14"/45 морское орудие
14"/45 морское орудие | |
---|---|
Орудия 14"/45 в башне линкора Texas | |
Тип: | морское орудие |
Страна: | США |
История службы | |
На вооружении: | |
Войны и конфликты: | Первая мировая война Вторая мировая война |
Характеристики | |
Масса, кг: | 56 000 |
Длина, мм: | 16,32 м |
Длина ствола, мм: | 45 кал. |
Снаряд: | раздельное заряжание |
Калибр, мм: | 356 мм (14 дюймов) |
Угол возвышения: | −5° +15° |
Угол поворота: | −150° +150° |
Скорострельность, выстрелов/мин: |
1,75 |
Начальная скорость снаряда, м/с |
732-834 |
Максимальная дальность, м: |
21 030 |
Изображения на Викискладе?: | 14"/45 морское орудие |
14"/45 морское орудие (англ. 14"/45 caliber gun) — американское корабельное орудие калибра 356 мм (14 дюймов) с длиной ствола 45 калибров. Первое орудие калибра 356 мм, принятое на вооружение ВМС США. Устанавливалось на американские линкоры типов «Нью-Йорк», «Невада» и «Пенсильвания». Использовалось Королевским флотом Великобритании на мониторах типа «Эберкромби».
Содержание
История создания
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
Боевое применение
Первая мировая война
Орудия, изготовленные в США для вооружения греческого линкора Саламис, строившегося в Германии, в начале Первой мировой войны были выкуплены Великобританией, приняты на вооружение под обозначением BL 14 inch gun Mk II и установлены на четыре монитора типа «Эберкромби»[1]. Корабли приняли активное участие в войне, действуя против Османской империи. Наиболее известная операция с их участием — Дарданелльская операция, во время которой мониторы обстреливали с моря позиции турецких войск.
Вторая мировая война
Во время Второй мировой войны орудия американских линкоров New York, Texas, Nevada и Pennsylvania использовались для бомбардировки вражеских сухопутных позиций.
New York оказывал огневую поддержку войскам в Северной Африке во время операции «Факел», Pennsylvania принимала участие в Алеутской операции, а Texas и Nevada обстреливали побережье Нормандии во время высадки союзных войск в 1944 году. В период с 1944 по 1945 годы Pennsylvania обстреляла множество островов в Тихом океане, поддерживая наступающие американские войска, а New York, Texas и Nevada принимали участие в бомбардировках Иводзимы и Окинавы.
Орудия башни № 2 линкора Arizona, потопленного во время нападения японцев на Пёрл-Харбор, осенью 1944 года были установлены на Неваду. Орудия кормовых башен Аризоны были сняты с корабля и установлены на береговые батареи «Arizona» и «Pennsylvania». (англ. Battery Arizona и англ. Battery Pennsylvania).
Напишите отзыв о статье "14"/45 морское орудие"
Примечания
Литература
- Gray, Randal (ed). Conway's All The Worlds Fighting Ships, 1906-1921. — London: Conway Maritime Press, 1985. — 439 p. — ISBN 0-85177-245-5.
Это заготовка статьи об артиллерии. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий 14"/45 морское орудие
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.