15" морское орудие Mk I

381-мм морское орудие Mk I

BL 15"/42 Mark I
анимация цикла выстрела из башни с орудием Mark I
История производства
Разработано:	1912 год
Страна производства	Великобритания Великобритания
Изготовлено, ед.:	184
История службы
Годы эксплуатации:	1913—1959 годы
Состояло на вооружении:	ВМФ Великобритании
Характеристики орудия
Марка орудия:	Mark I
Калибр, мм:	381
Длина ствола, мм/калибров:	16 520 / 43,36
Длина канала ствола, мм:	15 715
Тип затвора:	поршневой
Масса ствола с затвором, кг:	101 600
Масса снаряда, кг:	871
Начальная скорость снаряда, м/с:	732—785
Принцип заряжания:	раздельный
Скорострельность, выстрелов в минуту:	2
Характеристики артустановки
Угол подъёма ствола, °:	30
Максимальная дальность стрельбы, м:	22 400 метров (при угле возвышения в 20°) 29 720 метров (при угле возвышения в 30°), 40 370 (при угле возвышения в 45°)

BL 15"/42 Mark I — первая английская морская пушка калибра 15 дюймов (381 мм). Разработана в 1912 году. Пушка широко применялась как в британском флоте, так и в береговой артиллерии, и оставалась на вооружении рекордно долгий срок.

Применение

Орудия устанавливались на линейные корабли различных типов с 1915 по 1944 годы. HMS Vanguard стал последним линейным кораблём, построенным для Королевского флота Англии в 1944 году, вооружённым этим типом орудия.

Корабли, вооружённые 15 дюймовыми орудиями Mark I:

• Линейные корабли типа «Куин Элизабет» (5 кораблей с восемью орудиями каждый)
• Линейные корабли типа «Ривендж» (5 кораблей с восемью орудиями каждый)
• Линейные крейсера типа «Ринаун» (2 корабля с шестью орудиями каждый)
• HMS Hood — Линейный крейсер (8 орудий)
• Линейные крейсера типа «Глориес» (2 корабля с четырьмя орудиями каждый)
• Мониторы типа «Эребус» (2 корабля с двумя орудиями каждый)
• Мониторы типа «Маршал Ней» (2 корабля с двумя орудиями каждый)
• Мониторы типа «Робертс» (2 корабля с двумя орудиями каждый)
• HMS Vanguard — Линейный корабль (8 орудий, снятые с линейных крейсеров Корейджес и Глориес)

Орудие применялось тагже в береговой обороне. Пять орудий были установлены в Сингапуре в 1930-х годах. Два прибрежных орудия («Клэм» и «Джейн») были установлены близ Уэнстоун-Фарм в Кенте в 1940 году.

Производство

Всего было произведено 184 орудия. Впоследствии они снимались с кораблей, ремонтировались и возвращались уже на другие корабли, продлив, таким образом, свой срок службы. По заводам выпуск подразделялся так:

• Armstrong Whitworth, Elswick, Ньюкасл: 34
• Armstrong Whitworth, Openshaw, Манчестер: 12.
• William Beardmore & Company, Parkhead, Глазго: 37
• Coventry Ordnance Works, Ковентри: 19
• Royal Arsenal, Woolwich: 33
• Vickers Limited, Шеффилд: 49

Два орудия, одно с линкора HMS Ramillies (левое) и одно с линкора HMS Resolution (правое), установлены перед Имперском военном музее в Лондоне.

Описание и ТТХ

Данное орудие было традиционной, для британских того времени, проволочной конструкции (на внутреннюю трубу ствола, лейнер, навивалось несколько слоев стальной проволоки прямоугольного сечения, закрывавшихся сверху наружной трубой-кожухом) с затвором поршневого типа. Вес орудия, включая вес затвора, составлял 101,6 тонн (98,7 тонн без затвора).

Длина ствола орудия составляла 15 715 мм (42 калибра), полная длина ствола 16 520 мм (43,36 калибра). Орудие вело огонь снарядами массой 871 кг с дульной скоростью 732—785 м/с. Орудие имело мелкую нарезку постоянной крутизны с ходом 30 калибров и глубиной менее 1 % калибра — 3,16 мм с шириной нарезов в 11,3 мм (число нарезов 76). Ширина поля 4,44 мм.

Первоначально применялось три вида снарядов: бронебойный, полубронебойный и фугасный — все одинаковой массы — 871 кг, снаряженные лиддитом (52.3 кг в полубронебойном). Первые два типа снарядов с мягким бронебойным колпачком. В 1918—1919 годах был принят бронебойный снаряд такой же массы с жестким бронебойным колпачком, содержавший 20 кг шеллита (смесь 2/3 тринитрофенола и 1/3 менее способного к детонации динитрофенола). Тогда же шеллитом заменили лиддит и в снарядах других типов. По некоторым данным, параллельно с шеллитом использовались аматол и тринитротолуол. Заряд состоял из кордита MD45. Полный заряд весил 194 кг, уменьшенный — 146 кг.

Максимальная дальность стрельбы орудия Mark I составляла 22 400 метров (при угле возвышения в 20°) и 29 720 метров (при угле возвышения в 30°), однако для орудий береговой артиллерии, приспособленных к бо́льшим углам возвышения, максимальная дальность стрельбы достигала 40 370 м. Живучесть ствола составляла 350 выстрелов полным зарядом.

Снаряды времён Второй мировой войны

108-фунтовый (49 кг) заряд кордита, 1/4 заряда	Бронебойный снаряд Mk XXII BNT

См. также

• Langer Max — немецкий аналог

Ссылки

• [base13.glasnet.ru/sea_art/br381_42.htm Английское орудие 381 мм/42]
• [www.dockmuseum.org.uk/archive/index.asp Images from the Vickers Photographic Archives]
• [www.navweaps.com/Weapons/WNBR_15-42_mk1.htm Information at Naval Weapons website]
• [battleshiphmsvanguard.homestead.com/15inch.html HMS Vanguard site]
• [collections.iwm.org.uk/server/show/ConWebDoc.990 The IWM guns]

Отрывок, характеризующий 15" морское орудие Mk I

– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.


17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Богучарово находилось последние три дня между двумя неприятельскими армиями, так что так же легко мог зайти туда русский арьергард, как и французский авангард, и потому Ростов, как заботливый эскадронный командир, желал прежде французов воспользоваться тем провиантом, который оставался в Богучарове.
Ростов и Ильин были в самом веселом расположении духа. Дорогой в Богучарово, в княжеское именье с усадьбой, где они надеялись найти большую дворню и хорошеньких девушек, они то расспрашивали Лаврушку о Наполеоне и смеялись его рассказам, то перегонялись, пробуя лошадь Ильина.