17-я гвардейская стрелковая дивизия

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
17-я гвардейская стрелковая дивизия
Годы существования

17.03.1942 -

Страна

СССР

Тип

пехота

Знаки отличия

«Духовщинская» «Хинганская»

17-я гвардейская стрелковая дивизия — воинское подразделение СССР в Великой Отечественной войне





История

17.03.1942 119-й стрелковая дивизия получила звание 17-й гвардейской стрелковой дивизии.

В действующей армии с 17.03.1942 по 30.04.1945, с 09.08.1945 по 03.09.1945

С весны 1942 года вела оборонительные бои в районе города Белый.

Со 2 по 14 июля немцы провели операцию «Зейдлиц» по окружению 39-я армии и 11-й кк, а также части левого фланга 41-й (17-я гв., 135-я сд, 21-я т бр) и правого фланга 22-й армии (355-я, часть 380-й, отдельные части 185-й сд). 02.07.1942 года вступила в бой с двумя дивизиями противника (2-й танковой и 246-й пехотной), и 6.07.1942 (по немецким данным 05.07.1942) была полностью окружена. После чего, отдельными группами под командованием старших командиров, лесами и труднопроходимыми болотами с боями выходила из тыла врага в район Патрушино — Льба. Командование дивизии принял на себя начальник штаба дивизии гвардии полковник Збандуто

Из окружения в 07-09.07.1942 года вышли 1759 человек, вынесено два 82-мм миномета, два станковых и восемь ручных пулеметов, 800 винтовок, 2 ПТР, 3- ППШ, 60 револьверов. Впоследствии из окружения продолжали выходить, как записано в документах «отдельные люди и подразделения». Всего дивизия потерла убитыми, ранеными и попавшими в плен 3822 чел.

Воспоминания офицера связи 26-го гв. ап 17-й гв.сд В.Полякова: «Обоз все время торопили и нам стоило больших усилий пробираться через непрерывные завалы из поваленных деревьев и груды техники. Солнце садилось, когда последние повозки выбрались из леса недалеко от того места, где днём находился штаб полка. Кругом трупы. Прямо около дороги лежало тело начфина Максимова с оторванными ногами, ему наскоро готовили тут же могилу…Собрав остаток повозок, тылы двинулись дальше на северо-запад к видневшемуся впереди лесу. Проходя мимо Солодилово, я увидел нашу „тридцатьчетверку“. Танк шёл по пустынной улице, развернув башню назад и посылая выстрел за выстрелом…Танк выполнял роль арьергарда, прикрывая отход тылов. И, действительно, не успели мы войти в лес, как немецкие автоматчики заняли деревню…Не имея никакой связи с полком, начальник тыла послал меня в штаб…В штабе царила атмосфера спокойной обреченности, Чувствовалось, что люди сделали всё возможное, что в их силах, и теперь по инерции, по укоренившейся привычке долга, дотягивают свою ношу до конца, до исчерпания последних сил…»

декабрь 1942 г. — провал немецкой операции «Тайфун» по захвату Москвы, отход на запад на рубеж Оленино — Ржев — Вязьма;

март 1943 г. — дивизия преследует отходящего противника на Ржевско-Вяземском направлении;

апрель 1943 г. — в составе 39-й армии дивизия выведена из боя в резерв фронта;

июль-август 1943 г. — участие в Курской битве, наступление на Смоленском направлении с рубежа Духовщина — Смоленск — Рославль;

13-16 августа 1943 г. — взятие с. Понизовье;

16-17 сентября 1943 г. — форсирование р. Царевич, взятие г. Духовщина (в честь этого в Москве дан салют, дивизии присвоено почетное наименование «Духовщинская»);

29 сентября 1943 г. — в ходе Духовщинско-Демидовской операции форсирование р. Березина, взятие г. Рудня (дивизия награждается орденом Красного Знамени);

до мая 1944 г. — дивизия ведёт оборонительные и наступательные бои на рубеже г. Рудня-Витебск;

май 1944 г. — штурм высоты 222,9, большие потери;

июнь 1944 г. — вывод в резерв: отдых и доукомплектование;

23 июня 1944 г. — форсирование р. Лучес в направлении на Витебск, захват станции Замосточье, перекрытие шоссе Витебск — Орша;

25 июня 1944 г. — выход к реке Западная Двина, завершение окружения витебской группировки противника;

27 июня 1944 г. — дивизия сыграла решающую роль в завершении ликвидации окруженной группировки противника, награждена орденом Суворова II степени;

до сентября 1944 г.- 500-километровый марш до г. Укмерге, Литва, северо-восточнее Каунаса;

сентябрь 1944 г. — дивизия прошла с боями 100 километров, вышла к Рассейнянской линии обороны немцев, которую они обороняли в 1914 г.;

7 октября 1944 г. — прорыв линии обороны, преследование до 70 км, выход к г. Таураге — последнему оплоту немцев на границе Восточной Пруссии;

9 октября 1944 г. — захват г. Таураге, что нарушило снабжение Курляндской группировки немцев по шоссе Рига — Тильзит;

11 октября 1944 г. — 70-километровый марш, выход на государственную границу СССР в районе г. Науместис; с 17 октября 1944 г. — наступление на Тильзитском направлении, захват и оставление г. Пилькаллена. За эти бои были награждены: орденом Красного Знамени — 45-й стрелковый и 26-й артиллерийский полки, орденом Суворова II степени — 49-й стрелковый полк, орденом Кутузова III степени — 52-й стрелковый полк;

13 января 1945 г. — освобождение г. Пилькаллен;

15 января 1945 г. — освобождение г. Ужнияцнен;

с 22 января 1945 г. — форсирование р. Дайма в районе г. Куменен, выход к внешнему оборонительному обводу г. Кенигсберг; февраль-март 1945 г. — бои за г. Фишгаузен;

9 апреля 1945 г. — участие в штурме Кёнигсберга, очистка Земландского полуострова от немцев;

17 апреля 1945 г. — выход к Балтийскому морю, прекращение боевых действий;

13 мая 1945 г. — отправка эшелонами на Восток (через Красноярск поезда проследовали со стоянкой 2 часа);

13 июня 1945 г. — разгрузка у г. Чойбалсан, 10-дневный 360-километровый марш, в течение месяца боевая учёба в степном лагере;

8 августа 1945 г. — 150-километровый марш, выход к границе Внутренней Монголии;

9 августа 1945 г.- объявление войны Японии. Марш дивизии к перевалу Большой Хинган;

11 августа 1945 г. — первая стычка с японским отрядом. Первой из стрелковых соединений вышла на восточные скаты горного хребта Большой Хинган;

13 августа 1945 г. — захват столицы Внутренней Монголии г. Ваньемяо, преодоление 800 км перевалов Большого Хингана, выход на подступы к Мукдену, на Маньчжурские сопки;

23 августа 1945 г. — последний бой с японцами у станции Дебоссы, присвоение дивизии почетного наименования «Хинганская»;

4 сентября 1945 г. — дивизия прибыла в район Порт-Артура, где встретила окончание войны.

Впоследствии дислоцировалась в районе города Цзиньчжоу до вывода 39-й армии с территории Китая в мае 1955 года.

Полное название

17-я гвардейская стрелковая Духовщинско-Хинганская Краснознамённая ордена Суворова дивизия

Подчинение

Состав

  • 45-й гвардейский стрелковый полк
  • 48-й гвардейский стрелковый полк
  • 52-й гвардейский стрелковый полк
  • 26-й гвардейский артиллерийский полк
  • 507-й отдельный самоходно-артиллерийский дивизион (с 09.08.1945),
  • 22-й гвардейский отдельный истребительно-танковый дивизион
  • 11-я гвардейская зенитная батарея (до 10.05.1943)
  • 1-й гвардейский миномётный дивизион (до 01.10.1942)
  • 3-я гвардейская разведрота
  • 16-й гвардейский сапёрный батальон
  • 21-й гвардейский отдельный батальон связи (21-я гвардейская отдельная рота связи)
  • 383-й (13-й) медико-санитарный батальон
  • 15-я гвардейская отдельная рота химический защиты
  • 510-я (19-я) автотранспортная рота
  • 528-я (250-я) полевая хлебопекарня
  • 503-й (18-й) дивизионный ветеринарный лазарет
  • 493-я полевая почтовая станция
  • 360-я полевая касса Госбанка

Командиры

Награды

Память

В Красноярске именем дивизии в 1990 году кратковременно названа улица нового микрорайона. В том же году переименована в 2 улицы (ул. 78 Добровольческой Бригады и ул. Взлётная)

Именем первого комдива Александра Березина названа улица в Красноярске.

Отличившиеся воины дивизии

Орденами и медалями СССР награждены 6129 воинов дивизии. Пятеро стали героями СССР:

Напишите отзыв о статье "17-я гвардейская стрелковая дивизия"

Литература

  • Н. В. Огарков. Духовщинско-Демидовская операция // Советская Военная Энциклопедия. — Москва: Воениздат, 1977. — Т. 3. — С. 273—274. — 672 с. — 105 000 экз.
  • Истомин В. П., Смоленская наступательная операция 1943 г., М., 1975;
  • На смоленском направлении (Выдержки из… сводок Совинформбюро…), Смоленск, 1973.

Ссылки

  • [www.rkka.ru/ihandbook.htm Справочник]
  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/gvsd017/default.html Справочник]


Отрывок, характеризующий 17-я гвардейская стрелковая дивизия

– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.
– Мы его оттеда как долбанули, так все побросал, самого короля забрали! – блестя черными разгоряченными глазами и оглядываясь вокруг себя, кричал солдат. – Подойди только в тот самый раз лезервы, его б, братец ты мой, звания не осталось, потому верно тебе говорю…
Князь Андрей, так же как и все окружавшие рассказчика, блестящим взглядом смотрел на него и испытывал утешительное чувство. «Но разве не все равно теперь, – подумал он. – А что будет там и что такое было здесь? Отчего мне так жалко было расставаться с жизнью? Что то было в этой жизни, чего я не понимал и не понимаю».


Один из докторов, в окровавленном фартуке и с окровавленными небольшими руками, в одной из которых он между мизинцем и большим пальцем (чтобы не запачкать ее) держал сигару, вышел из палатки. Доктор этот поднял голову и стал смотреть по сторонам, но выше раненых. Он, очевидно, хотел отдохнуть немного. Поводив несколько времени головой вправо и влево, он вздохнул и опустил глаза.
– Ну, сейчас, – сказал он на слова фельдшера, указывавшего ему на князя Андрея, и велел нести его в палатку.
В толпе ожидавших раненых поднялся ропот.
– Видно, и на том свете господам одним жить, – проговорил один.
Князя Андрея внесли и положили на только что очистившийся стол, с которого фельдшер споласкивал что то. Князь Андрей не мог разобрать в отдельности того, что было в палатке. Жалобные стоны с разных сторон, мучительная боль бедра, живота и спины развлекали его. Все, что он видел вокруг себя, слилось для него в одно общее впечатление обнаженного, окровавленного человеческого тела, которое, казалось, наполняло всю низкую палатку, как несколько недель тому назад в этот жаркий, августовский день это же тело наполняло грязный пруд по Смоленской дороге. Да, это было то самое тело, та самая chair a canon [мясо для пушек], вид которой еще тогда, как бы предсказывая теперешнее, возбудил в нем ужас.
В палатке было три стола. Два были заняты, на третий положили князя Андрея. Несколько времени его оставили одного, и он невольно увидал то, что делалось на других двух столах. На ближнем столе сидел татарин, вероятно, казак – по мундиру, брошенному подле. Четверо солдат держали его. Доктор в очках что то резал в его коричневой, мускулистой спине.
– Ух, ух, ух!.. – как будто хрюкал татарин, и вдруг, подняв кверху свое скуластое черное курносое лицо, оскалив белые зубы, начинал рваться, дергаться и визжат ь пронзительно звенящим, протяжным визгом. На другом столе, около которого толпилось много народа, на спине лежал большой, полный человек с закинутой назад головой (вьющиеся волоса, их цвет и форма головы показались странно знакомы князю Андрею). Несколько человек фельдшеров навалились на грудь этому человеку и держали его. Белая большая полная нога быстро и часто, не переставая, дергалась лихорадочными трепетаниями. Человек этот судорожно рыдал и захлебывался. Два доктора молча – один был бледен и дрожал – что то делали над другой, красной ногой этого человека. Управившись с татарином, на которого накинули шинель, доктор в очках, обтирая руки, подошел к князю Андрею. Он взглянул в лицо князя Андрея и поспешно отвернулся.
– Раздеть! Что стоите? – крикнул он сердито на фельдшеров.
Самое первое далекое детство вспомнилось князю Андрею, когда фельдшер торопившимися засученными руками расстегивал ему пуговицы и снимал с него платье. Доктор низко нагнулся над раной, ощупал ее и тяжело вздохнул. Потом он сделал знак кому то. И мучительная боль внутри живота заставила князя Андрея потерять сознание. Когда он очнулся, разбитые кости бедра были вынуты, клоки мяса отрезаны, и рана перевязана. Ему прыскали в лицо водою. Как только князь Андрей открыл глаза, доктор нагнулся над ним, молча поцеловал его в губы и поспешно отошел.
После перенесенного страдания князь Андрей чувствовал блаженство, давно не испытанное им. Все лучшие, счастливейшие минуты в его жизни, в особенности самое дальнее детство, когда его раздевали и клали в кроватку, когда няня, убаюкивая, пела над ним, когда, зарывшись головой в подушки, он чувствовал себя счастливым одним сознанием жизни, – представлялись его воображению даже не как прошедшее, а как действительность.
Около того раненого, очертания головы которого казались знакомыми князю Андрею, суетились доктора; его поднимали и успокоивали.
– Покажите мне… Ооооо! о! ооооо! – слышался его прерываемый рыданиями, испуганный и покорившийся страданию стон. Слушая эти стоны, князь Андрей хотел плакать. Оттого ли, что он без славы умирал, оттого ли, что жалко ему было расставаться с жизнью, от этих ли невозвратимых детских воспоминаний, оттого ли, что он страдал, что другие страдали и так жалостно перед ним стонал этот человек, но ему хотелось плакать детскими, добрыми, почти радостными слезами.
Раненому показали в сапоге с запекшейся кровью отрезанную ногу.
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.
– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.