182-я стрелковая дивизия
182-я стрелковая дивизия | |
Награды: |
«Дновская» |
---|---|
Войска: |
сухопутные |
Род войск: | |
Формирование: |
1940 |
Расформирование (преобразование): |
1945 |
Предшественник: |
3-я и 4-я пехотные дивизии Эстонской народной армии |
Боевой путь | |
1941: Псковская область, Новгородская область (Старорусский район) |
182-я стрелковая Дновская дивизия — воинское соединение РККА в Великой Отечественной войне.
Содержание
История
Сформирована в августе-сентябре 1940 года, после присоединения Эстонии к СССР в составе 22-го стрелкового корпуса на базе 3-й и 4-й пехотных дивизий Эстонской народной армии (по другим данным на базе 2-й Тартусской пехотной дивизии). Личный состав дивизии остался в униформе эстонской армии, однако с советскими знаками различия. Весь личный состав дивизии были эстонцы, за исключением политсостава и заместителей командиров по строевой части, которые были присланы из Красной Армии.
В действующей армии во время Великой Отечественной войны с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года.
1941
На 22 июня 1941 года штаб дивизии и спецподразделения дислоцироваись в Тарту, 140-й стрелковый полк в Выру, 171-й стрелковый полк в Петцери, 232-й стрелковый полк в Эльбе. В приграничном сражении дивизия участия не принимала.
С объявлением войны, дивизия произвела отмобилизование до штатов военного времени. Приписной состав прибыл преимущественно из Ивановской области. Все вооружение дивизии было иностранное, преимущественно английское. [1]
C 1 июля 1941 года железной дорогой перебрасывается в Порхов, к 3 июля 1941 года начала занимать позиции. Вступила в бои на заключительном этапе оборонительной операции советских войск в Прибалтике
К 7 июля 1941 года, усиленная 5-м танковым полком 3-й танковой дивизии заняла оборону под Порховом и вступила в бой с 6-й танковой дивизией у Поречье, Вертогузово на рубеже реки Череха.
С началом боевых действий в дивизии наблюдались массовые дезертирство и переход на сторону врага.
Из доклада майора Шепелева в разведуправление Северо-Западного фронта от 14 июля 1941 года
«Значительная часть командиров и красноармейцев эстонцев перешла на сторону немцев. Среди бойцов царит вражда и недоверие к эстонцам»
Было бы неверным полагать, что все этнические эстонцы перешли или готовы были перейти на сторону противника; значительное количество остались воевать на стороне СССР. В то же время, среди граждан бывшей Эстонской республики, оказавшихся к началу войны в рядах 180-й стрелковой дивизии, был достаточно высок процент лиц еврейской национальности, переход которых к немцам исключался сам собой.
10 июля 1941 года вражеские части прорвали порядки дивизии, и дивизия к 11 июля 1941 года была вынуждена оставить Порхов, переправилась на восточный берег Шелони, отступая к Дно.
В ходе контрудара под Сольцами находилась в обороне, прикрывая с запада удар южной группировки советских войск. Была 18 июля 1941 года вновь атакована противником южнее Дно, после чего дивизия отступала по направлению к Старой Руссе. С 19 июля 1941 года ведёт тяжёлые бои в районе станции Морино.
К 28 июля 1941 года дивизия отошла в район северо-западнее Старой Руссы, где практически сразу же атакована. Ведёт ожесточённые бои на подступах к Старой Руссе, 8 августа 1941 года, дивизия была вынуждена отойти за Старую Руссу и далее на восток в район южнее Парфино, 13 августа 1941 года переправившись через Ловать
В ходе контрудара советских войск дивизия 13 августа 1941 года перешла в наступление из района южнее Парфино, форсировала Ловать, c 15 августа 1941 года по 23 августа 1941 года ведёт бои на восточной окраине Старой Руссы, затем была вынуждена вновь отступать на восток.
На 8-13 сентября 1941 года находится северо-западнее Починка.
1942
С 8 января 1942 года перешла в наступление в ходе Демянской наступательной операции, наступала непосредственно на Старую Руссу, к городу не смогла пробиться, после чего занимала оборону на достигнутых рубежах.
1943
В январе 1943 года дивизия была выведена на перегруппировку в район южнее Парфино, после чего 17 января 1943 года была передислоцирована в район деревни Семёновщины, а 9 февраля 1943 года вновь в район Парфино.
Задача на Демянскую наступательную операцию была поставлена перед дивизией следующая: прорвать сильно укреплённую оборону противника на участке Чириково, Пенно выйти на западный берег реки Порусья, а в дальнейшем наступать к реке Полисть. Слева от дивизии, южнее Пенно наступала 43-я гвардейская стрелковая дивизия. 23 февраля 1943 года, атакуя, 182-я дивизия сумела прорвать передний край обороны противника, перерезала дорогу Старая Русса — Пенно, 24 февраля при поддержке 32-го танкового полка уничтожила немецкий гарнизон в деревне Пенно и оставила там свой гарнизон. С 4 марта 1943 года дивизия возобновила наступление, форсировала Порусью, начала продвигаться вперед к реке Полнеть, затем вышла к Полисти, после чего была переброшена под Старую Руссу и заняла новые позиции в лесу восточнее Липовцы. Перед дивизией была поставлена задача прорыва обороны противника на рубеже Парфино, Казанки, в дальнейшем выйти на реку Порусья и освободить южную часть Старой Руссы. С 14 марта 1943 года дивизия перешла в наступление, выбила противника из Парфино, вышла на окраины Старой Руссы, однако полностью задачу на операцию — имея в виду освобождение Старой Руссы — выполнить не смогла и к 17 марта 1943 года закрепилась на достигнутых рубежах в районе Соболеве, Большие Казанки.
20 марта 1943 года сдала оборонительные позиции и перешла на другой рубеж Чириково, Марфино, где и вела, в том числе и напряжённые, оборонительные бои, прикрывая реку Ловать и рамушевское шоссе.
30-31 марта 1943 года героически действовал гарнизон дивизии, оставленный в Пенно, который попал в окружение.
Из дневника боевых действий 182-й стрелковой дивизии:
«Всего из гарнизона Пенна вышло 7 бойцов и командиров 171-го полка 182-й стрелковой дивизии: старшие лейтенанты Баркалов и Тихонов, лейтенант Корсаков, красноармейцы Тарасов, Мосьянов, Новиков, Левашов».
В ночь на 15 мая 1943 года вновь сдала оборону соседним соединениям и вдоль реки Ловать вышла в резерв в район Берлюкова, Редцы, где находилась более месяца. В ночь на 23 июня 1943 года дивизия сменила 10-ю воздушно-десантную дивизию и заняла оборону на рубеже река Редья, Михалкино, Чернышево, протяжённостью по фронту 15 и в глубину 12 километров.
С 18 августа 1943 года перешла в наступление на Старую Руссу и ведёт безуспешные бои за город весь август 1943 года, и вплоть до 1944 года находится на тех же позициях.
Так, на 7 ноября 1943 года находилась в районе населённого пункта Соболево в 26 километрах южнее города Старой Руссы.
1944
В ходе Старорусско-Новоржевской операции с 26 января 1944 года дивизия снята с занимаемой полосы обороны и сосредоточивается в районе Медведено, Пески, Козлова в 50 километрах от Старой Руссы, в готовности наступать в направлении Волот, Морино и далее на Дно. 15 февраля 1944 года дивизия вела бой за деревню Медведово, расположенную на дороге Старая Русса — Холм. С 18 февраля 1944 года преследует отступающие от Старой Руссы войска противника, через Замошье продвигалась к Дно, на подступы к которому вышла к 22 февраля 1944 года.
В наступлении на Дно дивизию в частности поддерживали 239-й танковый полк, 701-й гвардейский миномётный полк реактивной артиллерии и 110-й миномётный полк. Справа наступление вела 44-я гвардейская стрелковая дивизия, слева 137-я стрелковая бригада и 37-й танковый полк. 24 февраля 1944 года Дно был освобождён. За период операции дивизия освободила 239 населённых пунктов, четыре железнодорожные станции, три города, по своим отчётам захватив 108 пленных, уничтожив 3469 солдат и офицеров.
26 февраля 1944 года дивизия маршем вышла из Дно в направлении Основицы, Баровия, Дубровка, Вышегород, к 28 февраля 1944 года вышла на железную дорогу Остров—Пушкинские горы, а затем к 1 марта 1944 года вышла к реке Великая к так называемым Григоркинским высотам. В этот же день совместно с 23-й гвардейской стрелковой дивизией штурмует высоты и вытесняет противника на берег Великой, с 4 марта 1944 года вновь наступает и отбрасывает противника на противоположный берег реки, форсирование реки с ходу было неудачным.
26 марта 1944 года форсирует реку Великая у деревни Середкина-Слепни (Пушкиногорский район, Псковская область) и захватывает там плацдарм (Стрежневский плацдарм) глубиной 14 километров, ведёт бой за населённый пункт Глыжино в 13 километрах северо-западнее посёлка Пушкинские Горы Псковской области. Слева наступала 26-я стрелковая дивизия, справа 208-я стрелковая дивизия. Противником была 15-я гренадерская дивизия ваффен-СС (1-я латвийская). Весь апрель 1944 года, вместе с частями усиления (1186-й истребительно-противотанковый артиллерийский полк, 239-й танковый полк, 37-й танковый полк) ведёт тяжелейшие бои с переменным успехом на плацдарме, несёт большие потери, но удерживает уменьшившийся плацдарм. C 7 по 14 апреля 1944 года предпринимает безуспешную попытку наступления с плацдарма. К концу наступления в дивизии было всего 2800 человек. Была снята с плацдарма, пополнена и по-видимому в июне 1944 года переброшена южнее, в районе восточнее Себежа .
С 10 июля 1944 года принимает участие в Режицко-Двинской наступательной операции, 14-15 июля 1944 года ведёт бой за деревни Леоненки (Себежский район Псковская область, 28 июля 1944 года частью сил освобождает Прейли.
С 1 августа 1944 года наступает в ходе Мадонской операции, 2 августа 1944 года форсирует реку Неретина. 12 августа 1944 года ведёт бой западнее поселка Ляудона (Мадонский район, Латвия, к концу августа 1944 года вышла на дальние восточные подступы к Риге, в сентябре 1944 года ведёт бои в Двинском уезде, затем пополнена и переброшена в 43-ю армию, которая в свою очередь перебрасывалась из-под Риги в район Шяуляя, откуда дивизия наступает с 5 октября 1944 года в ходе Мемельской операции в районе Приекуле
1945
C января 1945 года принимает участие в Земландской наступательной операции, наступая из района Тильзита вдоль берега Куршес-Хафф на Земландский полуостров, 20 января 1945 года освобождает город Каукемен (ныне Ясное), 31 января — 1 февраля 1945 года ведёт бой около населенного пункта Зергиттен (8 километров северо-западнее Кёнигсберга, ныне посёлок Мордовское), в течение февраля 1945 года — в районе Побетен, (ныне посёлок Романово Зеленоградского района Калининградской области).
В апреле 1945 года перерезала железную дорогу от Кёнигсберга до Пиллау у населенного пункта Куменен (ныне Кумачёво, 15 километров юго-западнее города Нёйкурен, ныне Пионерский Калининградской области), 13-15 апреля 1945 года ведёт там бои и наконец вышла на побережье Балтийского моря, где и закончила боевые действия. С 24 апреля 1945 года была начата переброска дивизии в район Гдыни, где дивизия и встретила окончание войны.
Расформирована в июле 1945 года.
Состав
- 140-й стрелковый полк (в/ч № 4297)
- 171-й стрелковый полк (в/ч № 4302)
- 232-й стрелковый полк (в/ч № 4318)
- 625-й лёгкий артиллерийский полк (в/ч № 4347)
- 626-й гаубичный артиллерийский полк (до 1 октября 1941, в/ч № 4359)
- 14-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион (до 1 октября 1941 и с 20 сентября 1942, в/ч № 4361)
- 138-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион (до 1 октября 1941, в/ч № 4379)
- 23-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион (с 10 октября 1941 по 5 февраля 1942)
- 23-я отдельная зенитная батарея (с 5 февраля по 28 июня 1942)
- 322-я отдельная зенитная батарея (с 28 июня 1942 по 25 марта 1943)
- 108-я отдельная разведывательная рота (108-й отдельный разведывательный батальон, в/ч № 4386)
- 201-й (493-й) отдельный сапёрный батальон (в/ч № 4438)
- 9-й отдельный батальон связи (897-я отдельная рота связи, в/ч № 4422)
- 1-й медико-санитарный батальон (в/ч № 5948)
- 181-я отдельная рота химической защиты
- 382-я автотранспортная рота (в/ч № 5927)
- 354-я полевая хлебопекарня
- 147-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 1452-я полевая почтовая станция
- 690-я полевая касса Госбанка
- 4-я отдельная штрафная рота 182-й дивизии и 34-й армии
- 28-й отдельный лыжный батальон (с февраля 1942)
Подчинение
Командный состав
Командиры
- Я.Я.Круус (до июня 1941), генерал-майор
- И.И.Курышев (03.06.1941 — 17.07.1941), полковник
- М.С.Назаров (18.07.1941 — 25.01.1942), полковник
- В.В.Корчиц (26.01.1942 — 29.08.1942), комбриг, с 04.08.1942 генерал-майор
- В.М.Шатилов (30.08.1942 — 06.04.1944), полковник
- А.Ю.Калнин (07.04.1944 — 05.06.1944), полковник
- М.В.Фёдоров (06.06.1944 — 16.04.1945), полковник
- А.А.Шенников (17.04.1945 — 22.04.1945), полковник
- М.В.Фёдоров (23.04.1945 — 09.05.1945), полковник
Штаб
- Ян Курвитс , начальник штаба (в/ч № 4282)
- Рудольф Прантс , начальник 3-го Особого отдела дивизии (в/ч №4457)
Командиры подразделений
- Вольдемар-Карл Кохт, командир 140-го стрелкового полка (в/ч № 4297)
- А.И.Сауэсельг, командир 171-го стрелкового полка (в/ч № 4302)
- И.М.Лукас, командир 232-го стрелкового полка (в/ч № 4318)
- Й.Г.Тамм, командир 625-го лёгкого артиллерийского полка (в/ч № 4347)
- А.Ю.Кудевита, начальник штаба 625-го лёгкого артиллерийского полка (в/ч № 4347)
- А.Д.Тенно, командир 626-го гаубичного артиллерийского полка (в/ч № 4359)
- Я.Я.Феликс , командир 108-й отдельной разведывательной роты (позднее батальона, в/ч № 4386)
- В.Я.Якобсон, командир 9-го отдельного батальона связи (в/ч № 4422)
- М.Ю.Луулик, командир 201-го отдельного сапёрного батальона (в/ч № 4438)
- П.Х.Краус , командир 14-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона (в/ч № 4361)
- Г.Я.Муутра, командир 138-го отдельного зенитного артиллерийского дивизиона (в/ч № 4379)
Награды и наименования
Награда (наименование) | Дата | За что получена |
---|---|---|
«Дновская» | 24.02.1944 | - |
Отличившиеся воины дивизии
Награда | Ф. И. О. | Должность | Звание | Дата награждения | Примечания | |
---|---|---|---|---|---|---|
Азаров, Василий Николаевич | Командир батальона 171-го стрелкового полка | капитан | 29.06.1945 | - | ||
Громков, Сергей Фёдорович | Наводчик орудия 625-го артиллерийского полка | старшина | 20.04.1944 06.03.1945 15.05.1946 |
- | ||
Исраелян, Георгий Аванесович | Помощник командира саперного взвода 140-го стрелкового полка | старший сержант | 17.11.1943 27.04.1944 24.03.1945 |
один из первых представленных к ордену Славы III степени | ||
Машков, Михаил Иванович | стрелок 171стрелкового полка | рядовой | перенагражден орденом Славы I степени 23 марта 1963 года | |||
Романов, Пётр Ильич | Командир стрелкового батальона 140-го стрелкового полка | капитан | 19.04.1945 | посмертно, вызвал огонь на себя | - | |
Сазонов, Пётр Климович | Командир орудия батареи 45 мм пушек 232-го стрелкового полка | сержант | ? | ? | ||
Симоненков, Николай Николаевич | Командир стрелковой роты 232-го стрелкового полка | старший лейтенант | 29.06.1945 | - | ||
Хрупов, Василий Васильевич | Командир орудия 14-го отдельного истребительно-противотанкового артиллерийского дивизиона | старший сержант | 20.07.1944 05.11.1944 15.05.1946 |
- | ||
Шлюйков, Пётр Иванович | Заместитель командира миномётной роты 171-го стрелкового полка | старший лейтенант | 31.03.1943 | - |
Память
- Музей в Центре образования № 109 города Москвы
- Памятный знак в деревне Пенно с надписью «В память воинов 182-й стрелковой дивизии, павших в бою 30 — 31.03.43 г. Здесь, не имея на отход приказа, сражаясь стойко и бесстрашно, погибли ВСЕ! 2 батальона 171-го стрелкового полка и 2-й роты 365-го ОПАБ. Таков исход! Их подвиг помните, потомки!!!»
- Мемориальный комплекс на братской могиле советских воинов в посёлке Романово
- Мемориальный комплекс на братской могиле советских воинов в посёлке Переславское
- Посёлок Романово (Калининградская область) назван в честь Героя Советского Союза капитана Романова Пётра Ильича - командира стрелкового батальона 140-го стрелкового полка
Интересные факты
- По некоторым источникам, первым кавалером (приказ № 52 по 182-й стрелковой дивизии от 17 ноября 1943 года) Ордена Славы III степени стал сержант Исраелян Г. А. Достоверно известно об одном более раннем представлении к награде (13 ноября 1943 года старшего сержанта Малышева В. С.), однако саму награду за № 803 Исраелян Г. А. получил по-видимому раньше Малышева Г. А.
- В расположение дивизии 19 февраля 1942 года упал горящий самолёт Героя Советского Союза, лейтенанта Фрунзе, сына Фрунзе Михаила Васильевича
- В 171-м стрелковом батальоне 182-й стрелковой дивизии служил лейтенант Пауль Майтла — перешедший на сторону немцев военачальник, кавалер Железного Креста 1 класса, позднее командовал одной из рот 45-го гренадерского полка СС.
Напишите отзыв о статье "182-я стрелковая дивизия"
Примечания
- ↑ [pamyat-naroda.ru/documents/view/?id=133718611&backurl=author%5C182%20сд::begin_date%5C31.05.1941::end_date%5C27.06.1941 Боевой путь 182-й стрелковой дивизии в Великой отечественной войне]
Ссылки
- [samsv.narod.ru/Div/Sd/sd182/default.html Справочник на сайте клуба «Память» Воронежского госуниверситета]
- [soldat.ru Справочники и форум на Солдат.ру]
- [www.soldat.ru/perechen Перечень № 5 стрелковых, горнострелковых, мотострелковых и моторизованных дивизий, входивших в состав действующей армии в годы Великой Отечественной войны]
Отрывок, характеризующий 182-я стрелковая дивизия
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…
Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.
Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.
На мужском конце стола разговор всё более и более оживлялся. Полковник рассказал, что манифест об объявлении войны уже вышел в Петербурге и что экземпляр, который он сам видел, доставлен ныне курьером главнокомандующему.
– И зачем нас нелегкая несет воевать с Бонапартом? – сказал Шиншин. – II a deja rabattu le caquet a l'Autriche. Je crains, que cette fois ce ne soit notre tour. [Он уже сбил спесь с Австрии. Боюсь, не пришел бы теперь наш черед.]
Полковник был плотный, высокий и сангвинический немец, очевидно, служака и патриот. Он обиделся словами Шиншина.
– А затэ м, мы лосты вый государ, – сказал он, выговаривая э вместо е и ъ вместо ь . – Затэм, что импэ ратор это знаэ т. Он в манифэ стэ сказал, что нэ можэ т смотрэт равнодушно на опасности, угрожающие России, и что бэ зопасност империи, достоинство ее и святост союзов , – сказал он, почему то особенно налегая на слово «союзов», как будто в этом была вся сущность дела.
И с свойственною ему непогрешимою, официальною памятью он повторил вступительные слова манифеста… «и желание, единственную и непременную цель государя составляющее: водворить в Европе на прочных основаниях мир – решили его двинуть ныне часть войска за границу и сделать к достижению „намерения сего новые усилия“.
– Вот зачэм, мы лосты вый государ, – заключил он, назидательно выпивая стакан вина и оглядываясь на графа за поощрением.
– Connaissez vous le proverbe: [Знаете пословицу:] «Ерема, Ерема, сидел бы ты дома, точил бы свои веретена», – сказал Шиншин, морщась и улыбаясь. – Cela nous convient a merveille. [Это нам кстати.] Уж на что Суворова – и того расколотили, a plate couture, [на голову,] а где y нас Суворовы теперь? Je vous demande un peu, [Спрашиваю я вас,] – беспрестанно перескакивая с русского на французский язык, говорил он.
– Мы должны и драться до послэ днэ капли кров, – сказал полковник, ударяя по столу, – и умэ р р рэ т за своэ го импэ ратора, и тогда всэ й будэ т хорошо. А рассуждать как мо о ожно (он особенно вытянул голос на слове «можно»), как мо о ожно менше, – докончил он, опять обращаясь к графу. – Так старые гусары судим, вот и всё. А вы как судитэ , молодой человек и молодой гусар? – прибавил он, обращаясь к Николаю, который, услыхав, что дело шло о войне, оставил свою собеседницу и во все глаза смотрел и всеми ушами слушал полковника.
– Совершенно с вами согласен, – отвечал Николай, весь вспыхнув, вертя тарелку и переставляя стаканы с таким решительным и отчаянным видом, как будто в настоящую минуту он подвергался великой опасности, – я убежден, что русские должны умирать или побеждать, – сказал он, сам чувствуя так же, как и другие, после того как слово уже было сказано, что оно было слишком восторженно и напыщенно для настоящего случая и потому неловко.