170-я стрелковая дивизия (2-го формирования)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Не следует путать со 170-й стрелковой дивизией 1-го формирования
170-я стрелковая дивизия
Награды:

Почётные наименования:

«Речицкая»

Войска:

сухопутные

Род войск:

пехота

Формирование:

07.01.1942 года

Расформирование (преобразование):

июль 1945 года

Предшественник:

431-я стрелковая дивизия

Боевой путь

1942-1943: Бои на северо-западном направлении

1943: Демянская операция 1943: Орловская наступательная операция
Кромско-Орловская операция
1943: Черниговско-Полтавская операция
Черниговско-Припятская операция
1943: Гомельско-Речицкая операция
1944: Белорусская операция
Бобруйская операция
1945: Восточно-Прусская операция
Млавско-Эльбингская операция

170-я стрелковая дивизия — воинское соединение СССР в Великой Отечественной войне.





История

Дивизия сформирована как 431-я стрелковая дивизия в ноябре-декабре 1941 года в Молотовской области. 07.01.1942 была переименована в 170-ю стрелковую дивизию.

В действующей армии с 04.04.1942 по 20.03.1943 и с 03.05.1943 по 09.05.1945.

По формировании направлена на Северо-Западный фронт, где в течение 1942—1943 годов вела бои в районе Валдая, в начале 1943 года участвует в Демянской операции в Парфинском районе Новгородской области, несёт потери, после чего отведена в резерв.

В мае 1943 года поступила в распоряжение Центрального фронта

С июля 1943 принимает участие в Кромско-Орловской операции, взятии крупного опорного пункта Змиевка и преследует отходящего врага на запад. Ведёт ожесточённые бои у города Кромы.

Затем приняла участие в Гомельско-Речицкой наступательной операции, в ночь на 22.09.1943 года дивизия форсировала Днепр в районе Лоева, отличилась при освобождении Речицы, затем вклинилась в оборону противника в направлении Бобруйска до рубежа Березины. В январе 1944 года отведена во второй эшелон.

С 24.06.1944 года, в ходе Бобруйской операции, прорывает оборону 5 километрах северо-западнее Рогачёва. 22.06.1944 сменила части 41-го стрелкового корпуса на передовой. Перед началом операции дивизия насчитывала 9 батальонов, 6077 человек личного состава, 3643 винтовок, 1552 автоматов, 244 ручных пулемёта, 66 станковых пулемётов, 210 противотанковых ружей, 54 82-х миллиметровых миномёта, 18 120-х миллиметровых миномёта, 30 45-миллиметровых орудий, 12 76-миллиметровых полковых орудия, 32 76-миллиметровых дивизионных орудия, 12 122-х миллиметровых орудия, 3 сапёрные роты.

Для прорыва обороны дивизии были приданы 63-я гаубичная артиллерийская бригада, 1890-й самоходно-артиллерийский полк, дивизион 6-го гвардейского минометного полка и Штрафная рота 48-й армии.

24.06.1944 форсировала Друть, к 9-00 26.06.1944 дивизия, имея двухэшелонный боевой порядок, вместе с самоходными орудиями вышла к реке Добысна. Попытка с хода форсировать эту реку успеха не имела. 27.06.1944 полностью прорвала оборону противника. На 30.06.1944 вела бои на подступах к Бобруйску.

После взятия Бобруйска, в котором дивизия принимала непосредственное участие, продолжила наступление, в июле 1944 года вела северо-западнее Бреста, 15.07.1944 года освобождает Порозовский район.

03.09.1944 года дивизия прорвала оборону противника в районе польского города Ружан, западнее города Острув-Мазовецка, вышла к реке Нарев, с ходу форсировала её и захватила на противоположном берегу плацдарм, который сумела впоследствии удержать.

Ведёт безуспешные бои по расширению Наревского плацдарма, 10.10.1944 года ведёт бои у населенного пункта Виндужка, 13.10.1944 года в районе населенного пункта Магнушев-Малы (9 километров юго-восточнее города Макув-Мазовецки, Польша), форсирует реку Ожиц.

С 14.01.1945 года наступает на Цеханув, Шреньск, Зелюнь, имея слева части 399-й стрелковой дивизии, преследуя отходившего противника, к исходу 16.01.1944 передовым отрядом подошла к Палуки.

В боях за Восточную Пруссию дивизия вела бои при прорыве и ликвидации Хайльсбергского укрепрайона, овладела городом Мюльхаузен и вышла на побережье Балтийского моря.

Расформирована в июле 1945 года.

Полное название

170-я стрелковая Речицкая Краснознамённая ордена Суворова дивизия

Состав

  • 391-й стрелковый полк
  • 422-й стрелковый полк
  • 717-й стрелковый полк
  • 294-й лёгкий артиллерийский
  • 286-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион
  • 210-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион
  • 134-й отдельный разведывательный батальон
  • 182-й отдельный сапёрный батальон
  • 210-й отдельный батальон связи (451-я отдельная рота связи)
  • 154-й медико-санитарный батальон
  • 140-я отдельная рота химической защиты
  • 49-я автотранспортная рота
  • 132-я полевая хлебопекарня
  • 481-я полевая почтовая станция
  • 466-я полевая касса Госбанка

Подчинение

Дата Фронт (округ) Армия Корпус Примечания
01.01.1942 года Уральский военный округ - - -
01.02.1942 года Уральский военный округ - - -
01.03.1942 года Резерв Ставки ВГК 58-я армия - -
01.04.1942 года Резерв Ставки ВГК 58-я армия - -
01.05.1942 года Северо-Западный фронт 34-я армия - -
01.06.1942 года Северо-Западный фронт 34-я армия - -
01.07.1942 года Северо-Западный фронт 34-я армия - -
01.08.1942 года Северо-Западный фронт 11-я армия - -
01.09.1942 года Северо-Западный фронт 11-я армия - -
01.10.1942 года Северо-Западный фронт 34-я армия - -
01.11.1942 года Северо-Западный фронт 11-я армия - -
01.12.1942 года Северо-Западный фронт 11-я армия - -
01.01.1943 года Северо-Западный фронт 11-я армия - -
01.02.1943 года Северо-Западный фронт 27-я армия - -
01.03.1943 года Северо-Западный фронт 27-я армия - -
01.04.1943 года Резерв Ставки ВГК 53-я армия - -
01.05.1943 года Степной военный округ 53-я армия - -
01.06.1943 года Центральный фронт - - -
01.07.1943 года Центральный фронт 48-я армия - -
01.08.1943 года Центральный фронт 48-я армия - -
01.09.1943 года Центральный фронт 48-я армия - -
01.10.1943 года Центральный фронт 48-я армия - -
01.11.1943 года Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.12.1943 года Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.01.1944 года Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.02.1944 года Белорусский фронт 48-я армия - -
01.03.1944 года 1-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.04.1944 года 1-й Белорусский фронт 50-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.05.1944 года 1-й Белорусский фронт 3-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.06.1944 года 1-й Белорусский фронт 3-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.07.1944 года 1-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.08.1944 года 1-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.09.1944 года 1-й Белорусский фронт 48-я армия - -
01.10.1944 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.11.1944 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 29-й стрелковый корпус -
01.12.1944 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.01.1945 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.02.1945 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.03.1945 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 53-й стрелковый корпус -
01.04.1945 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -
01.05.1945 года 2-й Белорусский фронт 48-я армия 42-й стрелковый корпус -

Командиры

  • Панчук Иван Владимирович (31.01.1942 — 24.07.1942), полковник
  • Ушаков Степан Игнатьевич (25.07.1942 — 29.12.1942), подполковник, с 04.09.1942 полковник
  • Карлов Федор Васильевич (30.12.1942 — 25.01.1943), полковник
  • Аксенов Сергей Иванович (26.01.1943 — 09.03.1943), полковник
  • Черяк Абрам Михайлович (10.03.1943 — 22.10.1943), полковник
  • Цыпленков Семен Григорьевич (23.10.1943 — 24.06.1944), полковник
  • Пузыревский Антон Михайлович (25.06.1944 — 30.06.1944), полковник
  • Матронин Василий Иванович (01.07.1944 — 20.07.1944), полковник
  • Цыпленков Семен Григорьевич (21.07.1944 — 09.05.1945), полковник

Награды и наименования

Награда (наименование) Дата За что получена
Речицкая 18.11.1943 за освобождение Речицы
 ?  ?
 ?  ?

Отличившиеся воины дивизии

Награда Ф. И. О. Должность Звание Дата награждения Примечания
Великоконь, Григорий Иванович командир взвода 422-го стрелкового полка старший сержант 24.03.1945
<center> Камаров, Джембай командир отделения роты автоматчиков 422-го стрелкового полка старший сержант 19.04.1945
<center> Кудашов, Георгий Максимович командир пулеметного взвода 391-го стрелкового полка младший лейтенант 15.01.1944
<center> Корнишин, Василий Иванович Командир взвода 717-го стрелкового полка младший лейтенант 24.03.1945 посмертно
<center> Мирошниченко, Пётр Афанасьевич командир взвода пешей разведки 717-го стрелкового полка лейтенант 03.06.1944 посмертно, 01.01.1944 закрыл телом амбразуру пулемёта
<center> Ткачёв, Александр Илларионович Командир отделения 368-й отдельной штурмовой роты старший сержант 30.09.1944 в составе дивизии награждён орденом Славы 3 степени
<center> Ульянин, Фёдор Иванович командир батальона 422-го стрелкового полка майор 23.08.1944
<center> Ходжаев, Ирнапас помощник командира взвода 717-го стрелкового полка старшина 24.03.1945 умер от ран 30.10.1944

Память

  • Музей в школе № 9 города Перми.

Напишите отзыв о статье "170-я стрелковая дивизия (2-го формирования)"

Литература

  • Цыпленков, Семен Григорьевич. Боевые спутники мои — Пермь : Кн. изд-во, 1973. — 186 с
  • Кавалеры ордена Славы трех степеней. Краткий биографический словарь — М.: Военное издательство,2000.

Ссылки

  • [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd202/default.html Справочник]
  • [www.soldat.ru/forum/viewtopic.php?f=2&t=2008 Форум]
  • [www.soldat.ru/files/ Боевой состав Советской Армии 1941—1945]
  • [www.soldat.ru/doc/perechen/ Перечень № 6 стрелковых, горнострелковых и моторизованных дивизий входивших в состав Действующей армии в годы Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.]


Отрывок, характеризующий 170-я стрелковая дивизия (2-го формирования)

Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.