1770-е годы
Поделись знанием:
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
(перенаправлено с «1770-е»)
| XVIII век: 1770—1779 годы |
|---|
Содержание
Важнейшие события
- Русско-турецкая война (1768—1774), независимость Крыма от Османской империи.
- Три экспедиции Джеймса Кука (1768—1779).
- Великий голод в Чехии (1770—1771) способствовал распространению выращивания картофеля.
- Восстание Тэйшонов во Вьетнаме (1771—1802).
- Первый раздел Польши (1772).
- Закон о форме правления Швеции 1772 года. «Эра свободы» завершена. Свержение Струэнзе в Дании (1772)
- Первая англо-маратхская война (1775—1782).
- Война за независимость США (1775—1783). Бостонское чаепитие (1773). Декларация независимости (1776).
- Либерализация торговли испанских колоний (1778)[1].
- Война за баварское наследство (1778—1779).
- Начало Кафрских войн (1779) в Южной Африке.
В России:
- 1771: Чумной бунт.
- 1773: закон о веротерпимости.
- Крестьянская война (1773—1775; Пугачёв Е. И.).
- 1775: административная реформа, деление России на 50 губерний во главе с губернаторами и около 500 уездов.
- 1777: подавление Суворовым сопротивления крымского хана Девлет Гирея.
Культура
- Фальконе, Этьен Морис (1716—1791), скульптор
. «Медный всадник» (1770). - Храмовый комплекс Путоцзунчэн построен в Китае (1771).
- Левицкий, Дмитрий Григорьевич (1735—1822), художник
. «Смолянки» (1776). - Уэджвуд, Джозайя (1730—1795), художник-керамист
. - Промышленная революция.
- Мануфактура по производству стационарных паровых двигателей (1775; «Boulton and Watt»; Watt steam engine).
Литература
- «Буря и натиск» (1767—1785) — период в немецкой литературе.
- Галиани, Фердинандо (1728—1787), писатель, экономист
. «Беседы о торговле зерном» (1770). - Гёте (1749—1832), поэт
. «Страдания юного Вертера» (1774). - Пейн, Томас (1737—1809), писатель
. «Здравый смысл» (1776). - Адам Смит (1723—1790), экономист . «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776).
- Уэда Акинари (1734—1809), писатель
. «Ugetsu Monogatari» (1776). - Ёса Бусон (1716—1784), поэт, художник .
Музыка
- Гайдн, Йозеф (1732—1809), композитор
. Симфония № 45 (1772). - Боккерини, Луиджи (1743—1805), композитор . String Quintet in E major, Op. 11, No. 5 (1774).
Театр
Политические деятели
- Карл III, король (1759—1788)
. - Помбал, Себастьян Жозе (1699—1782), государственный секретарь
.
См. также
Напишите отзыв о статье "1770-е годы"
Примечания
- ↑ archive.is/20121225062659/mesoamerica.narod.ru/Latin/colonial_peru_sozina11.html С. А. Созина. Реформы Карла III и новые противоречия.
Отрывок, характеризующий 1770-е годы
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
