1556 год
Поделись знанием:
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
(перенаправлено с «1556»)
| Годы |
|---|
| 1552 · 1553 · 1554 · 1555 — 1556 — 1557 · 1558 · 1559 · 1560 |
| Десятилетия |
| 1530-е · 1540-е — 1550-е — 1560-е · 1570-е |
| Века |
| XV век — XVI век — XVII век |
1556 (тысяча пятьсот пятьдесят шестой) год по юлианскому календарю — високосный год, начинающийся в среду. Это 1556 год нашей эры, 556 год 2 тысячелетия, 56 год XVI века, 6 год 6-го десятилетия XVI века, 7 год 1550-х годов.
События
- 15 января — Джон Ди обращается к королеве Марии Стюарт с проектом учреждения Королевской библиотеки. Проект был отвергнут.
- Англичане отправляют экспедицию Стифена Берроу на поиски северо-восточного прохода.
- 15 января — Король Испании Карл V отрекается от престола. Его сын Филипп II становится королём Испании, а брат Фердинанд — императором Священной Римской империи
-
23 января — Землетрясение в Шэньси (Великое китайское землетрясение) уносит жизни 830 тыс. человек в провинциях Китая Шэньси и Ганьсу. Это землетрясение считается крупнейшим в истории человечества по количеству жертв.
- 14 февраля — архиепископ Кентерберийский Томас Кранмер арестован по обвинению в ереси и предательстве в ходе репрессий, организованных Марией Тюдор против протестантов.
- 21 марта — Томас Кранмер сожжён в Оксфорде вместе с двумя другими епископами.
- Система кормлений ликвидирована.
Без точных дат
- Заложены «град белокаменный» и Соборная церковь Успенья Пресвятой Богородицы в Вологде.
- Иван Грозный покоряет Астраханское ханство. Присоединение Астраханского ханства к Московии.
- Строится белокаменный кремль в Серпухове.
- К Испании перешли владения в Италии и Америке, Франш-Конте и Нидерланды.
- 1556—1598 — Король Испании Филипп II перенёс столицу из Толедо в Мадрид.
- 1556—1564 — Император Священной Римской империи Фердинанд I (эрцгерцог Австрии).
- Фердинанд пригласил в Чехию иезуитов.
- 1556—1605 — Падишах Могольской империи Акбар I (Джелаль-ад-дин) (1542—1605).
- В битве при Панипате Акбар разбил своих наиболее серьёзных противников и укрепил власть Моголов в Дели.
- 1556—1561 — К империи Моголов присоединены Мультан, Лахор, Канаудж, Аллахабад, Джаунпур.
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1556 году
- Бриль, Пауль — фламандский художник.
- Мадерна, Карло — итальянский архитектор.
- Радзивилл, Юрий (кардинал) — князь, вельможа Великого княжества Литовского, государственный и церковный деятель Речи Посполитой, епископ Виленский, епископ Краковский, кардинал-священник с титулом церкви S. Sisto.
- Энн Хатауэй — жена Уильяма Шекспира.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1556 году
- Агрикола, Мартин — немецкий музыкант и музыкальный писатель времён Реформации.
- Пьетро Аретино — итальянский писатель Позднего Ренессанса, сатирик, публицист и драматург, ведущий итальянский автор своего времени, благодаря своим сатирам и памфлетам заработавший прозвание «бич государей, божественный Пьетро Аретино» («il flagello de’ Principi, il divin Pietro Aretino»[1]), считающийся некоторыми исследователями предтечей и основателем европейской журналистики[2], «праотцом журналистики»[3][4].
- Кранмер, Томас — один из отцов английской Реформации, архиепископ Кентерберийский.
- Игнатий де Лойола — католический святой, основатель Общества Иисуса (ордена иезуитов).
- Лотто, Лоренцо — венецианский живописец.
- Антоний Сийский — преподобный Русской церкви, основатель и первый игумен Антониево-Сийского монастыря.
- Физули — Классик азербайджанской поэзии, сыгравший важную роль в становлении азербайджанской и турецкой поэзии[5][6]. Один из классиков жанра «дивана» в османской литературе[7][8][9]. Писал на азербайджанском, персидском и арабском языках.
- Хумаюн — второй из Великих Моголов, сын Бабура и отец Акбара, посвятивший свою жизнь борьбе с Шер-шахом за обладание северной Индией.
См. также
Напишите отзыв о статье "1556 год"
Примечания
- ↑ Строка из поэмы Ариосто
- ↑ [www.bibliotekar.ru/iskusstvo-europa/21.htm Любимов Л. Д. «Искусство Западной Европы. Средние века. Возрождение в Италии», М., 1976]
- ↑ [www.journ.ru/library/history/zar_lit_02.html История зарубежной журналистики]
- ↑ [www.russ.ru/layout/set/print/pole/Praroditel-zhurnalistiki Лоел Цвекер. Прародитель журналистики // Русский журнал]
- ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/295642/Islamic-arts/13747/Ottoman-Turkey Encyclopediz Britannica, s.v. Islamic Art] Islāmic literatures. The period from 1500 to 1800. Ottoman Turkey Poetry of Fuzûlî
- ↑ The reach of Ottoman literature is attested to by the case of Fuzuli (d. 1556), an attendant of a shrine in Iraq — Jonathan Dewald Europe 1450 to 1789: Encyclopedia of the Early Modern World. Charles Scribner’s Sons, 2004 ISBN 0-684-31206-9, 978068431206 p.83
- ↑ [www.britannica.org/EBchecked/topic/222964/Mehmed-bin-Suleyman-Fuzuli Encyclopedia Britannica. Mehmed bin Suleyman Fuzuli]
- ↑ A simple perusal of any classical Ottoman divan would provide all of the same images and expressions that Fuzuli uses here — Kemal Sılay. Nedim and the Poetics of the Ottoman Court: Medieval Inheritance and the Need for Change. Indiana University, 1994 ISBN 1-878318-09-8, 9781878318091 p.47
- ↑ Derek Patmore The Star and the Crescent: An Anthology of Modern Turkish Poetry Constable, 1946 p.5
Отрывок, характеризующий 1556 год
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.
Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
