139-я стрелковая дивизия (1-го формирования)
139-я стрелковая дивизия | |
Годы существования | |
---|---|
Страна | |
Тип |
139-я стрелковая дивизия — воинское соединение СССР во Второй мировой войне
Содержание
История
Сформирована в августе — сентябре 1939 года[1] в Козельске (Белорусский ОВО) на базе 87 стрелкового полка 29-й стрелковой дивизии[2].
По завершении формирования соединение с 17 по 28 сентября 1939 года в составе 3-го стрелкового корпуса 3-й армии Белорусского фронта участвовало в Польском походе 1939 года и занималась освобождением Западных областей Белоруссии. После окончания польской кампании дивизия первоначально дислоцировалась в Витебске.
6 ноября 1939 года был получен приказ перебазироваться в Карелию (Ленинградский ВО), где 18 ноября 1939 года из эшелонов была разгружена на станции Волховстрой[3]. Здесь соединение в составе 8-й армии участвовало в Советско-финской войне, действуя на толваярвинском направлении (на правом фланге армии). Наступление 139-й стрелковой дивизии было неудачным — в сражении c 8 по 12 декабря 1939 года против финской группы генерала Талвела в районе Толваярви дивизия потерпела поражение и была вынуждена отступить на восток более чем на 50 км в район озёр Вегарусъярви и Салонъярви, после чего фронт на этом направлении стабилизировался до конца войны.
16 января 1940 года управление 14-го стрелкового корпуса вошло в состав Действующей 8-й армии (командующий войсками армии командарм 2 ранга Г. М. Штерн) Северо-Западного фронта. В состав 14-го стрелкового корпуса в ходе боевых действий входили 139-я, 155-я стрелковые дивизии и другие соединения. Действовал корпус на Лоймольском направлении. Командир корпуса комдив В. Г. Воронцов. Начальник штаба корпуса полковник Ф. Т. Рыбальченко.
С 23 апреля по 3 мая 1940 года была переправлена из Петрозаводска в Тернопольскую область КОВО (Одесский ВО)[3]. В мае 1940 года, дивизия передана в Киевский Особый военный округ[2].
Перед началом Великой Отечественной войны части дивизии были рассредоточены на территории Ростовской области около посёлка Чертково и Украины около Черновиц, Львова и Тернополя. По состоянию на 22 июня 1941 года соединение входило в состав 37-го стрелкового корпуса 6-й армии и согласно директиве НКО СССР № 504205 от 13 июня 1941 года выдвигалось к границе. 17 июня 1941 года формирование под Чертково под руководством полковника Логинова выступило в район города Рогатина для проведения учений[4].
В июне — августе 1941 года части дивизии участвовали в боевых действиях на Украине против войск группы армий «Юг». Дивизия участвовала в оборонительной операции на Западной Украине (22 июня — 6 июля 1941 года) и Киевской оборонительной операции (7 июля — начало августа 1941 года). В ходе последней дивизия попала в окружение под Уманью и была уничтожена. Официально соединение расформировано 19 сентября 1941 года.
Подчинение
- Юго-Западный фронт, 6-й армия, 37-й стрелковый корпус — с 22 июня 1941 по 25 июля 1941 года.
- Южный фронт, 6-й армия, 37-й стрелковый корпус — с 25 июля 1941 по начало августа 1941 года.
Состав
- 364-й стрелковый полк
- 609-й стрелковый полк
- 718-й стрелковый полк
- 354-й артиллерийский полк
- 506-й гаубичный артиллерийский полк (до 20.10.1941)
- 237-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 223-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион
- 162-й разведывательный батальон
- 195-й сапёрный батальон
- 271-й отдельный батальон связи (799-я отдельная рота связи)
- 220-й медико-санитарный батальон
- 184-й взвод дегазации
- 120-й автотранспортный батальон
- 185-я полевая хлебопекарня
- 190-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 465-я полевая почтовая станция
- 405-я полевая касса Госбанка
Командиры
- Беляев Николай Иванович, комбриг — c сентября по 13 декабря 1939 года.[5]
- Понеделин Павел Григорьевич, комбриг — с 15 декабря 1939 года[6].
- Логинов, Николай Логинович, полковник — с 22 марта по 8 августа 1941 года.
Отличившиеся воины дивизии
Награда | Ф. И. О. | Должность | Звание | Дата награждения | Примечания |
---|---|---|---|---|---|
Балаханов, Дмитрий Александрович | Военный комиссар 609-го стрелкового полка полка | <imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
26.01.1940 | В декабрьских боях 1939 сов.-финл. войны в р-не сев. Ладожского озера личным примером вдохновлял воинов полка, поднимал их в атаку. Погиб в бою 12.12.1939 под г. Суоярви. |
Напишите отзыв о статье "139-я стрелковая дивизия (1-го формирования)"
Ссылки
- ↑ [rkka.ru/oper/finn/begin.htm РККА. Первый месяц войны]
- ↑ 1 2 [www.kozelskcyclopedia.ru/2010-10-05-08-02-07/14-2011-04-16-04-32-30/180-kozelskie-polki Энциклопедия Козельска. Из истории «Козельских» полков.]
- ↑ 1 2 [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd139/default.html Военно-патриотический клуб «Память», 139-я стрелковая дивизия]
- ↑ [delostalina.ru/?p=2545 Дело Сталина. 22 июня в показаниях генералов.]
- ↑ [winterwar.karelia.ru/site/article/106 «Зимняя война. Безвозвратные потери Красной Армии в период Советско-финляндской войны 1939—1940 гг.» 139 стрелковая дивизия]
- ↑ [www.mannerheim-line.com/rgva02.htm Документы о потерях личного состава советских частей в советско-финскую войну 1939—1940 года]
Источники
- [winterwar.karelia.ru/site/article/90 14-й стрелковый корпус]
- [winterwar.karelia.ru/site/battle/ Описание боевых действий в период советско-финляндской войны 1939—1940.]
- [syamozero.ru/index.php?title=Сямозерье_и_Зимняя_война_1939-1940_гг Сямозерье и Зимняя война 1939—1940 гг.]
Отрывок, характеризующий 139-я стрелковая дивизия (1-го формирования)
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.