1741 год в музыке
Поделись знанием:
– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
1741 год в музыке | ||
1739 — 1740 — 1741 — 1742 — 1743 | ||
См. также: Другие события в 1741 году События в театре |
События
- 25 ноября — Маргарита-Антуанетта Куперен (фр. Marguerite-Antoinette Couperin), первая женщина-музыкант при французском дворе, продаёт своё место Бернару де Бери (фр. Bernard de Bury).
- Немецкий органист и музыкальный писатель Иоганн Фридрих Агрикола приехал в Берлин, чтобы изучать музыкальную композицию у Иоганна Иоахима Кванца.
- Антонио Вивальди после безуспешных попыток найти новую работу в Дрездене возвращается в Вену, где вскоре умирает.
- 19-летний Иржи Антонин Бенда назначается на должность второго скрипача при берлинском дворе короля Фридриха II Прусского.
- Английский художник Уильям Хогарт (англ. William Hogarth) создаёт гравюру «Взбешённый музыкант» (англ. The Enraged Musician).
- Английский композитор и скрипач Уильям Корбетт издал трёхтомный сборник «Тридцать пять концертов».
Классическая музыка
- Иоганн Себастьян Бах — впервые публикует «Вариации Гольдберга» (нем. Die Goldberg-Variationen, BWV 988), 30 вариаций для клавесина.
- Георг Фридрих Гендель — оратория для солистов, хора и оркестра «Мессия».
- Жан-Филипп Рамо — «Пьесы для клавесина с сопровождением» (фр. Pièces de clavecin en concert).
Опера
- Томазо Альбинони — Artamene.
- Кристоф Виллибальд Глюк — Artaserse.
- Джованни Баттиста Лампуньяни (итал. Giovanni Battista Lampugnani) — Arsace.
Родились
- 8 февраля — Андре Гретри, французский композитор бельгийского происхождения, классик французской комической оперы (умер 24 сентября 1813).
- 9 февраля — Генрих Йозеф Ригель, более известен как Анри-Жозеф Рижэль (фр. Henri-Joseph Rigel), французский композитор классической эпохи немецкого происхождения (умер 2 мая 1799).
- 23 мая — Андреа Лукези, итальянский композитор и органист-виртуоз (умер 21 марта 1801).
- 17 июля — Сюзетт Дефуае (фр. Suzette Defoye), французская балерина, театральная актриса, оперная певица и режиссёр, выступавшая во Франции, Бельгии и России (умерла в 1787).
- 27 июля — Франсуа-Ипполит Бартелемон (фр. François-Hippolyte Barthélémon), французский скрипач, педагог и композитор, большую часть жизни проведший в Англии (умер 20 июля 1808).
- 31 августа — Жан-Поль Эжид Мартини, французский композитор немецкого происхождения (умер 14 февраля 1816).
- 25 сентября — Вацлав Пихль (чеш. Vaclav Pichl), чешский композитор, скрипач, певец, музыкальный руководитель и писатель (умер 23 января 1805).
Дата неизвестна
- Франц Ксавер Хаммер (нем. Franz Xaver Hammer), немецкий гамбист, виолончелист и композитор (умер 11 октября 1817).
- Анна Брита Венделиус (швед. Anna Brita Wendelius), шведская художница и непрофессиональная певица, член Шведской Королевской академии музыки (умерла в 1804).
- Теобальд Маршан (фр. Theobald Marchand), немецкий театральный директор, постановщик опер, отец Маргареты Данци (умер 22 ноября 1800)
Умерли
- 5 января — Энн Тернер Робинсон (англ. Ann Turner Robinson), английская певица-сопрано, младшая дочь композитора и контртенора Уильяма Тернера (дата и год рождения неизвестны).
- Январь (предположительно) — Франческо Скарлатти, итальянский композитор и музыкант эпохи барокко, брат композитора Алессандро Скарлатти, дядя Доменико Скарлатти; наставник Эмануила Асторга[1] (родился 15 декабря 1666).
- 13 февраля — Иоганн Йозеф Фукс, австрийский композитор и музыкальный теоретик эпохи барокко (родился в 1660).
- 21 июня — Жозеф-Эктор Фьокко (нидерл. Joseph-Hector Fiocco), фламандский скрипач и композитор, сын итальянского композитора Пьетро Антонио Фьокко (родился 20 января 1703).
- 28 июля — Антонио Вивальди, итальянский композитор, скрипач, педагог, дирижёр, католический священник, один из крупнейших представителей итальянского скрипичного искусства XVIII века (родился 4 марта 1678).
- Август — Дэвид Оуэн (англ. David Owen), валлийский арфист и композитор (родился в январе 1712).
- 24 августа — Габриэль-Венсан Тевенар (фр. Gabriel-Vincent Thévenard), французский оперный баритон (родился 10 августа 1669).
- 7 сентября — Анри Демаре (фр. Henry Desmarest), французский композитор духовной музыки эпохи барокко (родился в феврале 1661).
См. также
Напишите отзыв о статье "1741 год в музыке"
Примечания
- ↑ Асторга Эмануил // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Отрывок, характеризующий 1741 год в музыке
– Вот ловко то! А? Дядюшка Игнат! – говорил мальчик, вдруг начиная хлопать обеими руками по клавишам.– Ишь ты! – отвечал Игнат, дивуясь на то, как все более и более улыбалось его лицо в зеркале.
– Бессовестные! Право, бессовестные! – заговорил сзади их голос тихо вошедшей Мавры Кузминишны. – Эка, толсторожий, зубы то скалит. На это вас взять! Там все не прибрано, Васильич с ног сбился. Дай срок!
Игнат, поправляя поясок, перестав улыбаться и покорно опустив глаза, пошел вон из комнаты.
– Тетенька, я полегоньку, – сказал мальчик.
– Я те дам полегоньку. Постреленок! – крикнула Мавра Кузминишна, замахиваясь на него рукой. – Иди деду самовар ставь.
Мавра Кузминишна, смахнув пыль, закрыла клавикорды и, тяжело вздохнув, вышла из гостиной и заперла входную дверь.
Выйдя на двор, Мавра Кузминишна задумалась о том, куда ей идти теперь: пить ли чай к Васильичу во флигель или в кладовую прибрать то, что еще не было прибрано?
В тихой улице послышались быстрые шаги. Шаги остановились у калитки; щеколда стала стучать под рукой, старавшейся отпереть ее.
Мавра Кузминишна подошла к калитке.
– Кого надо?
– Графа, графа Илью Андреича Ростова.
– Да вы кто?
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.