1555 год
Поделись знанием:
– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
| Годы |
|---|
| 1551 · 1552 · 1553 · 1554 — 1555 — 1556 · 1557 · 1558 · 1559 |
| Десятилетия |
| 1530-е · 1540-е — 1550-е — 1560-е · 1570-е |
| Века |
| XV век — XVI век — XVII век |
1555 (тысяча пятьсот пятьдесят пятый) год по юлианскому календарю — невисокосный год, начинающийся во вторник. Это 1555 год нашей эры, 555 год 2 тысячелетия, 55 год XVI века, 5 год 6-го десятилетия XVI века, 6 год 1550-х годов.
Содержание
События
- В Москве начато строительство Храма Василия Блаженного.
- С 1555 (формально с 1556) по 1598 год правил Филипп II — король Испании.
- Впервые изданы первые 3 центурии и 53 катрена Мишеля Нострадамуса, в Лионе в издательстве Macé Bonhomme.
- Образование английской торговой «Московской компании».
- Из Женевы в Шотландию вернулся Джон Нокс и возглавил кальвинистов.
- Акт английского парламента о ткачах.
- 1555—1561 — Великий визирь Османской империи Рустем-паша(вторично)
- 1555—1584 — Штатгальтер Голландии Вильгельм I Оранский.
- 1555—1562 — Король Наварры Антуан Бурбон (1518—1562), герцог Вандомский с 1537.
- 1555 — Папа римский Марцелл II.
- 1555—1559 — Папа Павел IV (1476—1559).
- 25 сентября — Аугсбургский религиозный мир (Германия). Принцип «чья страна — того и вера». Протестантизм введён в Северной Германии, Пруссии, Бранденбурге, Саксонии, Гессене, Брауншвейге, Пфальце и Вюртемберге.
- Учреждена Казанская епархия во главе с игуменом тверского монастыря Гурием.
- Сибирский хан признает себя вассалом Русского Царства.
- 29 мая — Мир в Амасье. Окончание турецко-иранской войны. Договор между Ираном и Османской империей о разделе Закавказья. Присоединение к Турции Имеретинского царства, княжеств Гурии и Мегрелии и западной части Месхети, областей Васпуракан, Айрарат, Туруберан, Эрзрум. К Ирану — восточная Грузия, восточная Армения и кавказская Албания.
- Хумаюн вторгся в Индию.
- 1555—1556 — Падишах Могольской империи Хумаюн (вторично).
- 1555 — в битве у деревни Судбищи отряд под командованием боярина Ивана Шереметева в 7000 воинов нанёс поражение 60 000 крымской армии. После ранения Шереметева уцелевшая часть отряда (около 2000 чел) под руководством воевод Алексея Басманова и Стефана Сидорова отбила ещё три атаки противника.
Наука
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1555 году
- Иоганн Арндт — немецкий лютеранский богослов и религиозный писатель.
- Дун Цичан — выдающийся китайский художник, теоретик, каллиграф и коллекционер.
- Лодовико Карраччи — итальянский живописец, гравёр и скульптор, один из ярчайших представителей болонской школы.
- Кониси Юкинага — самурайский полководец средневековой Японии периода Адзути-Момояма. Один из известных японских христиан. Командующий дивизией в корейских экспедициях Тоётоми Хидэёси в 1592—1598 годах. Казнён после поражения в битве при Сэкигахаре из-за отказа совершить сэппуку.
- Эдвард Келли — английский медиум, мистик и алхимик.
- Андреас Либавий — немецкий врач и химик.
- Луиза де Колиньи — французская аристократка из рода Колиньи, 4-я супруга Вильгельма I Оранского, княгиня Оранская-Нассау.
- Франсуа де Малерб — французский поэт XVII века, чьи произведения во многом подготовили поэзию классицизма.
- Наресуан — король Сиама в Аюттхайский период, с 1590 по 1605 год. В его правление Сиам достиг наибольшего размера за всю историю.
- Эркюль Франсуа де Валуа — герцог Алансонский, затем герцог Анжуйский, младший сын короля Франции Генриха II и Екатерины Медичи, единственный из четырёх братьев, не ставший королём.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1555 году
- 21 ноября — Георг Агрикола, немецкий учёный и писатель, автор трудов по горному делу и металлургии, историограф герцогов Саксонских (род. 1494).
- Генрих II Наваррский — король Наварры с 1517 года из династии Альбре, сын короля Жана (Хуана) III д’Альбре и королевы Екатерины де Фуа.
- Людвиг Зенфль — немецко-швейцарский композитор эпохи Возрождения.
- Марцелл II — папа римский с 9 по 30 апреля 1555 года.
- Педру ди Машкареньяш — португальский мореплаватель и политический деятель, шестой вице-король Португальской Индии с 1554 года.
- Хуана Безумная — королева Кастилии с 1504 года, супруга герцога Бургундского Филиппа Красивого, после смерти которого, как считается, сошла с ума и была заключена в монастырь, и за неё правили её отец и старший сын.
- Юлий III — папа римский с 7 февраля 1550 по 23 марта 1555 года.
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "1555 год"
Отрывок, характеризующий 1555 год
Итальянец, видимо, был счастлив только тогда, когда он мог приходить к Пьеру и разговаривать и рассказывать ему про свое прошедшее, про свою домашнюю жизнь, про свою любовь и изливать ему свое негодование на французов, и в особенности на Наполеона.– Ежели все русские хотя немного похожи на вас, – говорил он Пьеру, – c'est un sacrilege que de faire la guerre a un peuple comme le votre. [Это кощунство – воевать с таким народом, как вы.] Вы, пострадавшие столько от французов, вы даже злобы не имеете против них.
И страстную любовь итальянца Пьер теперь заслужил только тем, что он вызывал в нем лучшие стороны его души и любовался ими.
Последнее время пребывания Пьера в Орле к нему приехал его старый знакомый масон – граф Вилларский, – тот самый, который вводил его в ложу в 1807 году. Вилларский был женат на богатой русской, имевшей большие имения в Орловской губернии, и занимал в городе временное место по продовольственной части.
Узнав, что Безухов в Орле, Вилларский, хотя и никогда не был коротко знаком с ним, приехал к нему с теми заявлениями дружбы и близости, которые выражают обыкновенно друг другу люди, встречаясь в пустыне. Вилларский скучал в Орле и был счастлив, встретив человека одного с собой круга и с одинаковыми, как он полагал, интересами.
Но, к удивлению своему, Вилларский заметил скоро, что Пьер очень отстал от настоящей жизни и впал, как он сам с собою определял Пьера, в апатию и эгоизм.
– Vous vous encroutez, mon cher, [Вы запускаетесь, мой милый.] – говорил он ему. Несмотря на то, Вилларскому было теперь приятнее с Пьером, чем прежде, и он каждый день бывал у него. Пьеру же, глядя на Вилларского и слушая его теперь, странно и невероятно было думать, что он сам очень недавно был такой же.
Вилларский был женат, семейный человек, занятый и делами имения жены, и службой, и семьей. Он считал, что все эти занятия суть помеха в жизни и что все они презренны, потому что имеют целью личное благо его и семьи. Военные, административные, политические, масонские соображения постоянно поглощали его внимание. И Пьер, не стараясь изменить его взгляд, не осуждая его, с своей теперь постоянно тихой, радостной насмешкой, любовался на это странное, столь знакомое ему явление.
В отношениях своих с Вилларским, с княжною, с доктором, со всеми людьми, с которыми он встречался теперь, в Пьере была новая черта, заслуживавшая ему расположение всех людей: это признание возможности каждого человека думать, чувствовать и смотреть на вещи по своему; признание невозможности словами разубедить человека. Эта законная особенность каждого человека, которая прежде волновала и раздражала Пьера, теперь составляла основу участия и интереса, которые он принимал в людях. Различие, иногда совершенное противоречие взглядов людей с своею жизнью и между собою, радовало Пьера и вызывало в нем насмешливую и кроткую улыбку.
В практических делах Пьер неожиданно теперь почувствовал, что у него был центр тяжести, которого не было прежде. Прежде каждый денежный вопрос, в особенности просьбы о деньгах, которым он, как очень богатый человек, подвергался очень часто, приводили его в безвыходные волнения и недоуменья. «Дать или не дать?» – спрашивал он себя. «У меня есть, а ему нужно. Но другому еще нужнее. Кому нужнее? А может быть, оба обманщики?» И из всех этих предположений он прежде не находил никакого выхода и давал всем, пока было что давать. Точно в таком же недоуменье он находился прежде при каждом вопросе, касающемся его состояния, когда один говорил, что надо поступить так, а другой – иначе.
Теперь, к удивлению своему, он нашел, что во всех этих вопросах не было более сомнений и недоумений. В нем теперь явился судья, по каким то неизвестным ему самому законам решавший, что было нужно и чего не нужно делать.
Он был так же, как прежде, равнодушен к денежным делам; но теперь он несомненно знал, что должно сделать и чего не должно. Первым приложением этого нового судьи была для него просьба пленного французского полковника, пришедшего к нему, много рассказывавшего о своих подвигах и под конец заявившего почти требование о том, чтобы Пьер дал ему четыре тысячи франков для отсылки жене и детям. Пьер без малейшего труда и напряжения отказал ему, удивляясь впоследствии, как было просто и легко то, что прежде казалось неразрешимо трудным. Вместе с тем тут же, отказывая полковнику, он решил, что необходимо употребить хитрость для того, чтобы, уезжая из Орла, заставить итальянского офицера взять денег, в которых он, видимо, нуждался. Новым доказательством для Пьера его утвердившегося взгляда на практические дела было его решение вопроса о долгах жены и о возобновлении или невозобновлении московских домов и дач.
В Орел приезжал к нему его главный управляющий, и с ним Пьер сделал общий счет своих изменявшихся доходов. Пожар Москвы стоил Пьеру, по учету главно управляющего, около двух миллионов.
Главноуправляющий, в утешение этих потерь, представил Пьеру расчет о том, что, несмотря на эти потери, доходы его не только не уменьшатся, но увеличатся, если он откажется от уплаты долгов, оставшихся после графини, к чему он не может быть обязан, и если он не будет возобновлять московских домов и подмосковной, которые стоили ежегодно восемьдесят тысяч и ничего не приносили.
