17-й казачий кавалерийский корпус

Поделись знанием:
(перенаправлено с «17-й кавалерийский корпус»)
Перейти к: навигация, поиск
17-й Кубанский казачий кавалерийский корпус
Награды:

Род войск:

кавалерия

Формирование:

1 января 1942

Расформирование (преобразование):

27 августа 1942

Преемник:

4-й гвардейский казачий кавалерийский корпус

17-й Кубанский казачий кавалерийский корпус (17-й кк) — кавалерийское соединение конницы РККА в составе Вооружённых сил СССР во время Великой Отечественной войны.

Был образован в Краснодарском крае 1 января 1942 по приказу Ставки ВГК в СКВО. Формирование происходило на казачьи средства из кубанских казаков — добровольцев. За боевые заслуги 27 августа 1942 года присвоено почётное наименование «Гвардейский» и переименован в 4-й гвардейский. Десятки тысяч его воинов награждены орденами и медалями, впоследствии 22-м присвоено звание Героя Советского Союза.





Боевой путь

В составе Северо-Кавказского фронта участвовал в Битве за Кавказ, в том числе Армавиро-Майкопской оборонительной операции, обороне дальних подступов к Туапсе. Под станицей Кущёвской на несколько дней задержал продвижение немецко-фашистских войск, неоднократно нанося контрудары в пешем и конном строю, и сам понеся значительные потери. Станица несколько раз переходила из рук в руки.

Командный состав корпуса

Командиры корпуса

Состав

На 1 февраля 1942

На 1 мая 1942

На 1 июня 1942

Награды и почётные наименования

25 августа за мужество и героизм 555 казаков, командиров и политработников кавкорпуса были награждены орденами и медалями, а 27 августа «Правда» опубликовала приказ Наркома обороны СССР о присвоении кавкорпусу и его частям звания гвардейских.

«За проявленную отвагу в боях за Отечество, — говорилось в приказе, — за стойкость, мужество, дисциплину и организованность, за героизм личного состава преобразовать:

  1. 17-й казачий кавкорпус в 4-й Гвардейский казачий кавкорпус — командир корпуса генерал-лейтенант Н. Я. Кириченко;
  2. 12-ю Кубанскую казачью кавалерийскую дивизию в 9-ю гвардейскую Кубанскую казачью кавалерийскую дивизию (командир дивизии генерал-майор Тугаринов И. В.);
  3. 13-ю Кубанскую казачью кавалерийскую дивизию в 10-ю гвардейскую Кубанскую казачью кавалерийскую дивизию (командир дивизии генерал-майор Б. С. Миллеров);
  4. 15-ю Донскую казачью кавалерийскую дивизию в 11-ю гвардейскую Донскую казачью кавалерийскую дивизию (командир дивизии генерал-майор С. И. Горшков);
  5. 116-ю Донскую казачью кавалерийскую дивизию в 12-ю Гвардейскую Донскую казачью кавалерийскую дивизию (командир дивизии генерал-майор Я. С. Шарабурко);
  6. 149-й минометный полк в 149-й гвардейский минометный полк (командир полка майор В. Н. Масловский);
  7. 267-й отдельный конно-артиллерийский дивизион во 2-й гвардейский отдельный конно-артиллерийский дивизион (командир дивизиона капитан С. Т. Чекурда);
  8. 27-й Отдельный дивизион связи в 27-й гвардейский отдельный дивизион связи (командир дивизиона майор И. К. Голик)».

Память

  • На въезде в станицу Кущёвскую установлен памятник казакам корпуса.

Напишите отзыв о статье "17-й казачий кавалерийский корпус"

Литература

  • От Кубани до Праги, Краснодар, 1972
  • Казаки-гвардейцы, Краснодар, 1980
  • Четвёртый гвардейский Кубанский, Краснодар, 1981

Ссылки

  • [kaz-vov.by.ru Социально-исторический проект "Едут, едут по Берлину наши КАЗАКИ…]
  • [tankfront.ru/ussr/kk/gvkk04.html 4-й гвардейский Кубанский кавалерийский казачий корпус]


Отрывок, характеризующий 17-й казачий кавалерийский корпус

Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.