163-й отдельный танковый батальон
<tr><td style="font-size: 120%; text-align: center; background-color: #BDB76B" colspan="2">  163-й отдельный танковый батальон </td></tr>
| |
| Войска: | сухопутные |
| Род войск: | автобронетанковые |
| Формирование: | 1941 |
| Расформирование (преобразование): | июль 1942 |
| Преемник: | 1-й танковый батальон |
| 1942: Ленинградская область | |
163-й отдельный танковый батальон — воинская часть СССР в Великой Отечественной войне.
Содержание
История
Батальон сформирован в конце 1941 года. В конце декабря 1941 года прибыл на Волховский фронт, разгрузился на станции Тальцы,
В действующей армии с 1 января 1942 года по 10 мая 1942 и с 27 июля 1942 по 12 июня 1944 года. Прибыл на Волхов, после 80-километрового марша от Тальцев в район Некшино, оставив по дороге половину танков застрявшими и сломавшимися. С 7 января 1942 года в ходе Любанской операции, поддерживает действия 378-й стрелковой дивизии, обеспечивая захват ею плацдармов у деревни Лезно [1]. 25 января 1942 года в связи с перегруппировкой войск фронта, передислоцируется южнее, в район Большие Вяжищи, где принял оставшуюся материальную часть 166-го отдельного танкового батальона и затем вёл бои в районе Спасской Полисти
По-видимому в начале марта 1942 года восстанавливается в районе Большая Вишера [2]. В начале мая 1942 года отправлен в резерв.
В июле 1942 года на станции Лось Московского военного округа вошёл в состав 213-й танковой бригады и дальнейший боевой путь прошёл в её составе. С июля 1942 по март 1943 года находится на рубеже Гжатск - Юхнов, в марте 1943 года наступает на Вязьму, в июле 1943 года принимает участие в Болховско-Орловской операции, поддерживая 11-ю гвардейскую армию, понёс большие потери и уже в июле 1943 года выведен в резерв, где находится до ноября 1943 года.
С 3 октября 1943 года в районе Сермилево — Ярцево батальон перевооружается трофейными танками PzKpfw III и PzKpfw IV (213-я танковая бригада стала единственным танковым соединением вооружённых сил СССР, полностью вооружённой трофейной техникой, исключая несколько командирских танков [3])
С 1 ноября 1943 года начала переброску в район Духатино (западнее города Красный), где был придан 42-й стрелковой дивизии и с 14 ноября 1943 года поддерживает наступление дивизии, в боях несёт потери. С 14 декабря 1943 года получает пополнение снова трофейными танками, и с 22 декабря 1943 года поддерживает в наступлении 274-ю стрелковую дивизию. 24 декабря 1943 года оставшиеся танки бригады были сведены в 163-й батальон (4 Т-34, 8 PzKpfw III и 1 PzKpfw IV). В ходе боёв батальон вышел к железной дороге Витебск — Смоленск в районе деревень Хотемля, Иванькина, Тенькова (Крынковский сельсовет, Витебская область). В последующие дни батальон взял деревни Лобаны и Зазыбы (Шапечинский сельсовет, Витебская область). В районе деревни Дрибино остававшиеся 3 Т-34 и 2 PzKpfw III попали в засаду и были уничтожены, за исключением одного трофейного танка. К 31 декабря 1943 года в батальоне (соответственно в бригаде) оставалось два танка (1 PzKpfw III и 1 PzKpfw IV). 6 января 1944 года батальон был отведён в Староселье, где начал пополнение. Однако большая часть танков, пришедших в батальон, требовали ремонта, и в начале февраля часть танков была отправлена на заводы, 7 PzKpfw IV переданы в 23-ю гвардейскую танковую бригаду, а батальон в составе 213-й бригады с конца февраля начал получать отечественную технику.
12 июня 1944 года переименован в 1-й танковый батальон 213-й танковой бригады и утратил статус отдельной воинской части.
Подчинение
Командиры
 |
Информация о командирах этого воинского формирования с большой степенью вероятности является неполной. Вы можете помочь проекту, дополнив её и убрав после этого данный шаблон.
|
- капитан Зиновьев
Напишите отзыв о статье "163-й отдельный танковый батальон"
Примечания
Ссылки
- [www.tankfront.ru/ussr/otb/otb163.html Танковые батальоны на сайте Танковый фронт]
- [www.soldat.ru/doc/perechen Перечень № 29 бронетанковых частей и подразделений (отдельных батальонов, дивизионов, рот и бронепоездов), входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945]
Отрывок, характеризующий 163-й отдельный танковый батальон
Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
