1706 год в музыке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
1706 год в музыке
1704 — 1705 — 1706 — 1707 — 1708
См. также: Другие события в 1706 году
События в театре




События

  • Луи-Антуан Дорнель (фр. Louis-Antoine Dornel) сменил Франсуа Даженкура (фр. François d'Agincourt) на должности органиста в церкви Sainte-Marie-Madeleine-en-la-Cité.
  • Томас Дурфи (англ. Thomas d'Urfey) опубликовал сборник песен «Остроумие и веселье, или таблетки, чтобы очистить от меланхолии», вып. 4 (англ. Wit and Mirth, or Pills to Purge Melancholy, vol. 4).
  • Джон Гостлинг (англ. John Gostling) опубликовал «Рукописи Гостлинга» (англ. Gostling manuscript), коллекцию из 64 гимнов: 17 от Генри Пёрселла, 23 от Джона Блоу, по 4 от Пелхэма Хамфри (англ. Pelham Humfrey), Уильяма Тёрнера (англ. William Turner) и Иеремии Кларка, по 3 от Мэтью Локка (англ. Matthew Locke) и Томаса Тадуэя, по одному от Уильяма Чайлда (англ. William Child), Генри Олдрича (англ. Henry Aldrich) и некоторых других.

Классическая музыка

  • Жан-Адам Гилен (Фрайнсберг) (фр. Jean-Adam Guilain (нем. Freinsberg)) — Pièces d’orgue pour le Magnificat sur les huit tons différents de l'église.
  • Жан-Филипп Рамо — «Первая книга пьес для клавесина» (фр. Premier Livre de Pieces de Clavecin).

Опера

  • Туссен Бертин де ла Дуэ (фр. Toussaint Bertin de la Doué) — Cassandre.
  • Франческо Манчини (Francesco Mancini) — «Александр Великий в Сидоне» (итал. Alessandro Il Grande in Sidone).
  • Алессандро Скарлатти
    • Lucio Manlio l’imperioso;
    • «Великий Тамерлан» (итал. Il gran Tamerlano).

Родились

Умерли

Дата неизвестна — Флавио Карло Ланчиани (итал. Flavio Carlo Lanciani), итальянский оперный композитор (родился в 1667).

См. также


Напишите отзыв о статье "1706 год в музыке"

Примечания

Отрывок, характеризующий 1706 год в музыке

Николай Ростов отвернулся и, как будто отыскивая чего то, стал смотреть на даль, на воду Дуная, на небо, на солнце. Как хорошо показалось небо, как голубо, спокойно и глубоко! Как ярко и торжественно опускающееся солнце! Как ласково глянцовито блестела вода в далеком Дунае! И еще лучше были далекие, голубеющие за Дунаем горы, монастырь, таинственные ущелья, залитые до макуш туманом сосновые леса… там тихо, счастливо… «Ничего, ничего бы я не желал, ничего бы не желал, ежели бы я только был там, – думал Ростов. – Во мне одном и в этом солнце так много счастия, а тут… стоны, страдания, страх и эта неясность, эта поспешность… Вот опять кричат что то, и опять все побежали куда то назад, и я бегу с ними, и вот она, вот она, смерть, надо мной, вокруг меня… Мгновенье – и я никогда уже не увижу этого солнца, этой воды, этого ущелья»…
В эту минуту солнце стало скрываться за тучами; впереди Ростова показались другие носилки. И страх смерти и носилок, и любовь к солнцу и жизни – всё слилось в одно болезненно тревожное впечатление.
«Господи Боже! Тот, Кто там в этом небе, спаси, прости и защити меня!» прошептал про себя Ростов.
Гусары подбежали к коноводам, голоса стали громче и спокойнее, носилки скрылись из глаз.
– Что, бг'ат, понюхал пог'оху?… – прокричал ему над ухом голос Васьки Денисова.
«Всё кончилось; но я трус, да, я трус», подумал Ростов и, тяжело вздыхая, взял из рук коновода своего отставившего ногу Грачика и стал садиться.
– Что это было, картечь? – спросил он у Денисова.
– Да еще какая! – прокричал Денисов. – Молодцами г'аботали! А г'абота сквег'ная! Атака – любезное дело, г'убай в песи, а тут, чог'т знает что, бьют как в мишень.
И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.