166-й гвардейский штурмовой авиационный полк
166-й гвардейскийКраснознамённый штурмовой авиационный полк | |
| Награды: |
|
|---|---|
| Войска: | |
| Род войск: | |
| Формирование: |
10.05.1941 г. |
| Расформирование (преобразование): |
03.01.1993 г. |
| Предшественник: | |
| Преемник: |
166-й гвардейский Краснознамённый истребительный авиационный полк ПВО |
| Боевой путь | |
|
1941: Прибалтика, Черниговская область, Сумская область, Тульская область, Орловская область | |
166-й гвардейский Краснознамённый штурмовой авиационный полк — воинское подразделение вооружённых сил СССР во время Великой Отечественной войны.
Содержание
История
Создание полка
Полк (первоначально в/ч 2572) начал формироваться по Директиве № Орг/3/520435 ВВС РККА от 18 января 1941 года как 241-й штурмовой авиационный полк в составе 7-й смешанной авиационной дивизии ПрибОВО.
Постоянная дислокация полка планировалась на строящемся аэродроме у д. Тирелькай (Tyrelkai, Литва, в 10 километрах западнее Шяуляй). 5 мая 1941 года, во время строительства аэродрома Тирелькай, началось формирование полка на аэродроме временного базирования Митава (ныне Елгава) по штату № 15/20 (4 эскадрильи по 15 самолётов).
10 мая 1941 года полку было вручено боевое Красное знамя, этот день считается официальным днём рождения полка.
Великая Отечественная война
Во время Великой Отечественной войны в составе действующей армии полк находился с 22 июня 1941 года по 5 августа 1941 года, с 6 сентября 1941 года по 5 октября 1941 года и с 19 ноября 1941 года по 15 мая 1945 года.
К 22 июню 1941 года формирование ещё не закончилось, но уже был укомплектован штаб полка, получены 27 самолетов И-15 бис (менее 50 % штатного количества), числилось 15 лётчиков (25 % штатного состава), из которых 11 имели допуск к ночным полётам. Технического состава и младших авиационных специалистов насчитывалось 98 человек. Штаб полка был укомплектован полностью.
Великую Отечественную войну полк встретил утром 22 июня 1941 года извещением в виде прямой бомбёжки аэродрома Митавы. В июле 1941 полк, пополняясь лётчиками из других полков, с боями отступал на северо-восток в направлении Старой Руссы и Новгорода:
- 22 июня 1941 — аэродром Митава;
- 23-26 июня 1941 — аэродром Румбула (юго-восточный пригород Риги, теперь уже район Риги);
- 27 июня — 1 июля 1941 — аэродром Пружки, рядом с г. Опочка Псковской области;
- 1 июля — 5 июля 1941 — аэродром Гарусово (~20 км юго-восточнее Опочка);
- 1 и 2 июля для выполнения боевых заданий выполнялись перелёты на аэродром Пружки.
С 3 июля по 5 августа 1941 года находился в составе 6-й смешанной авиадивизии Северо-Западного фронта. Базировался на следующих аэродромах:
- 6 июля 1941 — аэродром Гривочки, (5 км южнее г.Дно Псковской области)
- 9 июля 1941 — аэродром Сольцы;
- 12 июля 1941 — аэродром под Вышним Волочком, Тверская область.
К 7 июля 1941 года в полку остался 1 исправный и 2 неисправных самолета И-15 бис, и в период до 5 августа 1941 года производились фактически единичные боевые вылеты. Активная фаза боевых действий полка в этот период, по сути, завершилась.
В Великую Отечественную войну полк вступил в стадии формирования, штат лётчиков был укомплектован на 25 %, парк самолетов — на 50 % от штата, боевая подготовка в полку ещё не была развёрнута. Своевременный вывод полка из Митавы в Румбулу, по сути, спас полк от быстрого разгрома на земле — оставшиеся в Митаве 31-й, 35-й и 50-й полки 23-25 июня лишились на земле по 15-20 самолётов каждый.
Первые несколько дней полк выполнял несвойственные ему задания по прикрытию аэродрома Румбулы и Риги. В эти первые 3 дня войны был сбит над Ригой Ю-87 противника, который после успешной атаки самолётов полка произвёл посадку «на брюхо» в пригороде Риги. 25 июня 1941 года полк понёс первые потери.
Всего с 22.06.1941 по 12.07.1941 полк произвёл 229 боевых вылетов, из них 9 ночью, в основном на прикрытие аэродромов базирования, штурмовку и разведку. В боевых действиях в этот период полк отлично проявил себя, у него был третий результат после 31-го, 35-го полков и много больше других полков 6-й и 7-й авиадивизий, несмотря на то, что прочие полки не находились в стадии формирования, были гораздо лучше подготовлены и имели на 22 июня 1941 года штатное количество лётчиков и матчасти.
К несомненным плюсам полка можно также отнести относительно малые потери личного состава.
6 августа 1941 года полк убыл в Воронеж в распоряжение 1-й запасной авиационной бригады для переформирования на новый штат и переучивание на штурмовик Ил-2. В кратчайшие сроки по ускоренной подготовке полк освоил Ил-2.
Имея на вооружении 20 Ил-2 в составе двух эскадрилий (по штату № 015/137), по приказу командира 1-й запасной авиационной бригады (№ 0009 от 26.08.1941) полк был передан в состав резерва Ставки Верховного Главнокомандования и затем убыл на фронт.
Оборона Москвы
6 сентября 1941 года полк в составе 20 Ил-2 прибыл на Брянский фронт, аэродром Липовая Долина, и вошёл в состав 1-й резервной авиагруппы Ставки Верховного Главнокомандования. Полк штурмовал, в частности, в районе Алтыновки, колонны 2-й танковой группы генерала Гудериана, повернувшей на юг из Брянской области с целью окружения войск Юго-Западного фронта. Уже к 12 сентября 1941 года в полку осталось 7 самолётов.
14 сентября 1941 года полк вторично был выведен в Воронеж на переформирование и пополнение личным составом и доукомплектование материальной частью. Полк, получив пополнение, по приказу командира 1-й запасной авиационной бригады № 0122 от 31.10.1942 20 ноября 1941 года убыл на Брянский фронт.
С ноября 1941 года по 13 февраля 1942 года полк, защищая на южных подступах Москву, действовал в составе 11-й смешанной авиационной дивизии, которая, как ядро ВВС 3-й армии Брянского фронта, известна также как ударная авиагруппа генерал-лейтенанта Г. П. Кравченко.
В феврале 1942 года полк базируется в Тульской области под г. Ефремовым и выполняет боевые задачи в районе Волово — Михайлов — Венев. В ноябре, декабре и январе полк, выполняя штурмовку по наступающим танковым колонам и живой силе противника, последовательно перемещается на аэродромы Лебедянь, Ряжск, Моршанск.
Ведя непрерывную боевую работу, пополняясь личным составом и материальной частью во фронтовых условиях, в январе 1942 полк перешёл на трёхэскадрильный состав согласно штату № 015/282.
С 13 февраля 1942 года 11-я смешанная авиационная дивизия была преобразована в Управление ВВС 3-й армии, а полк стал отдельным штурмовым авиационным полком управления ВВС 3-й армии Брянского фронта. 12 мая 1942 года на основании приказа НКО СССР от 5 мая 1942 г. Управление ВВС Брянского фронта 2-го формирования было переформировано во 2-ю воздушную армию.
В составе 2-й воздушной армии Брянского фронта
241-й шап, п/п 10227, в составе 2-й воздушной армии Брянского фронта действовал:
- С 12 мая 1942 по июль 1942 — в составе 225-й штурмовой авиадивизии, выполняя боевые задачи в районе города Орла.
- С июля 1942 года по 9 октября 1942 года — в составе 207-й иад, базировался на аэродроме под Усманью у Графского леса (в 3 км юго-восточнее г. Усмань). В состав дивизии входил и 737-й иап (впоследствии 168-й гвардейский истребительный авиационный полк), с которым полк стал связан на многие годы. С этого времени полк стал ходить на боевые задания под прикрытием истребителей 737-го полка. Вплоть до 1993 года, когда полки были расформированы, они действовали рядом.
- С 10 октября 1942 года по 9 ноября 1942 года — в составе 227-й штурмовой авиационной дивизии.
- С 10 ноября 1942 года по февраль 1943 года — в составе 205-й иад. В ноябре-декабре 1942 года полк в составе дивизии, будучи в оперативном подчинении Юго-Западного фронта, поддерживал войска его правого крыла в ходе контрнаступления под Сталинградом, в частности, действовал над Клетской. 10 декабря 1942 года полк на ходу переформировывается во фронтовой полосе восточнее Воронежа. С 1 января 1943 года вновь активно ведёт боевую работу, в январе-феврале 1942 года действует на переднем крае в ходе Острогожско-Россошанской и Воронежско-Касторненской наступательных операций.
С марта по апрель 1943 года полк пополнялся личным составом и находился в 1-й запасной авиационной бригаде на доукомплектовании материальной частью на аэродроме Чапаевск Куйбышевской области, куда эвакуировался 18-й авиазавод и 1-я запасная авиабригада. Полк получил двухместный Ил-2, экипаж которого включал воздушного стрелка.
Курско-Белгородская стратегическая наступательная операция
В мае 1943 года полк вернулся на Воронежский фронт и был включён в состав 291-й шад. В рамках подготовки к решающим боям на Курской дуге полк перебазировался на аэродром у села Плоское под Шумаково в шестидесяти километрах от линии фронта, почти в центре Курского выступа. C 5 июля 1943 года полк наносит удары по аэродромам Томаровка и Микояновка, по танковой подвижной группе «Кемпф», штурмует войска на участке Трефиловка — Белгород, Сухо-Солотино. За один только день полк, прикрываемый истребителями 737-го истребительного авиационного полка, теряет 11 самолётов. Полк, наряду с 61-м штурмовым авиационным полком, стал первым из соединений, применившим в ходе боевых действий новые кумулятивные бомбы ПТАБ 2,5-1,5. 6 июля 1943 полк штурмует район Обоянь, Прохоровка, 7 июля 1941 года — колонну противника, движущуюся в составе около 400 танков, САУ и другой механизированной техники по дороге от Томаровки на Черкасское. С 12 июля 1943 года участвует в известном сражении под Прохоровкой, штурмует районы Верхопенье, Березовка, Сырцево, Коровино, Прохоровка, Грезное, совхоз Октябрьский, Малые Маячки, Покровка, Яковлево. 13 июля 1943 года штурмует Казачье, 15 июля 1943 года — Западное Сырцево, 18-19 июля 1943 года — дорогу Дубрава — Бутово в районе Меловое. Продолжал поддерживать войска Воронежского фронта в ходе Белгородско-Харьковской операции.
В октябре 1943 года действует над Днепром, ставит дымовые завесы при форсировании Днепра, выполняет боевые задания по уничтожению танков и живой силы противника и прикрывает Букринский плацдарм, а также действует в Переяславском районе Полтавской области.
С начала ноября 1943 года полк перебазировался на аэродром Борисполь. В боях за освобождение Киева полк, поддерживая наступающие советские войска с Лютежского плацдарма, штурмует укрепления противника вокруг Киева. 5 ноября 1943 года тяжелейшая утрата в полку: при бомбардировке аэродрома Борисполь на земле полк потерял сразу 8 лётчиков и стрелков 1-й эскадрильи вместе с командиром эскадрильи — капитаном Н. С. Авдеевым, ещё столько же были тяжело ранены.
6 ноября 1943 года производит штурмовку в районе Фастова, 14 ноября 1943 года — в районе Белая Церковь.
В декабре 1943 полк перебазировался на аэродром в Жулянах под Киевом. В конце декабря 1943 г. началась Житомирско-Бердичевская наступательная операция, полк поддерживал наступающие войска в направлении Бердичев-Новоград-Волынский, район Радомышля.
5 февраля 1944 года Приказом НКО СССР № 018 291-й Воронежско-Киевской штурмовой авиадивизии, 241-му штурмовому авиаполку (и всем другим полкам дивизии) за проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава было присвоено почётное звание «Гвардейский», а дивизия и полк (в связи особым порядком учёта гвардейских полков) были преобразованы в 10-ю Гвардейскую Воронежско-Киевскую штурмовую авиационную дивизию и 166-й Гвардейский штурмовой авиационный полк соответственно.
В феврале 1944 полк участвует в Корсунь-Шевченковской наступательной операции, наносит удары по окружённой группировке врага. Здесь помимо действий, связанных с воздушной блокадой и борьбой с фашистскими танками, полку пришлось решать несвойственную задачу: штурмовикам в условиях бездорожья пришлось заниматься доставкой горючего, боеприпасов, продовольствия и медикаментов передовым частям, вышедшим в глубокий тыл противника. К войскам был переброшен «воздушный мост». Началось все с того, что лётчик 166-го полка замкомэска гвардии лейтенант Б. А. Пестров в сложнейших условиях сплошного снегопада обнаружил наши передовые части, вышедшие в глубокий тыл противника, установил с ними связь, которую долго не удавалось наладить, и сбросил с самолёта необходимый груз. За этот вылет отважный разведчик был награждён орденом Красного Знамени.
Далее полк принимал участие в Ровно-Луцкой, Проскуровско-Черновицкой, Львовско-Сандомирской наступательных операциях. 13 июня 1944 года войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление в общем направлении на Львов. В первые дни Львовско-Сандомирской наступательной операции полк наносил массированные и эшелонированные удары по важным объектам противника. Особенно напряжённо работали гвардейцы по уничтожению окружённой вражеской группировки в районе к западу от местечка Броды. С раннего утра до позднего вечера они наносили бомбовые и штурмовые удары по танкам неприятеля в районе Зборов и Плугов. 27 июля 1944 года Москва салютовала славным освободителям города Львова и Станислава (Ивано-Франковска).
В августе 1944 г. полк вышел к границам СССР и начал освобождать страны восточной Европы.
Ясско-Кишиневская операция:
С 27.07.1944 по 26.09.1944 166-й гв. шап — в составе 5-й Воздушной армии и 2-го Украинского фронта. В соответствии с утверждённым Ставкой Верховного Главнокомандования планом предстоящей наступательной операции 10-я гвардейская штурмовая авиадивизия и 166-й гвардейский штурмовой авиаполк обеспечивали с воздуха эту операцию 2-го и 3-го Украинских фронтов.
28.07.1944 полк перебазировался на аэродром в освобождённый Тернополь. С развитием успешного наступления полк громил врага в глубине его обороны, уничтожал резервы противника, его укрепления, мешающие продвижению танков. Одновременно с основной задачей по штурмовке техники и живой силы противника части дивизии собирали разведданные о сосредоточении и передвижении вражеских войск.
22 августа 1944 полк в течение всего дня группами под прикрытием истребителей наносил бомбоштурмовые удары по артиллерии и танкам противника, по отходившим колоннам противника на дороге Тыргу-Фрумос — Роман, уничтожал переправы через реку Серет и скопления автомашин на переправах в районе Могоетити, Миклаушапи, Ротунда, Сарна, подавлял огонь батарей на позициях, а также уничтожал подходящие из района Васлуя резервы.
23 августа 1944 массированные штурмовые удары с воздуха взломали оборону противника, проходившую по южному берегу реки Бахлуй на рубеже Падуплоаей — Яссы. В этот день войска 2-го Украинского фронта между реками Серет и Прут овладели важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом обороны противника — городом Васлуй.
Приказом Верховного Главнокомандующего Сталина от 23 августа 1944 года № 170 было отмечено, что в боях за овладение городом Васлуй отличились лётчики 166-го гвардейского штурмового авиаполка майора Войтекайтеса. Этим Приказом за отличное ведение боевых действий личному составу полков 10-й гвардейской дивизии была объявлена благодарность Верховного Главнокомандующего, а полк был награждён Орденом Боевого Красного Знамени и стал именоваться как 166-й гвардейский Краснознамённый штурмовой авиационный полк.
Освобождая Молдавию, войска 2-го и 3-го Украинских фронтов вышли на государственную границу СССР, пересекли её и с ходу стали освобождать Румынию, затем Болгарию и Югославию от немецко-фашистских захватчиков. Взаимодействуя с частями 6-й танковой армии, летчики 166-го гвардейского авиаполка наносили массированные штурмовые удары с воздуха, взломали оборону противника, проходившую по южному берегу реки Бахлуй на рубеже Падуплоаей — Яссы.
При содействии штурмовой авиации 10-й гвардейской авиадивизии и 166-го гвардейского авиаполка 27 августа была ликвидирована окружённая группировка противника восточнее реки Прут, а 29 августа уничтожены вражеские части, которым удалось переправиться через Прут юго-западнее Хуши. Развивая наступление, войска фронта штурмом овладели городами и крупными узлами коммуникаций Фокшаны и Рымникул-Сэрат (Рымник). Полк громил врага в глубине его обороны, уничтожал резервы противника, его укрепления, мешающие продвижению танков. Одновременно с основной задачей по штурмовке техники и живой силы противника лётчики собирали разведданные о сосредоточении и передвижении вражеских войск.
30 августа были освобождены города Плоешти и Крайово, а 31-го — освобождена столица Румынии Бухарест. 31 августа 1944 года столица нашей Родины Москва салютовала славным освободителям города Бухарест. Приказом Верховного Главнокомандующего от 31.08.1944 года № 183 было отмечено, что в боях за овладение городом Бухарест отличились лётчики 10-й гвардейской шад генерал-майора авиации Витрука.
С 27.09.1944 по 15.05.1945 166-й гв. шап — в составе 17-й Воздушной армии и 3-го Украинского фронта. Полк получил приказ перебазироваться на новый аэродром на юго-западе Румынии. Необходимо было организовать перелёт через Трансильванские горы. Пришлось решать ряд вопросов, связанных с перебазированием полка, что было сделать не так просто. Тем не менее, полк перебазировался в район Видино за одни сутки, ни на час не прекращая выполнение боевых заданий.
В ночь на 28 сентября 1944 г. войска 3-го Украинского фронта пересекли болгаро-югославскую границу и вступили на территорию Югославии. 10-я гвардейская шад (166-й гвардейский полк) стала обеспечивать действия первого эшелона фронта, в частности, 57-й армии и 4-го гвардейского механизированного корпуса, а также частей Народно-освободительной армии Югославии.
166-й гвардейский авиаполк в начале октября 1944 года продолжал дезорганизовывать железнодорожные и автомобильные перевозки врага, уничтожать его живую силу и боевую технику на марше и в районах сосредоточения, совершал налёты на аэродромы Земун, Нови-Сад, громил противника в районе Неготина и Милановца.
Белградская наступательная операция
16.10.1944 полк перебазировался на аэродром Црвена-Црква. На рассвете 17 октября краснозвёздные Илы 166-го полка под прикрытием истребителей уже взлетали, чтобы проложить путь наступающим на Белград войскам. В этот день был нанесён урон и уничтожены: скопления войск и техники противника в окружённом Белграде; в районе Земуна уничтожены артиллерийские позиции и резервы противника, подходящие на помощь окружённому белградскому гарнизону, аэродром в Нови-Сад.
В середине октября 1944 года успешную борьбу с танками отступавших по горным дорогам частей гитлеровцев вели лётчики 166-го гвардейского штурмового авиационного полка А. Н. Войтекайтес, А. П. Дудкин, Н. С. Захаров, В. Н. Зинченко, А. А. Калачев, Б. А. Пестров, Г. С. Стародубцев, Е. А. Фомин и И. Т. Фролов, впоследствии Герои Советского Союза. Лётчики проникали в, казалось бы, недоступные ущелья, теснины, оставляя после своих атак разбитые «пантеры», «фердинанды», сгоревшие вагоны, грузовики.
20 октября 1944 года советские войска совместно с войсками Народно-освободительной армии Югославии освободили столицу Югославии — Белград, города Нови Сад и Панчево от немецко-фашистских захватчиков. В числе отличившихся в белградской освободительной операции были названы и лётчики 166-го гвардейского штурмового авиаполка.
С октября 1944 года полк оказывал помощь Югославии в создании её ВВС. В наступившем Новом 1945-м году полк вёл бои в районе реки Драва и продвигался на запад по землям Венгрии и Югославии. Используя как паузы между боями, так и собственно боевые действия, командиры и инженеры 166-го гвардейского полка успешно обучали и передавали свой опыт югославским лётчикам. Для инструкторской и преподавательской работы были выделены лучшие лётные и технические кадры, организован учебный центр по подготовке лётчиков и по подготовке инженерно-технического состава. В кратчайшие сроки и в ходе выполнения боевых задач в 166-м полку прошёл обучение и был поставлен на крыло боевой штурмовой авиаполк Югославских ВВС.
Балатонская наступательная операция
Завершение окончательного этапа освобождения Югославии создало благоприятные условия для ведения боевых действий советских войск на будапештском и венском стратегических направлениях.
После завершения Белградской операции и последующего наступления югославской армии главные силы 3-го Украинского фронта, в том числе и 166-й гвардейский авиаполк, были переброшены на левобережье Дуная для наступления вглубь Венгрии. Полк прикрывал с воздуха плацдармы и переправы, обеспечивал прикрытие сосредоточиваемых войск фронта для развёртывания дальнейших боевых действий по освобождению Венгрии и Австрии. Одновременно полк не прекращал боевых вылетов на поддержку боевых действий НОАЮ.
Вторая половина февраля и март 1945 для войск 3-го Украинского фронта оказались напряжёнными. На отдельных участках гитлеровцы предпринимали частые контратаки, силясь отбросить наши части за Дунай. Обречённый на гибель враг вводил последние резервы, отчаянно сопротивлялся, пытаясь ускользнуть от сурового возмездия. 166-й гвардейский штурмовой авиаполк принимал активное участие в этих упорных боях, своими ударами полк в огромной мере препятствовал продвижению противника на правый берег.
23 марта войска 3-го Украинского фронта, отразив атаки одиннадцати танковых дивизий гитлеровцев юго-западнее Будапешта, перешли в наступление и овладели городами Секешфехервар, Мар, Зирес, Веспрем, Саксард. Вечером в сообщении Совинформбюро зачитали Приказ Верховного главнокомандующего Сталина № 306 от 23.03.1945 об успехах 3-го Украинского фронта в освобождении венгерских городов. В числе отличившихся были названы и лётчики гвардии 10-й гвардейской шад генерал-майора авиации А. Н. Витрука. Большую помощь наземным войскам оказали лётчики 166-го авиаполка, которые нанесли сокрушительные удары по железнодорожным станциям. При налёте на один железнодорожный узел было повреждено и уничтожено 15 паровозов, 150 вагонов, 20 цистерн. Метким огнём летчиков-истребителей были сожжены два находящихся в пути эшелона с войсками противника.
Завершив освобождение Венгрии, в начале апреля 1945 года полк стал вести боевые действия на территории Австрии. Одновременно полк поддерживал наступление 1-й, 2-й, 3-й югославских армий и 1-й болгарской армии в междуречье Дуная и Савы, на рубеже Вуковар, река Сава. 12 апреля освободили город Вуковар и ряд других населённых пунктов. 13 апреля войска форсировали Драву, освободили Валпово, а вскоре и город Осиек и Дони-Михоляц. К концу апреля — началу мая Югославская армия при поддержке 166-го полка бок о бок с поставленными полком на крыло югославскими лётчиками освободила всю территорию Югославии, города Вуковар, Валпово, Осиек, Дони-Михоляц, Загреб, Марибор, Карловац, Риека, Славонски-Брод и итальянский город Триест.
Правительство, Министерство народной обороны Югославии высоко оценили боевую работу полка в боях за освобождение страны и помощь в формировании ВВС Народно-Освободительной армии Югославии. Командир 166-го полка гвардии майор А. Н. Войтекайтес и ряд других лётчиков полка были награждены высокими правительственными наградами Югославии.
241-й, он же 166-й гвардейский Краснознаменный штурмовой авиаполк прошёл долгий путь по дорогам войны, защищал Ригу, Москву, Тулу и Сталинград, освобождал Воронеж, Орёл, Курск, Белгород, освобождал Украину и её города: Харьков, Сумы, Полтаву, Винницу, Черкассы, Киев, Житомир, Белую Церковь, Луцк, Тернополь, Львов, Ивано-Франковск; освобождал Молдавию и её столицу Кишинёв. Освобождал Румынию, Сербию, Хорватию, Словению, Венгрию, Австрию и даже Италию. Участвовал в боях за освобождение трёх европейских столиц — Бухареста, Белграда и Будапешта и огромного ряда других европейских городов.
День победы 9-го мая 1945 года 166-й гвардейский Краснознамённый штурмовой авиаполк вместе с югославскими товарищами встретил в Словении. Продолжавшие сопротивление остатки немецких войск группы армий «Е» стремились вырваться из сжимавшегося вокруг кольца окружения на территории Словении и Австрии и сдаться в плен английским войскам. Боевые действия полка по их ликвидации продолжались по 15 мая.
Оставив в дар югославскому народу свои боевые самолёты и другую технику, 166-й гвардейский Краснознаменный штурмовой авиационный полк в конце мая 1945 года на транспортных самолётах возвратился на Родину. Полк, теперь уже в/ч 10227, получив новую матчасть ИЛ-10, получил назначение в ЗакВО, аэродром базирования Сандар (Марнеули), охранять южные рубежи СССР.
Полное наименование
- 166-й гвардейский Краснознаменный штурмовой авиационный полк
Подчинение
Командиры
- майор Обухов Алексей Филлипович — с мая 1941 по май 1942 года;
- майор Сыченко Пётр Федорович — с мая 1942 по апрель 1944 года;
- майор Войтекайтес Анатолий Николаевич — с апреля 1944 по 1946 год (с сентября по октябрь 1943 ВРИД).
- майор Белов Михаил Алексеевич начштаба с1942 по 1943 гг
Отличившиеся воины полка
| Ф. И.О | Должность | Звание | Дата награждения | Данные о вылетах | Примечания | |
|---|---|---|---|---|---|---|
|
Коротков Михаил Иванович | командир эскадрильи | майор | 14.02.1943 | 40 боевых вылетов, уничтожил 4 танка, 224 автомашины, 4 цистерны с горючим, 4 зенитные батареи, 32 повозки с грузами, более 100 солдат противника. Погиб в воздушном бою 05.02.1942 | посмертно |
|
|
Сыченко Пётр Фёдорович | заместитель командира эскадрильи | капитан | 14.02.1943 | С 20.10.1941 по 31.12.1941 года сделал 42 успешных боевых вылета на штурмовку войск противника в районы: Ефремов-Волово-Горлово-Михайлов-Епифань-Никитское-Богоявленка-Архангельское и др. За 42 боевых вылета уничтожил: 6 танков, 169 автомашин, 10 автобусов, 25 мотоциклистов, 3 зенитных батареи, 2 легковые автомашины, 773 солдат и офицеров, 2 цистерны с горючим, 26 конных повозок с грузом, 2 дома с фашистами. | В апреле 1944 года командир полка майор П. Ф. Сыченко передал полк капитану Войтекайтесу и принял под своё командование 118-й окрап. |
| орден Александра
Невского |
Белов Михаил
Алексеевич |
начальник
штаба |
майор | 29.12.1942 | За умелую организацию работы штаба в условиях боевой работы за непрерывную работу в Красной Армии в течение 25 лет. | 10.07.1943 совершил огненный таран: направил горящий штурмовик на механизированную колонну противника в районе Томаровки, Воронежский фронт. |
| - | Сёмкин Иван Иванович | лётчик | младший лейтенант | - | - | 14.11.1943 совершил огненный таран вместе со стрелком Вухминым Иваном Порфирьевичем: в районе ст. Кривое под Белой Церковью таранили горящим самолётом гитлеровскую танковую колонну. |
|
|
Матвеев Александр Васильевич | командир эскадрильи | гвардии лейтенант | 04.02.1944 | К ноябрю 1943 совершил более 100 боевых вылетов на бомбардировку и штурмовку живой силы и техники противника. | - |
|
|
Дудкин Александр Павлович | заместитель командира эскадрильи, штурман эскадрильи | гвардии старший лейтенант | 26.10.1944 | К августу 1944 совершил 103 боевых вылета, нанеся противнику большой урон в живой силе и технике. В боях за освобождение Югославии погиб под г. Нови-Сад при выполнении боевого задания 4.01.1945. Похоронен в братской могиле в г. Нови-Сад | - |
|
|
Пестров Борис Алексеевич | заместитель командира эскадрильи | гвардии лейтенант | 26.10.1944 | К июню 1944 совершил 103 боевых вылета на разведку и штурмовку оборонительных сооружений, железнодорожных станций, скоплений живой силы и техники противника. | - |
|
|
Фомин Евгений Александрович | командир эскадрильи | гвардии капитан | 26.10.1944 | К августу 1944 совершил 93 боевых вылета на бомбардировку и штурмовку скоплений войск противника, сбил вражеских самолёт. | - |
|
|
Войтекайтес Анатолий Николаевич | командир полка | гвардии майор | 29.06.1945 | К февралю 1945 совершил 119 боевых вылетов на штурмовку опорных пунктов, переправ, скоплений войск противника. | - |
|
|
Захаров, Николай Сергеевич | штурман полка | гвардии старший лейтенант | 29.06.1945 | К февралю 1945 совершил 131 боевой вылет на штурмовку железнодорожных станций, огневых средств, живой силы и техники противника. | - |
|
|
Калачёв, Анатолий Александрович | штурман эскадрильи | гвардии старший лейтенант | 29.06.1945 | К февралю 1945 совершил 109 боевых вылетов на бомбардировку и штурмовку живой силы и техники противника, нанёс ему большой урон. | - |
|
|
Стародубцев Георгий Степанович | командир звена | гвардии старший лейтенант | 29.06.1945 | К февралю 1945 совершил 133 боевых вылета на бомбардировку и штурмовку железнодорожных эшелонов, живой силы и техники противника, нанеся ему большой урон. | - |
|
|
Зинченко Валентин Николаевич | летчик | гвардии лейтенант | 18.08.1945 | К апрелю 1945 совершил 102 боевых вылета на разведку и штурмовку живой силы и техники противника. | - |
|
|
Фролов Иван Тимфеевич | командир звена | гвардии старший лейтенант | 18.08.1945 | К апрелю 1945 совершил 114 боевых вылетов на разведку, штурмовку и бомбардировку живой силы и техники противника. | - |
| Орден Красного Знамени | Куляпин Валентин Александрович | заместитель командира эскадрильи по политчасти | гвардии капитан | 1981 | 18 июля 1981 года гв. Капитан Куляпин В. А. на реактивном самолете СУ-15 совершил воздушный таран нарушителя границы и сбил самолёт Канадэр CL-44 (это был второй в истории авиации таран после тарана капитана Г. Н. Елисеева). | Представлялся к званию Героя Советского Союза, но был награждён орденом Боевого Красного Знамени. |
Напишите отзыв о статье "166-й гвардейский штурмовой авиационный полк"
Ссылки
- [www.soldat.ru/doc/perechen Перечень No.12 авиационных полков военно-воздушных сил Красной Армии, входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]
- [allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/sssr/struct/p/shap241.dat Справочник]
- [sandar.ucoz.ru Сайт 166-го гв.авиаполка]
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий 166-й гвардейский штурмовой авиационный полк
– Хотела уснуть, mon cousin, и не могу.– Ну, что, моя милая? – сказал князь Василий, взяв руку княжны и пригибая ее по своей привычке книзу.
Видно было, что это «ну, что» относилось ко многому такому, что, не называя, они понимали оба.
Княжна, с своею несообразно длинною по ногам, сухою и прямою талией, прямо и бесстрастно смотрела на князя выпуклыми серыми глазами. Она покачала головой и, вздохнув, посмотрела на образа. Жест ее можно было объяснить и как выражение печали и преданности, и как выражение усталости и надежды на скорый отдых. Князь Василий объяснил этот жест как выражение усталости.
– А мне то, – сказал он, – ты думаешь, легче? Je suis ereinte, comme un cheval de poste; [Я заморен, как почтовая лошадь;] а всё таки мне надо с тобой поговорить, Катишь, и очень серьезно.
Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!
В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.
Не прошло и двух минут, как князь Василий, в своем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел в комнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного, когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего он прежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать, крепко ли она держится.
– Courage, courage, mon ami. Il a demande a vous voir. C'est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал вас видеть. Это хорошо…] – и он хотел итти.
Но Пьер почел нужным спросить:
– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.
Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.
– За мою руку держись, уронишь так, – послышался ему испуганный шопот одного из слуг, – снизу… еще один, – говорили голоса, и тяжелые дыхания и переступанья ногами людей стали торопливее, как будто тяжесть, которую они несли, была сверх сил их.
Несущие, в числе которых была и Анна Михайловна, поровнялись с молодым человеком, и ему на мгновение из за спин и затылков людей показалась высокая, жирная, открытая грудь, тучные плечи больного, приподнятые кверху людьми, державшими его под мышки, и седая курчавая, львиная голова. Голова эта, с необычайно широким лбом и скулами, красивым чувственным ртом и величественным холодным взглядом, была не обезображена близостью смерти. Она была такая же, какою знал ее Пьер назад тому три месяца, когда граф отпускал его в Петербург. Но голова эта беспомощно покачивалась от неровных шагов несущих, и холодный, безучастный взгляд не знал, на чем остановиться.
Прошло несколько минут суетни около высокой кровати; люди, несшие больного, разошлись. Анна Михайловна дотронулась до руки Пьера и сказала ему: «Venez». [Идите.] Пьер вместе с нею подошел к кровати, на которой, в праздничной позе, видимо, имевшей отношение к только что совершенному таинству, был положен больной. Он лежал, высоко опираясь головой на подушки. Руки его были симметрично выложены на зеленом шелковом одеяле ладонями вниз. Когда Пьер подошел, граф глядел прямо на него, но глядел тем взглядом, которого смысл и значение нельзя понять человеку. Или этот взгляд ровно ничего не говорил, как только то, что, покуда есть глаза, надо же глядеть куда нибудь, или он говорил слишком многое. Пьер остановился, не зная, что ему делать, и вопросительно оглянулся на свою руководительницу Анну Михайловну. Анна Михайловна сделала ему торопливый жест глазами, указывая на руку больного и губами посылая ей воздушный поцелуй. Пьер, старательно вытягивая шею, чтоб не зацепить за одеяло, исполнил ее совет и приложился к ширококостной и мясистой руке. Ни рука, ни один мускул лица графа не дрогнули. Пьер опять вопросительно посмотрел на Анну Михайловну, спрашивая теперь, что ему делать. Анна Михайловна глазами указала ему на кресло, стоявшее подле кровати. Пьер покорно стал садиться на кресло, глазами продолжая спрашивать, то ли он сделал, что нужно. Анна Михайловна одобрительно кивнула головой. Пьер принял опять симметрично наивное положение египетской статуи, видимо, соболезнуя о том, что неуклюжее и толстое тело его занимало такое большое пространство, и употребляя все душевные силы, чтобы казаться как можно меньше. Он смотрел на графа. Граф смотрел на то место, где находилось лицо Пьера, в то время как он стоял. Анна Михайловна являла в своем положении сознание трогательной важности этой последней минуты свидания отца с сыном. Это продолжалось две минуты, которые показались Пьеру часом. Вдруг в крупных мускулах и морщинах лица графа появилось содрогание. Содрогание усиливалось, красивый рот покривился (тут только Пьер понял, до какой степени отец его был близок к смерти), из перекривленного рта послышался неясный хриплый звук. Анна Михайловна старательно смотрела в глаза больному и, стараясь угадать, чего было нужно ему, указывала то на Пьера, то на питье, то шопотом вопросительно называла князя Василия, то указывала на одеяло. Глаза и лицо больного выказывали нетерпение. Он сделал усилие, чтобы взглянуть на слугу, который безотходно стоял у изголовья постели.
– На другой бочок перевернуться хотят, – прошептал слуга и поднялся, чтобы переворотить лицом к стене тяжелое тело графа.
Пьер встал, чтобы помочь слуге.
В то время как графа переворачивали, одна рука его беспомощно завалилась назад, и он сделал напрасное усилие, чтобы перетащить ее. Заметил ли граф тот взгляд ужаса, с которым Пьер смотрел на эту безжизненную руку, или какая другая мысль промелькнула в его умирающей голове в эту минуту, но он посмотрел на непослушную руку, на выражение ужаса в лице Пьера, опять на руку, и на лице его явилась так не шедшая к его чертам слабая, страдальческая улыбка, выражавшая как бы насмешку над своим собственным бессилием. Неожиданно, при виде этой улыбки, Пьер почувствовал содрогание в груди, щипанье в носу, и слезы затуманили его зрение. Больного перевернули на бок к стене. Он вздохнул.
– Il est assoupi, [Он задремал,] – сказала Анна Михайловна, заметив приходившую на смену княжну. – Аllons. [Пойдем.]
Пьер вышел.
В приемной никого уже не было, кроме князя Василия и старшей княжны, которые, сидя под портретом Екатерины, о чем то оживленно говорили. Как только они увидали Пьера с его руководительницей, они замолчали. Княжна что то спрятала, как показалось Пьеру, и прошептала:
– Не могу видеть эту женщину.
– Catiche a fait donner du the dans le petit salon, – сказал князь Василий Анне Михайловне. – Allez, ma pauvre Анна Михайловна, prenez quelque сhose, autrement vous ne suffirez pas. [Катишь велела подать чаю в маленькой гостиной. Вы бы пошли, бедная Анна Михайловна, подкрепили себя, а то вас не хватит.]
Пьеру он ничего не сказал, только пожал с чувством его руку пониже плеча. Пьер с Анной Михайловной прошли в petit salon. [маленькую гостиную.]
– II n'y a rien qui restaure, comme une tasse de cet excellent the russe apres une nuit blanche, [Ничто так не восстановляет после бессонной ночи, как чашка этого превосходного русского чаю.] – говорил Лоррен с выражением сдержанной оживленности, отхлебывая из тонкой, без ручки, китайской чашки, стоя в маленькой круглой гостиной перед столом, на котором стоял чайный прибор и холодный ужин. Около стола собрались, чтобы подкрепить свои силы, все бывшие в эту ночь в доме графа Безухого. Пьер хорошо помнил эту маленькую круглую гостиную, с зеркалами и маленькими столиками. Во время балов в доме графа, Пьер, не умевший танцовать, любил сидеть в этой маленькой зеркальной и наблюдать, как дамы в бальных туалетах, брильянтах и жемчугах на голых плечах, проходя через эту комнату, оглядывали себя в ярко освещенные зеркала, несколько раз повторявшие их отражения. Теперь та же комната была едва освещена двумя свечами, и среди ночи на одном маленьком столике беспорядочно стояли чайный прибор и блюда, и разнообразные, непраздничные люди, шопотом переговариваясь, сидели в ней, каждым движением, каждым словом показывая, что никто не забывает и того, что делается теперь и имеет еще совершиться в спальне. Пьер не стал есть, хотя ему и очень хотелось. Он оглянулся вопросительно на свою руководительницу и увидел, что она на цыпочках выходила опять в приемную, где остался князь Василий с старшею княжной. Пьер полагал, что и это было так нужно, и, помедлив немного, пошел за ней. Анна Михайловна стояла подле княжны, и обе они в одно время говорили взволнованным шопотом:
– Позвольте мне, княгиня, знать, что нужно и что ненужно, – говорила княжна, видимо, находясь в том же взволнованном состоянии, в каком она была в то время, как захлопывала дверь своей комнаты.
– Но, милая княжна, – кротко и убедительно говорила Анна Михайловна, заступая дорогу от спальни и не пуская княжну, – не будет ли это слишком тяжело для бедного дядюшки в такие минуты, когда ему нужен отдых? В такие минуты разговор о мирском, когда его душа уже приготовлена…
Князь Василий сидел на кресле, в своей фамильярной позе, высоко заложив ногу на ногу. Щеки его сильно перепрыгивали и, опустившись, казались толще внизу; но он имел вид человека, мало занятого разговором двух дам.
– Voyons, ma bonne Анна Михайловна, laissez faire Catiche. [Оставьте Катю делать, что она знает.] Вы знаете, как граф ее любит.
– Я и не знаю, что в этой бумаге, – говорила княжна, обращаясь к князю Василью и указывая на мозаиковый портфель, который она держала в руках. – Я знаю только, что настоящее завещание у него в бюро, а это забытая бумага…
Она хотела обойти Анну Михайловну, но Анна Михайловна, подпрыгнув, опять загородила ей дорогу.
– Я знаю, милая, добрая княжна, – сказала Анна Михайловна, хватаясь рукой за портфель и так крепко, что видно было, она не скоро его пустит. – Милая княжна, я вас прошу, я вас умоляю, пожалейте его. Je vous en conjure… [Умоляю вас…]
Княжна молчала. Слышны были только звуки усилий борьбы зa портфель. Видно было, что ежели она заговорит, то заговорит не лестно для Анны Михайловны. Анна Михайловна держала крепко, но, несмотря на то, голос ее удерживал всю свою сладкую тягучесть и мягкость.
– Пьер, подойдите сюда, мой друг. Я думаю, что он не лишний в родственном совете: не правда ли, князь?
– Что же вы молчите, mon cousin? – вдруг вскрикнула княжна так громко, что в гостиной услыхали и испугались ее голоса. – Что вы молчите, когда здесь Бог знает кто позволяет себе вмешиваться и делать сцены на пороге комнаты умирающего. Интриганка! – прошептала она злобно и дернула портфель изо всей силы.
Но Анна Михайловна сделала несколько шагов, чтобы не отстать от портфеля, и перехватила руку.
– Oh! – сказал князь Василий укоризненно и удивленно. Он встал. – C'est ridicule. Voyons, [Это смешно. Ну, же,] пустите. Я вам говорю.
Княжна пустила.
– И вы!
Анна Михайловна не послушалась его.
– Пустите, я вам говорю. Я беру всё на себя. Я пойду и спрошу его. Я… довольно вам этого.
– Mais, mon prince, [Но, князь,] – говорила Анна Михайловна, – после такого великого таинства дайте ему минуту покоя. Вот, Пьер, скажите ваше мнение, – обратилась она к молодому человеку, который, вплоть подойдя к ним, удивленно смотрел на озлобленное, потерявшее всё приличие лицо княжны и на перепрыгивающие щеки князя Василья.
– Помните, что вы будете отвечать за все последствия, – строго сказал князь Василий, – вы не знаете, что вы делаете.
– Мерзкая женщина! – вскрикнула княжна, неожиданно бросаясь на Анну Михайловну и вырывая портфель.
Князь Василий опустил голову и развел руками.
В эту минуту дверь, та страшная дверь, на которую так долго смотрел Пьер и которая так тихо отворялась, быстро, с шумом откинулась, стукнув об стену, и средняя княжна выбежала оттуда и всплеснула руками.
– Что вы делаете! – отчаянно проговорила она. – II s'en va et vous me laissez seule. [Он умирает, а вы меня оставляете одну.]
Старшая княжна выронила портфель. Анна Михайловна быстро нагнулась и, подхватив спорную вещь, побежала в спальню. Старшая княжна и князь Василий, опомнившись, пошли за ней. Через несколько минут первая вышла оттуда старшая княжна с бледным и сухим лицом и прикушенною нижнею губой. При виде Пьера лицо ее выразило неудержимую злобу.
– Да, радуйтесь теперь, – сказала она, – вы этого ждали.
И, зарыдав, она закрыла лицо платком и выбежала из комнаты.
За княжной вышел князь Василий. Он, шатаясь, дошел до дивана, на котором сидел Пьер, и упал на него, закрыв глаза рукой. Пьер заметил, что он был бледен и что нижняя челюсть его прыгала и тряслась, как в лихорадочной дрожи.
– Ах, мой друг! – сказал он, взяв Пьера за локоть; и в голосе его была искренность и слабость, которых Пьер никогда прежде не замечал в нем. – Сколько мы грешим, сколько мы обманываем, и всё для чего? Мне шестой десяток, мой друг… Ведь мне… Всё кончится смертью, всё. Смерть ужасна. – Он заплакал.
Анна Михайловна вышла последняя. Она подошла к Пьеру тихими, медленными шагами.
– Пьер!… – сказала она.
Пьер вопросительно смотрел на нее. Она поцеловала в лоб молодого человека, увлажая его слезами. Она помолчала.
– II n'est plus… [Его не стало…]
Пьер смотрел на нее через очки.
– Allons, je vous reconduirai. Tachez de pleurer. Rien ne soulage, comme les larmes. [Пойдемте, я вас провожу. Старайтесь плакать: ничто так не облегчает, как слезы.]
Она провела его в темную гостиную и Пьер рад был, что никто там не видел его лица. Анна Михайловна ушла от него, и когда она вернулась, он, подложив под голову руку, спал крепким сном.
