16-й Нью-Йоркский пехотный полк

16-й Нью-Йоркский пехотный полк
Флаг штата Нью-Йорк
Годы существования	1861—1865 гг.
Страна	США США
Тип	Пехота
Командиры
Известные командиры	Томас Альфред Дэвис

16-й Нью-Йоркский добровольческий пехотный полк (англ. 16th New York Volunteer Infantry Regiment), — один из пехотных полков армии Союза во время Гражданской войны в США. Полк был сформирован весной 1861 года сроком на 2 года, участвовал в первом сражении при Булл-Ран и всех сражениях на востоке до мая 1863 года, когда был расформирован из-за истечения срока службы. Часть рядовых была переведена в 121-й Нью-Йоркский пехотный полк.

Формирование

Полк был сформирован весной 1861 года в Олбани и был принят на службу штата Нью-Йорк 9 мая 1861 года. 15 мая Он был принят на службы в федеральную армию на срок в 2 года. Его роты были набраны Огденсберге (А), Потсдаме (B и F), Платтсберге (C и E), Говерноре (D), Депейстере (G), Стокгольме (Н), Малоуне (I) и Вест-Чейзе (К). Первым командиром полка стал Томас Альфред Дэвис, выпускник Вест-Пойнта 1829 года, однокурсник Роберта Ли и Джозефа Джонстона. Подполковником стал Самуль Марш, а майором - Бьюэлл Палмер.

30 мая полк был переведён в Кэмп-Морган в Вифлееме и вооружен гладкоствольными ружьями образца 1842 года.

Боевой путь

25 июня полк погрузился на пароход и две баржи и 26 июня прибыл в Нью-Йорк, где ему были вручены знамёна. Затем полк прошел маршем по Бродвею, погрузился на транспорта и был отправлен в Элизабетпорт, откуда по железной дороге отправлен в Балтимор, а 29 июня прибыл в Вашингтон.

10 июля полк был включён в бригаду Дэвиса в составе дивизии Диксона Майлза (Армия Северро-Восточной Вирджинии). Здесь полковник Дэвис принял командование всей бригадой, сдав командование полком подполковнику Маршу. 11 июля полк был переведён в Александрию и встал лагерем у форта Эллсворт. 16 июля началось наступление федеральной армии на Манассас; 17 июля полк покинул лагерь и отправился в Фэирфакс. 21 июля произошло первое сражение при Булл-Ран, но не был введён в бой и ночью отведён обратно к Александрии. 22 июля он вернулся обратно в свой лагерь. В августе полк был переведён в укрепления Вашингтона и включён в бригаду Хейнцельмана. 15 сентября полк был перемещён в Форт-Лайон и включен в бригаду Генри Слокама (дивизия Франклина).

7 марта 1862 года командиром полка стал Джозеф Хоуланд. 10 марта полк участвовал в наступлении на Манассас, а 20 марта капитан Джон Стетсон покинул полк и стал подполковником 59-го Нью-Йоркского полка. В начале апреля полк участвовал в наступлении на Фредериксберг, а 6 апреля вернулся в Александрию, был включен (вместе с дивизией Франклина) в состав V корпуса Потомакской армии и отправлен на вирджинский полуостров. В конце апреля полк участвовал в осаде Йорктауна, а 6 мая был переброшен к Элтамс-Лендинг, где 7 мая участвовал в сражении при Элтамс-Лендинг. В этом бою полк потерял убитыми 6 рядовых и ранеными 1 офицера и 10 рядовых.

16 мая полк находился в районе плантации Белый Дом, 17 мая - у станции Тансталл, а 18 мая был введен в бригаду Барлетта в дивизии Генри Слокама (VI корпус Потомакской армии).

25 июня началась Семидневная битва. 25 июня полк участвовал в сражении при Геинс-Милл, где потерял убитыми 3 офицеров и 55 рядовых (в том числе подполковника Марша, скончавшегося от ран 4 июля), и ранеными - 7 офицеров и 166 рядовых. В последующем сражении при Глендейле полк прикрывал массачесеттскую батарею и потерял 10 человек от дружественного огня ньюджерсийской батареи.

1 июля полк стоял в резерве во время сражения при Малверн-Хилл и не понёс потерь.

16 августа полк начал марш к форту Монро, 18 августа прошел Уильямсберг и 19 августа погрузился на пароход New Brunswick, который доставил его 24 августа в Александрию. Полк был отправлен к форту Лайон, затем к Фэирфаксу и Сентервиллу, где прикрывал отступление разбитой армии Джона Поупа, а 1 сентября вернулся в Форт-Лайон.

6 сентября, после начала мерилендской кампании, полк прошёл по маршруту Джорджтаун-Теннелитаун-Роквилл-Дернстаун-Портсвилл-Хьяттстаун-Урбания-Бакейтаун, прибыв в последний пункт 13 сентября. 14 сентября полк был задействован в сражении в Южных горах, где штурмовал ущелье Кремптона. В этом бою было захвачено знамя алабамского полка. 26 человек погибли в этом сражении, 37 человек было ранено. Рядовой Джеймс Аллен (рота F) был впоследствии (в 1890 году) награждён Медалью Почёта за то, что взял в плен 14 солдат 16-го джорджианского полка.

17 сентября полк, под командованием подполковника Джоела Сивера, прибыл на поле боя при Энтитеме, но не был введён в бой, хотя потерял 3 человека убитыми и ранеными от снайперского огня. 20 сентября полк был переведён к Уильямспорту. 22 сентября полковник Джозеф Хоуланд стал генералом добровольческой армии и покинул полк, на его место 29 сентября был назначен Джоел Сиверс. Майор Палмер был повышен до подполковника, а капитан роты F, Джон Джилмор стал майором.

В сентября-ноябре 1862 года полк находился в Мериленде и Северной Вирджинии. 21 ноября его капитан Мартин Кёртис перешёл в 142-й Нью-Йоркский полк в звании подполковника. Во время сражения при Фредериксберге полк числился в бригаде полковника Генри Кейка в дивизии Брукса. Бригада перешла Раппаханок и заняла позиции левее дивизии Мида, но так и не была введена в дело. 19 декабря полк отвели в зимние лагеря.

Литература

• New York in the War of the Rebellion, 3rd ed. Frederick Phisterer. Albany: J. B. Lyon Company, 1912.

Ссылки

• [civilwarintheeast.com/us-regiments-batteries/new-york-infantry/16th-new-york/ Хронология истории полка]
• [dmna.ny.gov/historic/reghist/civil/infantry/16thInf/16thInfMain.htm 16th Infantry Regiment]
• [antietam.aotw.org/exhibit.php?exhibit_id=196 Рапорт подполковника Сивера о действии полка в сражении в Южных горах.]

Отрывок, характеризующий 16-й Нью-Йоркский пехотный полк

– Кажется, спит, мама, – тихо отвечала Соня. Графиня, помолчав немного, окликнула еще раз, но уже никто ей не откликнулся.
Скоро после этого Наташа услышала ровное дыхание матери. Наташа не шевелилась, несмотря на то, что ее маленькая босая нога, выбившись из под одеяла, зябла на голом полу.
Как бы празднуя победу над всеми, в щели закричал сверчок. Пропел петух далеко, откликнулись близкие. В кабаке затихли крики, только слышался тот же стой адъютанта. Наташа приподнялась.
– Соня? ты спишь? Мама? – прошептала она. Никто не ответил. Наташа медленно и осторожно встала, перекрестилась и ступила осторожно узкой и гибкой босой ступней на грязный холодный пол. Скрипнула половица. Она, быстро перебирая ногами, пробежала, как котенок, несколько шагов и взялась за холодную скобку двери.
Ей казалось, что то тяжелое, равномерно ударяя, стучит во все стены избы: это билось ее замиравшее от страха, от ужаса и любви разрывающееся сердце.
Она отворила дверь, перешагнула порог и ступила на сырую, холодную землю сеней. Обхвативший холод освежил ее. Она ощупала босой ногой спящего человека, перешагнула через него и отворила дверь в избу, где лежал князь Андрей. В избе этой было темно. В заднем углу у кровати, на которой лежало что то, на лавке стояла нагоревшая большим грибом сальная свечка.
Наташа с утра еще, когда ей сказали про рану и присутствие князя Андрея, решила, что она должна видеть его. Она не знала, для чего это должно было, но она знала, что свидание будет мучительно, и тем более она была убеждена, что оно было необходимо.
Весь день она жила только надеждой того, что ночью она уввдит его. Но теперь, когда наступила эта минута, на нее нашел ужас того, что она увидит. Как он был изуродован? Что оставалось от него? Такой ли он был, какой был этот неумолкавший стон адъютанта? Да, он был такой. Он был в ее воображении олицетворение этого ужасного стона. Когда она увидала неясную массу в углу и приняла его поднятые под одеялом колени за его плечи, она представила себе какое то ужасное тело и в ужасе остановилась. Но непреодолимая сила влекла ее вперед. Она осторожно ступила один шаг, другой и очутилась на середине небольшой загроможденной избы. В избе под образами лежал на лавках другой человек (это был Тимохин), и на полу лежали еще два какие то человека (это были доктор и камердинер).
Камердинер приподнялся и прошептал что то. Тимохин, страдая от боли в раненой ноге, не спал и во все глаза смотрел на странное явление девушки в бедой рубашке, кофте и вечном чепчике. Сонные и испуганные слова камердинера; «Чего вам, зачем?» – только заставили скорее Наташу подойти и тому, что лежало в углу. Как ни страшно, ни непохоже на человеческое было это тело, она должна была его видеть. Она миновала камердинера: нагоревший гриб свечки свалился, и она ясно увидала лежащего с выпростанными руками на одеяле князя Андрея, такого, каким она его всегда видела.
Он был таков же, как всегда; но воспаленный цвет его лица, блестящие глаза, устремленные восторженно на нее, а в особенности нежная детская шея, выступавшая из отложенного воротника рубашки, давали ему особый, невинный, ребяческий вид, которого, однако, она никогда не видала в князе Андрее. Она подошла к нему и быстрым, гибким, молодым движением стала на колени.
Он улыбнулся и протянул ей руку.


Для князя Андрея прошло семь дней с того времени, как он очнулся на перевязочном пункте Бородинского поля. Все это время он находился почти в постояниом беспамятстве. Горячечное состояние и воспаление кишок, которые были повреждены, по мнению доктора, ехавшего с раненым, должны были унести его. Но на седьмой день он с удовольствием съел ломоть хлеба с чаем, и доктор заметил, что общий жар уменьшился. Князь Андрей поутру пришел в сознание. Первую ночь после выезда из Москвы было довольно тепло, и князь Андрей был оставлен для ночлега в коляске; но в Мытищах раненый сам потребовал, чтобы его вынесли и чтобы ему дали чаю. Боль, причиненная ему переноской в избу, заставила князя Андрея громко стонать и потерять опять сознание. Когда его уложили на походной кровати, он долго лежал с закрытыми глазами без движения. Потом он открыл их и тихо прошептал: «Что же чаю?» Памятливость эта к мелким подробностям жизни поразила доктора. Он пощупал пульс и, к удивлению и неудовольствию своему, заметил, что пульс был лучше. К неудовольствию своему это заметил доктор потому, что он по опыту своему был убежден, что жить князь Андрей не может и что ежели он не умрет теперь, то он только с большими страданиями умрет несколько времени после. С князем Андреем везли присоединившегося к ним в Москве майора его полка Тимохина с красным носиком, раненного в ногу в том же Бородинском сражении. При них ехал доктор, камердинер князя, его кучер и два денщика.
Князю Андрею дали чаю. Он жадно пил, лихорадочными глазами глядя вперед себя на дверь, как бы стараясь что то понять и припомнить.
– Не хочу больше. Тимохин тут? – спросил он. Тимохин подполз к нему по лавке.
– Я здесь, ваше сиятельство.
– Как рана?
– Моя то с? Ничего. Вот вы то? – Князь Андрей опять задумался, как будто припоминая что то.
– Нельзя ли достать книгу? – сказал он.
– Какую книгу?
– Евангелие! У меня нет.
Доктор обещался достать и стал расспрашивать князя о том, что он чувствует. Князь Андрей неохотно, но разумно отвечал на все вопросы доктора и потом сказал, что ему надо бы подложить валик, а то неловко и очень больно. Доктор и камердинер подняли шинель, которою он был накрыт, и, морщась от тяжкого запаха гнилого мяса, распространявшегося от раны, стали рассматривать это страшное место. Доктор чем то очень остался недоволен, что то иначе переделал, перевернул раненого так, что тот опять застонал и от боли во время поворачивания опять потерял сознание и стал бредить. Он все говорил о том, чтобы ему достали поскорее эту книгу и подложили бы ее туда.
– И что это вам стоит! – говорил он. – У меня ее нет, – достаньте, пожалуйста, подложите на минуточку, – говорил он жалким голосом.
Доктор вышел в сени, чтобы умыть руки.
– Ах, бессовестные, право, – говорил доктор камердинеру, лившему ему воду на руки. – Только на минуту не досмотрел. Ведь вы его прямо на рану положили. Ведь это такая боль, что я удивляюсь, как он терпит.