1716 год в музыке
Поделись знанием:
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
| 1716 год в музыке | ||
| 1714 — 1715 — 1716 — 1717 — 1718 | ||
| ||
| См. также: Другие события в 1716 году События в театре | ||
События
- В начале года Доменико Циполи закончил свою самую известную работу — сборник пьес для клавишных под названием Sonate d’intavolatura per organo e cimbalo, а 1 июля присоединяется к Обществу Иисуса и вскоре отправляется миссионером в Парагвай.
- 30 августа — Джонатан Свифт пишет письмо Александру Поупу, в котором высказывает идею написать ньюгейтскую пастораль, действие которой происходит среди проституток и воров. Идеей воспользовался Джон Гей, написавший «Оперу нищего».[1]
- Георг Филипп Телеман переезжает в Айзенах, где назначается капельмейстером при дворе герцога Саксен-Эйзенахского.
- Антонио Страдивари завершает скрипку известную как Messiah-Salabue Stradivarius.
- Известный скрипач Джузеппе Тартини впервые слышит игру на скрипке Франческо Марии Верачини и будучи поражён его виртуозностью на время прекращает концертную деятельность с тем, чтобы в уединении усовершенствовать свою игру.[2]
- Франсуа Куперен опубликовал дидактический трактат «Искусство игры на клавесине» (фр. L'art de toucher le clavecin).[3]
- Иоганн Генрих Буттштетт (нем. Johann Heinrich Buttstett) опубликовал книгу Ut, mi, sol, re, fa, la, tota musica et harmonia aeterna, направленную против трактата Иоганна Маттезона «Вновь открытый оркестр» (нем. Das neu-eröffnete Orchestre, 1713).
- Жан Фери Ребель стал музыкальным руководителем (фр. Maitre de Musique) оркестра Королевской академии музыки и придворных балетных представлений.
Классическая музыка
- Уильям Бэйбел (англ. Уильям Babell) — The 4th Book of the Ladys Entertainment.
- Мишель Пиноле де Монтеклер (фр. Michel Pignolet de Montéclair) — Musette (Les festes de l'été).
- Алессандро Скарлатти — кантата Ombre tacite e sole.
- Георг Филипп Телеман — Концерт для 3-х труб, 2-х гобоев, литавр и струнных ре мажор (Concerto for 3 Trumpets, 2 Oboes, Timpani and Strings in D major).
- Франческо Мария Верачини — Увертюра № 5 си-бемоль мажор (Overture no 5 in B flat major).
- Антонио Вивальди — 6 скрипичных сонат (опус 5).
- Доменико Циполи — сборник пьес для клавишных Sonate d’intavolatura per organo e cimbalo.
- Томазо Альбинони — Op. 7, 12 Concertos for 1 or 2 oboe and strings.
Опера
- Антонио Мария Бонончини (итал. Antonio Maria Bononcini) — Sesostri re d’Egitto.
- Джузеппе Мария Буини (итал. Giuseppe Maria Buini) — Armida abbandonata.
- Франческо Чампи (итал. Francesco Ciampi) — Timocrate.
- Иоганн Кристоф Пепуш — «Аполлон и Дафна» (англ. Apollo and Daphne).
- Антонио Вивальди —
Родились
- 9 февраля — Иоганн Трир, немецкий органист и композитор, ученик И. С. Баха (умер 6 января 1790).
- 21 марта — Йозеф Сегер (чеш. Josef Seger), чешский органист, композитор и педагог (умер 22 апреля 1782).
- 12 апреля — Феличе Джардини (итал. Felice Giardini), итальянский скрипач и композитор (умер 8 июня 1796).
Скончались
- 3 августа — Себастьян Дурон (исп. Sebastián Durón), испанский композитор (родился 19 апреля 1660).
- 25 сентября — Иоганн Кристоф Пец (нем. Johann Christoph Pez), немецкий композитор, певец, музыкант (родился 9 сентября 1664).
- 1 октября — Джованни Баттиста Бассани (итал. Giovanni Battista Bassani), итальянский композитор, скрипач и органист (родился в 1650).
- Ноябрь — Иоганн Эгидиус Бах (нем. Johann Aegidius Bach), органист и дядя И. С. Баха (родился 9 февраля 1645).
- 1 декабря — Иоганн Самюэль Дрезе (нем. Johann Samuel Drese), немецкий композитор, член музыкальной династии Дрезе (родился в 1644).
- 6 декабря — Бенедикт Бюнс (нем. Benedictus Buns), голландский религиозный поэт и композитор (родился в 1642).
Дата неизвестна —
- Карло Джузеппе Тесторе (итал. Carlo Giuseppe Testore), итальянский скрипичный мастер, ученик А. Гранчино (родился в 1665).
- Иоганн Фишер (нем. Johann Fischer), немецкий скрипач, клавишник и композитор, оказавший большое влияние на французскую музыку (родился в 1646). Не следует путать с другим Иоганном Фишером, композитором родившемся в Любеке и упомянутым Йоханнесом Мюллером в Cimbria literata (т. I, с. 176).
См. также
Напишите отзыв о статье "1716 год в музыке"
Примечания
- ↑ [www.lib.ru/INOOLD/FARKER_J/gay1_1.txt Джон Гей. Опера нищего]
- ↑ Верачини, Франческо // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Я. Мильштейн: [www.muzlitra.ru/17-18-veka/ya.-milshteyn-fransua-kuperen.--3.html «Франсуа Куперен». Страница 3-я из 4-х]
Отрывок, характеризующий 1716 год в музыке
Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
