1617 год в России
Поделись знанием:
– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
См. также: Хронология истории России, Русское государство, Русско-польская война (1609—1618) и Русско-шведская война (1610—1617)
- Царствование Михаила Фёдоровича
События
- Выпуск второй редакции «Хронографа»[1].
- 17 февраля — Столбовский «вечный мир», мирный договор России и Швеции (к России вернулись Новгород, Старая Русса, Порхов, Ладога, Гдов, Сумерская волость; отошли к Швеции — Ижорская земля и Корела); в итоге Россия потеряла выход на Балтийское побережье[1].
- 14 марта — шведы покинули Новгород[1].
- Апрель — начало похода на Москву польского королевича Владислава и украинского гетмана Петра Сагайдачного[1].
- Никон (1605—1681; будущий патриарх) становится послушником в монастыре.
Родились
- Анкудинов, Тимофей Дементьевич(Тимо́шка Анкуди́нов; ок. 1617, Вологда — 1654, Москва) — международный авантюрист, самозванец, поэт, выдававший себя за мифического сына царя Василия IV Шуйского.
- Потёмкин, Пётр Иванович (1617—1700) — дипломат и военачальник; пращур знаменитого Григория Потёмкина.
- Репнин, Иван Борисович (1617 — 5 июня 1697) — военный и государственный деятель, стольник (1640), боярин и дворецкий (1658), ближний боярин (1679), воевода в Могилеве, Новгороде, Полоцке, Белгороде, Смоленске и Тобольске.
Умерли
- Бахтеяров-Ростовский, Владимир Иванович — князь, военный и государственный деятель, воевода и боярин (с 1608).
- Феодорит (архиепископ Рязанский) (1551 — 10 (20) сентября 1617) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Рязанский и Муромский; участник Земского собора 1613 года.
См. также
Напишите отзыв о статье "1617 год в России"
Примечания
Ссылки
- [books.google.fr/books?id=c-zH0_SOxRgC&printsec=frontcover& Дайнес В. О. История России и мирового сообщества. — ОЛМА Медиа Групп, 2004. — 829 с.]
Отрывок, характеризующий 1617 год в России
– Как секреты то этой всей молодежи шиты белыми нитками! – сказала Анна Михайловна, указывая на выходящего Николая. – Cousinage dangereux voisinage, [Бедовое дело – двоюродные братцы и сестрицы,] – прибавила она.– Да, – сказала графиня, после того как луч солнца, проникнувший в гостиную вместе с этим молодым поколением, исчез, и как будто отвечая на вопрос, которого никто ей не делал, но который постоянно занимал ее. – Сколько страданий, сколько беспокойств перенесено за то, чтобы теперь на них радоваться! А и теперь, право, больше страха, чем радости. Всё боишься, всё боишься! Именно тот возраст, в котором так много опасностей и для девочек и для мальчиков.
– Всё от воспитания зависит, – сказала гостья.
– Да, ваша правда, – продолжала графиня. – До сих пор я была, слава Богу, другом своих детей и пользуюсь полным их доверием, – говорила графиня, повторяя заблуждение многих родителей, полагающих, что у детей их нет тайн от них. – Я знаю, что я всегда буду первою confidente [поверенной] моих дочерей, и что Николенька, по своему пылкому характеру, ежели будет шалить (мальчику нельзя без этого), то всё не так, как эти петербургские господа.
– Да, славные, славные ребята, – подтвердил граф, всегда разрешавший запутанные для него вопросы тем, что всё находил славным. – Вот подите, захотел в гусары! Да вот что вы хотите, ma chere!
– Какое милое существо ваша меньшая, – сказала гостья. – Порох!
– Да, порох, – сказал граф. – В меня пошла! И какой голос: хоть и моя дочь, а я правду скажу, певица будет, Саломони другая. Мы взяли итальянца ее учить.
– Не рано ли? Говорят, вредно для голоса учиться в эту пору.
– О, нет, какой рано! – сказал граф. – Как же наши матери выходили в двенадцать тринадцать лет замуж?
– Уж она и теперь влюблена в Бориса! Какова? – сказала графиня, тихо улыбаясь, глядя на мать Бориса, и, видимо отвечая на мысль, всегда ее занимавшую, продолжала. – Ну, вот видите, держи я ее строго, запрещай я ей… Бог знает, что бы они делали потихоньку (графиня разумела: они целовались бы), а теперь я знаю каждое ее слово. Она сама вечером прибежит и всё мне расскажет. Может быть, я балую ее; но, право, это, кажется, лучше. Я старшую держала строго.
