18-я стрелковая дивизия (3-го формирования)
18-я стрелковая дивизия | |
Годы существования |
??.02.1942 - |
---|---|
Страна |
СССР |
Тип | |
Знаки отличия |
18-я стрелковая дивизия — воинское подразделение СССР в Великой Отечественной войне
Содержание
История
Формировалась с февраля 1942 года по май 1942 года в Московском военном округе на базе 16-й сапёрной бригады. Формирование шло в Рязани.
В действующей армии с 12 июля по 18 сентября, с 14 декабря 1942 по 14 ноября 1944 и с 29 января 1945 по 9 мая 1945 года.
К 10 июля 1942 года дивизия была передислоцирована под Сталинград в резерв Сталинградского фронта, затем была переведена в состав 4 танковой армии. 22 июля 1942 года дивизия заняла оборонительные рубежи, принимала участие в контрударе, в результате которого были выведены из окружения остатки двух советских дивизий. С 3 по 12 августа дивизия вела напряжённые бои в малой излучине Дона северо-западнее Сталинграда. Дивизия выдержала тяжёлые оборонительные бои с 15 по 16 августа 1942 года и сделала безуспешный контрудар 17 августа 1942 года. На состояние на 21 августа 1942 года дивизия отходила на северо-восток, 23 сентября 1942 года из-за больших потерь была выведена в резерв.
В дальнейшем дивизия принимала участие в прорыве блокады Ленинграда. С 13 по 14 января 1943 года дивизия прорвалась к Рабочему поселку № 5, вследствие данного наступления дивизия с востока соединилась с войсками Ленинградского фронта, наступавшими с запада частями советской армии и разорвала кольцо блокады[1].
Воинами 18-й стрелковой дивизии был захвачен первый экземпляр тяжёлого танка PzKpfw VI (Тигр).
В дальнейшем дивизия принимала участие в Свирско-Петрозаводской наступательной операции. В конце сентября 1944 года дивизия вышла на советско-финскую границу юго-западнее города Сортавала. Затем дивизия была выведена в резерв фронта, а 15 ноября 1944 года — в резерв Ставки ВГК, после чего принимала участие в Восточно-Померанской наступательной операции.
Полное название
18-я стрелковая Мгинская Краснознамённая, орденов Суворова, Кутузова дивизия
Подчинение
- Сталинградский фронт, 4-я танковая армия — на июль 1942 года
- Резерв Ставки Верховного Главнокомандования, 1-я резервная армия — на 1 октября 1942 года
- Волховский фронт, 2-я ударная армия — на 1 января 1943 года
- Волховский фронт, 8-я армия — на 1 января 1944 года
- Ленинградский фронт, 67-я армия, 110-й стрелковый корпус — на 1 апреля 1944 года
- Карельский фронт, 7-я армия, 99-й стрелковый корпус — на 1 июля 1944 года
- Карельский фронт, 7-я армия, на 1 октября 1944 года
- Резерв Ставки Верховного Главнокомандования, 19-я армия — на 1 января 1945 года
- 2-й Белорусский фронт, 13-я армия, 132-й стрелковый корпус — на 1 апреля 1945 года
Состав
- 414-й стрелковый полк
- 419-й стрелковый полк
- 424-й стрелковый полк
- 1027-й артиллерийский полк
- 7-й учебный батальон
- 359-й отдельный истребительно — противотанковый дивизион
- 458-я зенитная батарея (до 10.03.1943),
- 200-й пулемётный батальон (с 14.12.1942 по 10.03.1943)
- 121-я разведрота
- 72-й сапёрный батальон
- 714-й (588-й) отдельный батальон связи (140-я отдельная рота связи)
- 83-й медико-санитарный батальон
- 26-я отдельная рота химический защиты
- 526-я автотранспортная рота
- 370-я полевая хлебопекарня
- 841-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 1826-я полевая почтовая станция
- 1149-я полевая касса Госбанка
Командиры
- Серегин, Иван Федотович (28.02.1942 — 25.08.1942), полковник
- Стребков П. Д. (c 22.08.1942), подполковник
- Овчинников, Михаил Николаевич (21.09.1942 — 20.11.1943), генерал-майор
- Абсалямов, Минзакир Абдурахманович (21.11.1943 — 25.08.1944), генерал-майор
- Полувешкин, Пётр Васильевич (26.08.1944 — 11.05.1945), полковник
Награды
- 22 января 1944 — присвоено почётное наименование «Мгинская»
- 29 января 1944 — награждена Орденом Красного Знамени
- 2 июля 1944 — награждена Орденом Суворова 2 степени
- 17 мая 1945 — награждена Орденом Кутузова 2 степени
Отличившиеся воины
- Пешин, Пётр Васильевич, сержант, помощник командира взвода 424-го стрелкового полка.[2]
Напишите отзыв о статье "18-я стрелковая дивизия (3-го формирования)"
Примечания
Литература
- [www.blokada.otrok.ru/library/meretskov/index.htm Мерецков К. А. На службе народу. М.: Воениздат, 1983]
Ссылки
- [monuments.karelia.ru/ob-ekty-kul-turnogo-nasledija/kniga-velikaja-otechestvennaja-vojna-v-karelii-pamjatniki-i-pamjatnye-mesta/stat-i-ob-ob-ektah-voenno-istoricheskogo-nasledija/oloneckij-rajon/bratskaja-mogila-sovetskih-voinov-5/ Братская могила воинов 18-й Мгинской Краснознамённой стрелковой дивизии в д. Куйтежа (Республика Карелия)]
- [monuments.karelia.ru/ob-ekty-kul-turnogo-nasledija/kniga-velikaja-otechestvennaja-vojna-v-karelii-pamjatniki-i-pamjatnye-mesta/stat-i-ob-ob-ektah-voenno-istoricheskogo-nasledija/oloneckij-rajon/mesto-proryva-vrazheskoj-oborony-voinami-18-j-mginskoj-krasnoznamjonnoj-divizii-v-1944-g/ Место прорыва финской обороны воинами 18-й Мгинской Краснознамённой дивизии в 1944 году в д. Мегрозеро (Карелия)]
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd018/default.html Справочник на сайте клуба «Память» Воронежского госуниверситета]
- [www.rkka.ru/handbook/reg/18sd42.htm Справочник]
Отрывок, характеризующий 18-я стрелковая дивизия (3-го формирования)
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?
Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.
Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.
Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.
Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.