1822 год
Поделись знанием:
Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
| Годы |
|---|
| 1818 · 1819 · 1820 · 1821 — 1822 — 1823 · 1824 · 1825 · 1826 |
| Десятилетия |
| 1800-е · 1810-е — 1820-е — 1830-е · 1840-е |
| Века |
| XVIII век — XIX век — XX век |
| Григорианский календарь | 1822 MDCCCXXII |
| Юлианский календарь | 1821—1822 (с 13 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7330—7331 (с 13 сентября) |
| От основания Рима | 2574—2575 (с 3 мая) |
| Еврейский календарь |
5582—5583 ה'תקפ"ב — ה'תקפ"ג |
| Исламский календарь | 1237—1238 |
| Древнеармянский календарь | 4314—4315 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1271 ԹՎ ՌՄՀԱ
|
| Китайский календарь | 4518—4519 辛巳 — 壬午 белая змея — чёрная лошадь |
| Эфиопский календарь | 1814 — 1815 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1878—1879 |
| - Шака самват | 1744—1745 |
| - Кали-юга | 4923—4924 |
| Иранский календарь | 1200—1201 |
| Буддийский календарь | 2365 |
| Японское летосчисление | 5-й год Бунсэй |
1822 (тысяча восемьсот двадцать второй) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся во вторник. Это 1822 год нашей эры, 822 год 2 тысячелетия, 22 год XIX века, 2 год 3-го десятилетия XIX века, 3 год 1820-х годов.
Содержание
События
- Чарльз Бэббидж представил механическое устройство, названное позднее аналитической машиной, которую можно считать первой настоящей вычислительной машиной.
- 5 января — Гватемала присоединилась к Мексиканской империи[1].
- 9 января — под давлением жителей Рио-де-Жанейро инфант Педру объявил о неподчинению приказу своего отца вернуться в Португалию и о намерении остаться в Бразилии[2].
- 11 января — португальские войска в Рио-де-Жанейро безуспешно пытаются взять под контроль ситуацию в Бразилии[3].
- 13 января — Национальное собрание Греции официально провозгласило независимость страны и приняло Эпидаврский органический статут (временную конституцию) республики[4].
- 16 января — принц-регент Бразилии инфант Педру назначил премьер-министром колонии Жозе Бонифасиу[3].
- 21 января — правительство Бразилии запретило органам власти принимать к исполнению исходящие из Португалии распоряжения и законы до того, как они будут одобрены бразильским правительством[3].
- 24 января — в Испании сформировано умеренное конституционное правительство Хосе Габриэля де Сильвы-и-Базана, маркиза де Санта-Круса[5].
- 5 февраля — казнён бывший правитель Албании Али-паша Тепеленский, его отрубленная голова отправлена в Константинополь[6].
- 6 февраля — китайское судно «Тэк Синг» (англ. Tek Sing) наскочило на рифы близ острова Банка; погибло 1600 человек (второе, по числу жертв, кораблекрушение XIX века после гибели «Султанши»).
- 16 февраля — португальская армия эвакуировалась из Бразилии[3].
- 28 февраля — в Испании сформировано умеренное конституционное правительство Франсиско Мартинеса де ла Росы[5].
- 1 марта — на выборах в кортесы Испании победила радикальная партия «эскальтадос». Однако правительство умеренной партии «модерадос» осталось у власти
- 28 марта — Конгресс США принял решение о признании независимости молодых государств Латинской Америки, продолжающих войну за независимость от Испании[7].
- 11 апреля — произошла Хиосская резня, одна из самых драматичных страниц греческой истории.
- 19 мая — гарнизон Мехико осуществил направленный против парламента бескровный переворот в пользу Агустина Итурбиде[8].
- 21 мая — Агустин Итурбиде стал императором Мексики под именем Агустина I[9].
- 24 мая — армия генерала Антонио Хосе Сукре разбила силы испанской армии у вулкана Пичинча[10][11].
- 29 мая — император Мексики Агустин I направляет Симону Боливару письмо, в котором признаёт независимость Колумбии[12].
- 3 июня — гватемальская армия вступает в Сан-Сальвадор, отменяя независимость Сальвадора. Вспыхнувшее в результате грабежей восстание заставляет её отойти[13].
- 12 июня — мексиканская армия генерала Висенте Филисолы вступает в г. Гватемала. Центральная Америка формально присоединена к Мексиканской империи[14].
- 13 июня — министр иностранных дел Российской империи граф Карл Нессельроде заверил правительство Испании в том, что Россия не признает независимость республик Латинской Америки[15].
- 6 июля
- кортесы Португалии отвергли требования бразильских депутатов о предоставлении Бразилии «государственной самостоятельности»[3].
- подписан Договор о союзе, лиге и постоянной конфедерации между Великой Колумбией и Перу[16].
- 7 июля — в Мадриде подавлена попытка королевской гвардии взять под контроль столицу и восстановить власть короля[17].
- 11 июля — армия Симона Боливара вошла в Гуаякиль[18].
- 16 июля — армия Симона Боливара вошла в Кито[19].
- 21 июля — создание Первой Мексиканской империи.
- 26 июля — конфиденциальная встреча Симона Боливара и Хосе де Сан-Мартина в Гуаякиле[20].
- 31 июля — Эквадор входит в состав Великой Колумбии
- 1 августа — принц-регент Педру манифестом провозгласил независимость Бразилии[21].
- 5 августа — к власти в Испании приходит радикальное правительство партии «эскальтадос» во главе с Эваристо Фернандесом Сан-Мигелем[5].
- 7 сентября — Бразилия официально провозгласила независимость от Португалии[22].
- 19 сентября — кортесы Португалии приняли декрет о ликвидации бразильского правительства и о возвращении принца-регента Педру в Лиссабон в течение 4 месяцев[21].
- 20 сентября — Хосе де Сан-Мартин сложил полномочия перед Учредительным конгрессом в Лиме, после чего уехал в Буэнос-Айрес, а затем эмигрировал в Европу[23].
- 22 сентября — официально провозглашена независимость Перу. Власть перешла Верховной правительственной хунте генерала Хосе Доминго де Ла Мара[24].
- 27 сентября — французский учёный Жан-Франсуа Шампольон сделал сообщение в Академии надписей в Париже о результатах дешифровки текстов Розеттского камня. Возникновение египтологии[25].
- Октябрь — извержение вулкана Везувий на юге Италии.
- 1 октября — вступила в силу первая конституция Португалии[26].
- 12 октября — принц-регент Педру провозглашён конституционном императором Бразилии Педру I[21].
- 20 октября — открылся Веронский конгресс Священного союза[27]
- 21 октября — подписан Договор о союзе, лиге и конфедерации между Великой Колумбией и Чили[28].
- 30 октября — принята новая конституция Чили[28].
- 14 ноября — завершён Веронский конгресс Священного союза. Принято решение об интервенции в Испанию для восстановления там абсолютной власти короля[27].
- 19 ноября — Российская империя, Австрийская империя, Пруссия и Франция подписали совместный протокол о вооружённой интервенции в Испанию[29].
- 22 ноября — Сальвадор объявляет о выходе из Мексиканской империи и просит принять его в состав Соединённых Штатов Америки[30].
- 1 декабря — Хунта представителей муниципалитетов Коста-Рики приняла конституционный «Пакт Согласия», провозгласивший суверенитет страны в рамках Федерации Центральной Америки[31].
- 11 декабря — в Бразильской империи издан декрет о конфискации всех товаров, всех кораблей и недвижимости, принадлежавших правительству Португалии и лояльным ему гражданам[3].
- 30 декабря — Бразильская империя повышает пошлины на португальские товары до 24 % их стоимости, оставляя льготные пошлины (15 %) для британских товаров. Португальцы отныне могут сходить на бразильский берег только после признания ими под присягой независимости Бразилии[3].
- Императорский указ о запрете масонства в Российской империи
Наука
Напишите отзыв о статье "1822 год"
Литература
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1822 году
- 2 января — Рудольф Юлиус Эммануель Клаузиус, немецкий физик и математик (ум. 1888).
- 6 января — Генрих Шлиман, немецкий археолог (ум. 1890).
- 31 марта — Дмитрий Васильевич Григорович, русский писатель и искусствовед (ум. 1900).
- 8 апреля — Владислав Николаевич Горчаков, русский поэт (ум. не ранее 1853).
- 27 апреля — Улисс Симпсон Грант, американский политический и военный деятель, полководец северян в годы Гражданской войны в США, 18-й президент США (ум. 1885).
- 20 мая — Фредерик Пасси, Французский политэконом и признанный лидер европейского движения за мир. Пасси считал, что «будущее принадлежит не войне, отчуждению и ненависти. Оно принадлежит миру, работе — и арбитражу». Лауреат Нобелевской премии мира, получивший её 10 декабря 1901 г. совместно с Анри Дюнаном. Умер 12 июня 1912 г. Похоронен на кладбище Пер-Лашез в Париже.
- 22 июля — Грегор Иоганн Мендель, монах августинского ордена, основоположник генетики (ум. 1884).
- 28 июля Аполлон Александрович Григорьев, русский поэт, литературный и театральный критик, переводчик (ум. 1864).
- 9 августа — Якоб Молешотт, немецкий физиолог и философ (ум. 1893).
- 12 августа — Генрих Луи д’Арре, немецкий астроном, один из открывателей планеты Нептун (ум. 1875).
- 18 октября — Ахмед Шефик Мидхат-паша — государственный деятель Османской империи, реформатор, великий визирь в 1872, 1876—1877 годах (уб. 1884).
- 24 октября — Михаил Фёдорович Де-Пуле, русский литературный критик, публицист и педагог (ум. 1885).
- 10 декабря — Николай Яковлевич Данилевский, русский публицист, социолог, экономист и естествоиспытатель (ум. 1885).
- 27 декабря — Луи Пастер, французский микробиолог и химик (ум. 1895).
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1822 году
- 5 февраля — Али-паша Тепеленский, вассальный правитель Албании и части Греции. (род.1741)
- 13 марта — Иван Осипович Селифонтов — российский государственный деятель, генерал-поручик, сенатор и тайный советник Российской империи, Тобольский вице-губернатор, Рязанский губернатор, генерал-губернатор Иркутской, Тобольской и Томской губерний (род. 1743).
- 25 июля — Гофман, Эрнст Теодор Амадей, немецкий писатель-романтик, композитор.
См. также
|
1822 год в Викитеке? |
|---|
Примечания
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки/М.1981 — С.75.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л.Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.87.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки/М.1981 — С.88.
- ↑ Новая история стран Европы и Америки. Первый период. /М.1986 — С.282.
- ↑ 1 2 3 [www.worldstatesmen.org/Spain.html.Worldstatesmen.org. Spain. (англ.)]
- ↑ СИЭ т. 1 — С. 405.
- ↑ История США т.1 /М.1983 — С.327.
- ↑ БСЭ 3-е изд т.11 — С.50.
- ↑ [www.worldstatesmen.org/Mexico.htm Worldstatesmen.org. Mexico. (англ.)]
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки/М.1981 — С.68.
- ↑ Симон Боливар. Избранные произведения. 1812—1830/М.1983 — С.260.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.203.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.18.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.19.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.303.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.195.
- ↑ Новая история стран Европы и Америки. Первый период. /М.1986 — С.275.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.175.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.165.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.176.
- ↑ 1 2 3 Альперович М. С., Слёзкин Л.Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.89.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л.Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.292.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л.Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.72.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л.Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.73.
- ↑ СИЭ т.5 — С.468.
- ↑ Новая история стран Европы и Америки. Первый период. /М.1983 — С.182.
- ↑ 1 2 СИЭ т.3 — С.362.
- ↑ 1 2 Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.197.
- ↑ СИЭ т.6 — С.397.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.20.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.24.
| Календарь на 1822 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1822 год
Как будто обойдя свое царство, испытав свою власть и убедившись, что все покорны, но что всё таки скучно, Наташа пошла в залу, взяла гитару, села в темный угол за шкапчик и стала в басу перебирать струны, выделывая фразу, которую она запомнила из одной оперы, слышанной в Петербурге вместе с князем Андреем. Для посторонних слушателей у ней на гитаре выходило что то, не имевшее никакого смысла, но в ее воображении из за этих звуков воскресал целый ряд воспоминаний. Она сидела за шкапчиком, устремив глаза на полосу света, падавшую из буфетной двери, слушала себя и вспоминала. Она находилась в состоянии воспоминания.Соня прошла в буфет с рюмкой через залу. Наташа взглянула на нее, на щель в буфетной двери и ей показалось, что она вспоминает то, что из буфетной двери в щель падал свет и что Соня прошла с рюмкой. «Да и это было точь в точь также», подумала Наташа. – Соня, что это? – крикнула Наташа, перебирая пальцами на толстой струне.
– Ах, ты тут! – вздрогнув, сказала Соня, подошла и прислушалась. – Не знаю. Буря? – сказала она робко, боясь ошибиться.
«Ну вот точно так же она вздрогнула, точно так же подошла и робко улыбнулась тогда, когда это уж было», подумала Наташа, «и точно так же… я подумала, что в ней чего то недостает».
– Нет, это хор из Водоноса, слышишь! – И Наташа допела мотив хора, чтобы дать его понять Соне.
– Ты куда ходила? – спросила Наташа.
– Воду в рюмке переменить. Я сейчас дорисую узор.
– Ты всегда занята, а я вот не умею, – сказала Наташа. – А Николай где?
– Спит, кажется.
– Соня, ты поди разбуди его, – сказала Наташа. – Скажи, что я его зову петь. – Она посидела, подумала о том, что это значит, что всё это было, и, не разрешив этого вопроса и нисколько не сожалея о том, опять в воображении своем перенеслась к тому времени, когда она была с ним вместе, и он влюбленными глазами смотрел на нее.
«Ах, поскорее бы он приехал. Я так боюсь, что этого не будет! А главное: я стареюсь, вот что! Уже не будет того, что теперь есть во мне. А может быть, он нынче приедет, сейчас приедет. Может быть приехал и сидит там в гостиной. Может быть, он вчера еще приехал и я забыла». Она встала, положила гитару и пошла в гостиную. Все домашние, учителя, гувернантки и гости сидели уж за чайным столом. Люди стояли вокруг стола, – а князя Андрея не было, и была всё прежняя жизнь.
– А, вот она, – сказал Илья Андреич, увидав вошедшую Наташу. – Ну, садись ко мне. – Но Наташа остановилась подле матери, оглядываясь кругом, как будто она искала чего то.
– Мама! – проговорила она. – Дайте мне его , дайте, мама, скорее, скорее, – и опять она с трудом удержала рыдания.
Она присела к столу и послушала разговоры старших и Николая, который тоже пришел к столу. «Боже мой, Боже мой, те же лица, те же разговоры, так же папа держит чашку и дует точно так же!» думала Наташа, с ужасом чувствуя отвращение, подымавшееся в ней против всех домашних за то, что они были всё те же.
После чая Николай, Соня и Наташа пошли в диванную, в свой любимый угол, в котором всегда начинались их самые задушевные разговоры.
– Бывает с тобой, – сказала Наташа брату, когда они уселись в диванной, – бывает с тобой, что тебе кажется, что ничего не будет – ничего; что всё, что хорошее, то было? И не то что скучно, а грустно?
– Еще как! – сказал он. – У меня бывало, что всё хорошо, все веселы, а мне придет в голову, что всё это уж надоело и что умирать всем надо. Я раз в полку не пошел на гулянье, а там играла музыка… и так мне вдруг скучно стало…
– Ах, я это знаю. Знаю, знаю, – подхватила Наташа. – Я еще маленькая была, так со мной это бывало. Помнишь, раз меня за сливы наказали и вы все танцовали, а я сидела в классной и рыдала, никогда не забуду: мне и грустно было и жалко было всех, и себя, и всех всех жалко. И, главное, я не виновата была, – сказала Наташа, – ты помнишь?
– Помню, – сказал Николай. – Я помню, что я к тебе пришел потом и мне хотелось тебя утешить и, знаешь, совестно было. Ужасно мы смешные были. У меня тогда была игрушка болванчик и я его тебе отдать хотел. Ты помнишь?
– А помнишь ты, – сказала Наташа с задумчивой улыбкой, как давно, давно, мы еще совсем маленькие были, дяденька нас позвал в кабинет, еще в старом доме, а темно было – мы это пришли и вдруг там стоит…
– Арап, – докончил Николай с радостной улыбкой, – как же не помнить? Я и теперь не знаю, что это был арап, или мы во сне видели, или нам рассказывали.
– Он серый был, помнишь, и белые зубы – стоит и смотрит на нас…
– Вы помните, Соня? – спросил Николай…
– Да, да я тоже помню что то, – робко отвечала Соня…
– Я ведь спрашивала про этого арапа у папа и у мама, – сказала Наташа. – Они говорят, что никакого арапа не было. А ведь вот ты помнишь!
– Как же, как теперь помню его зубы.
– Как это странно, точно во сне было. Я это люблю.
– А помнишь, как мы катали яйца в зале и вдруг две старухи, и стали по ковру вертеться. Это было, или нет? Помнишь, как хорошо было?
– Да. А помнишь, как папенька в синей шубе на крыльце выстрелил из ружья. – Они перебирали улыбаясь с наслаждением воспоминания, не грустного старческого, а поэтического юношеского воспоминания, те впечатления из самого дальнего прошедшего, где сновидение сливается с действительностью, и тихо смеялись, радуясь чему то.
Соня, как и всегда, отстала от них, хотя воспоминания их были общие.
Соня не помнила многого из того, что они вспоминали, а и то, что она помнила, не возбуждало в ней того поэтического чувства, которое они испытывали. Она только наслаждалась их радостью, стараясь подделаться под нее.
Она приняла участие только в том, когда они вспоминали первый приезд Сони. Соня рассказала, как она боялась Николая, потому что у него на курточке были снурки, и ей няня сказала, что и ее в снурки зашьют.
– А я помню: мне сказали, что ты под капустою родилась, – сказала Наташа, – и помню, что я тогда не смела не поверить, но знала, что это не правда, и так мне неловко было.
Во время этого разговора из задней двери диванной высунулась голова горничной. – Барышня, петуха принесли, – шопотом сказала девушка.
– Не надо, Поля, вели отнести, – сказала Наташа.
В середине разговоров, шедших в диванной, Диммлер вошел в комнату и подошел к арфе, стоявшей в углу. Он снял сукно, и арфа издала фальшивый звук.
– Эдуард Карлыч, сыграйте пожалуста мой любимый Nocturiene мосье Фильда, – сказал голос старой графини из гостиной.
Диммлер взял аккорд и, обратясь к Наташе, Николаю и Соне, сказал: – Молодежь, как смирно сидит!
– Да мы философствуем, – сказала Наташа, на минуту оглянувшись, и продолжала разговор. Разговор шел теперь о сновидениях.
Диммлер начал играть. Наташа неслышно, на цыпочках, подошла к столу, взяла свечу, вынесла ее и, вернувшись, тихо села на свое место. В комнате, особенно на диване, на котором они сидели, было темно, но в большие окна падал на пол серебряный свет полного месяца.
– Знаешь, я думаю, – сказала Наташа шопотом, придвигаясь к Николаю и Соне, когда уже Диммлер кончил и всё сидел, слабо перебирая струны, видимо в нерешительности оставить, или начать что нибудь новое, – что когда так вспоминаешь, вспоминаешь, всё вспоминаешь, до того довоспоминаешься, что помнишь то, что было еще прежде, чем я была на свете…
– Это метампсикова, – сказала Соня, которая всегда хорошо училась и все помнила. – Египтяне верили, что наши души были в животных и опять пойдут в животных.
– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
