и на лошадей Пьера, стоявших у избы. Гул пушек яснее слышался на дворе. По улице прорысил адъютант с казаком.
– Пора, граф, пора! – прокричал адъютант.
Приказав вести за собой лошадь, Пьер пошел по улице к кургану, с которого он вчера смотрел на поле сражения. На кургане этом была толпа военных, и слышался французский говор штабных, и виднелась седая голова Кутузова с его белой с красным околышем фуражкой и седым затылком, утонувшим в плечи. Кутузов смотрел в трубу вперед по большой дороге.
Войдя по ступенькам входа на курган, Пьер взглянул впереди себя и замер от восхищенья перед красотою зрелища. Это была та же панорама, которою он любовался вчера с этого кургана; но теперь вся эта местность была покрыта войсками и дымами выстрелов, и косые лучи яркого солнца, поднимавшегося сзади, левее Пьера, кидали на нее в чистом утреннем воздухе пронизывающий с золотым и розовым оттенком свет и темные, длинные тени. Дальние леса, заканчивающие панораму, точно высеченные из какого то драгоценного желто зеленого камня, виднелись своей изогнутой чертой вершин на горизонте, и между ними за Валуевым прорезывалась большая Смоленская дорога, вся покрытая войсками. Ближе блестели золотые поля и перелески. Везде – спереди, справа и слева – виднелись войска. Все это было оживленно, величественно и неожиданно; но то, что более всего поразило Пьера, – это был вид самого поля сражения, Бородина и лощины над Колочею по обеим сторонам ее.
Над Колочею, в Бородине и по обеим сторонам его, особенно влево, там, где в болотистых берегах Во йна впадает в Колочу, стоял тот туман, который тает, расплывается и просвечивает при выходе яркого солнца и волшебно окрашивает и очерчивает все виднеющееся сквозь него. К этому туману присоединялся дым выстрелов, и по этому туману и дыму везде блестели молнии утреннего света – то по воде, то по росе, то по штыкам войск, толпившихся по берегам и в Бородине. Сквозь туман этот виднелась белая церковь, кое где крыши изб Бородина, кое где сплошные массы солдат, кое где зеленые ящики, пушки. И все это двигалось или казалось движущимся, потому что туман и дым тянулись по всему этому пространству. Как в этой местности низов около Бородина, покрытых туманом, так и вне его, выше и особенно левее по всей линии, по лесам, по полям, в низах, на вершинах возвышений, зарождались беспрестанно сами собой, из ничего, пушечные, то одинокие, то гуртовые, то редкие, то частые клубы дымов, которые, распухая, разрастаясь, клубясь, сливаясь, виднелись по всему этому пространству.
Эти дымы выстрелов и, странно сказать, звуки их производили главную красоту зрелища.
Пуфф! – вдруг виднелся круглый, плотный, играющий лиловым, серым и молочно белым цветами дым, и бумм! – раздавался через секунду звук этого дыма.
«Пуф пуф» – поднимались два дыма, толкаясь и сливаясь; и «бум бум» – подтверждали звуки то, что видел глаз.
Пьер оглядывался на первый дым, который он оставил округлым плотным мячиком, и уже на месте его были шары дыма, тянущегося в сторону, и пуф… (с остановкой) пуф пуф – зарождались еще три, еще четыре, и на каждый, с теми же расстановками, бум… бум бум бум – отвечали красивые, твердые, верные звуки. Казалось то, что дымы эти бежали, то, что они стояли, и мимо них бежали леса, поля и блестящие штыки. С левой стороны, по полям и кустам, беспрестанно зарождались эти большие дымы с своими торжественными отголосками, и ближе еще, по низам и лесам, вспыхивали маленькие, не успевавшие округляться дымки ружей и точно так же давали свои маленькие отголоски. Трах та та тах – трещали ружья хотя и часто, но неправильно и бедно в сравнении с орудийными выстрелами.
Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.
