1780-е годы
Поделись знанием:
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
XVIII век: 1780—1789 годы |
---|
Важнейшие события
- Война за независимость США (1775—1783). Парижский мир (1783). Северо-западная индейская война (1785—1795). Восстание Шейса (1786—1787). Конституция США (1787).
- Первый вооружённый нейтралитет (1780—1783). Четвёртая англо-голландская война (1780—1784). Большая осада Гибралтара (1779—1783).
- Антикатолические массовые беспорядки в Лондоне (1780). Торговый договор между Англией и Францией (1786; Traité Eden-Rayneval).
- Великий ураган 1780 года.
- Восстание под руководством Тупака Амару в Перу (1780—1782; Rebellion of Túpac Amaru II).
- Отмена крепостного права в Священной Римской империи (1781) и Франции (1789).
- Великий голод в Японии (1782—1788; Great Tenmei famine). Голод в Индии (1783—1784; Chalisa famine).
- Королевство Раттанакосин (1782—1932).
- Россия аннексировала Крымское ханство (1783). Протекторат над Грузией (1783; Георгиевский трактат). Жалованная грамота дворянству и городам (1785).
- Русско-турецкая война (1787—1792). Австро-турецкая война (1787—1791). Штурм Очакова (1788).
- Русско-шведская война (1788—1790).
- Первое европейское поселение в Австралии (1788; Сидней).
- Великая французская революция (1789—1794/1799). Взятие Бастилии (1789).
Культура
- «Энциклопедия, или Толковый словарь наук, искусств и ремёсел» (1751—1780; Дени Дидро).
- Филанджери, Гаэтано (1753—1788). «Наука о законодательстве» (1780).
- Шиллер, Фридрих (1759—1805), поэт
. «Разбойники» (1781).
- Кант, Иммануил (1724—1804), философ
. «Критика чистого разума» (1781).
- Полное собрание книг по четырём разделам в Китае (1782).
- Фонвизин, Денис Иванович (1745—1792), писатель
. «Недоросль» (1782).
- Бёрнс, Роберт (1759—1796), поэт
. «Стихотворения преимущественно на шотландском диалекте» (1786).
- Моцарт, Вольфганг Амадей (1756—1791), композитор
. «Свадьба Фигаро» (1786).
- «Истории барона Мюнхгаузена» (1780-е; Распе; Бюргер).
- Промышленная революция
- Первый чугунный мост введен в эксплуатацию (1781).
- Первый полет на воздушном шаре (1783).
- Получение железа методом пудлингования (1784; Корт, Генри).
- Молотилка (1786; Andrew Meikle).
Театр
Государственные деятели
- Фридрих II, король (1740—1786)
.
- Фридрих Вильгельм II, король (1786—1797)
.
- Екатерина II, императрийца (1762—1796)
.
- Иосиф II, император (1780—1790)
.
- Густав III, король (1771—1792)
.
- Пьетро Леопольдо I (Леопольд II), великий герцог Тосканы (1765—1790).
См. также
Напишите отзыв о статье "1780-е годы"
Отрывок, характеризующий 1780-е годы
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.