1823 год
Поделись знанием:
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
| Годы |
|---|
| 1819 · 1820 · 1821 · 1822 — 1823 — 1824 · 1825 · 1826 · 1827 |
| Десятилетия |
| 1800-е · 1810-е — 1820-е — 1830-е · 1840-е |
| Века |
| XVIII век — XIX век — XX век |
| Григорианский календарь | 1823 MDCCCXXIII |
| Юлианский календарь | 1822—1823 (с 13 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7331—7332 (с 13 сентября) |
| От основания Рима | 2575—2576 (с 3 мая) |
| Еврейский календарь |
5583—5584 ה'תקפ"ג — ה'תקפ"ד |
| Исламский календарь | 1238—1239 |
| Древнеармянский календарь | 4315—4316 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1272 ԹՎ ՌՄՀԲ
|
| Китайский календарь | 4519—4520 壬午 — 癸未 чёрная лошадь — чёрная овца |
| Эфиопский календарь | 1815 — 1816 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1879—1880 |
| - Шака самват | 1745—1746 |
| - Кали-юга | 4924—4925 |
| Иранский календарь | 1201—1202 |
| Буддийский календарь | 2366 |
| Японское летосчисление | 6-й год Бунсэй |
1823 (тысяча восемьсот двадцать третий) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в среду. Это 1823 год нашей эры, 823 год 2 тысячелетия, 23 год XIX века, 3 год 3-го десятилетия XIX века, 4 год 1820-х годов.
Содержание
События
Россия
- Начат «Евгений Онегин»
- Основано Николаевское кавалерийское училище
- Упразднена Коммерц-коллегия
- Возведена Московская историческая мечеть
- Упал Бочечки (метеорит)
- Основана Берёзовка (Коростенский район)
- Начинается кругосветное плавание шлюпа «Предприятие» под командой капитана Отто Евстафьевича Коцебу, продолжавшееся 3 года.
- Заканчивается тригонометрическая съёмка петербургской губернии, начавшаяся в 1820 году.
- Основан Алтайский государственный краеведческий музей
Европа
- 20 августа: умер папа Пий VII. Начался Конклав 1823 года, на котором избран Лев XII, коронованный 5 октября.
- Продолжается Греческая революция
- Закончил извергаться Эйяфьядлайёкюдль.
Пиренейский полуостров
- 9 января — радикальное правительство Испании во главе с Эваристо Фернандесом Сан-Мигелем отвергает ультиматум Священного союза о восстановлении абсолютной монархии[1].
- 20 марта — радикальное правительство Испании, кортесы и король покидают Мадрид[1].
- 7 апреля — французские войска под командованием герцога Ангулемского переходят границу Испании для подавления революции[2].
- 11 апреля — временной столицей Испании становится Севилья, куда прибывают правительство, кортесы и король[1].
- 25 апреля — в Мадриде сформировано временное королевское правительство во главе с Виктором Дамианом Сайесом[3].
- 13 мая — в Севилье сформировано новое радикальное правительство Испании во главе с Хосе Мария Пандо де да Рива[3].
- 19 мая — французская армия вступила в Мадрид[1].
- 25 мая — при поддержке французской армии в Мадриде учреждено регентство во главе с Педро Алькантра де Толедо, герцогом Инфантадо[1].
- 27 мая — в Португалии 23-й полк поднял восстание в защиту короля. Начались Мигелистские войны
- 30 мая — самораспустились кортесы Португалии. Конституция отменена королём
- 31 августа — Сражение при Трокадеро[1].
- 6 сентября — в Кадисе сформировано последнее конституционное правительство Испании во главе с радикалом Хосе Лайандо[3].
- 23 сентября — французская армия в Испании проводит артиллерийский обстрел осаждённого Кадиса
- 28 сентября — кортесы Испании передали абсолютную власть королю и самораспустились.
- 1 октября — король Испании Фердинанд VII и его семья переданы в Кадисе французской армии. Король подписал декрет, отменивший все законы, изданные кортесами за период революции 1820—1823 годов и Кадисскую конституцию 1812 года[4].
- 7 ноября — в Мадриде повешен руководитель революции Рафаэль Риего[1].
- 2 декабря — король Испании утвердил королевское правительство герцога де Сотомайора[3].
Азия
- Продолжается Турецко-персидская война (1821—1823)
- Продолжается Первая англо-бирманская война
- Закончилась Дурранийская империя
Америка
- 1 января — испанская армия разбила повстанческие войска у Мокегуа в Перу[5].
- 4 января — правительство Мексиканской империи издало закон о колонизации, предусматривавший раздачу неосвоенных земель как мексиканским гражданам, так и иностранцам-католикам. Закон вызвал усиление потока колонистов из США в Техас[6].
- 19 января — испанская армия разбивает перуанскую армию президента Хосе де Ла Мара на юге Перу[7].
- 28 января — в результате восстания в Сантьяго верховный правитель Чили Бернардо О’Хиггинс был свергнут и эмигрировал[8].
- 27 февраля — Конгресс Перу под давлением восставшей армии избрал президентом Перу Хосе де ла Рива Агуэро[7].
- 8 марта — подписан договор о дружбе и союзе между Аргентиной и Колумбией[9].
- 19 марта — закончилась Первая Мексиканская империя
- 29 марта — император Мексики Агустин I отрёкся от престола после республиканского восстания генерала Антонио де Санта-Анны в Веракрусе. Мексика стала республикой
- 29 марта — командующий мексиканской армией в Центральной Америке генерал Висенте Филисола собрал депутатов от провинции Гватемала и объявил о восстановлении независимости центральноамериканских провинций[10].
- 4 апреля — верховным правителем Чили стал генерал Рамон Фрейре[8].
- 3 мая — открылось Учредительное собрание Бразилии[11].
- 24 июня — прошли выборы в Национальную учредительную ассамблею Центральной Америки[10].
- 1 июля
- Провозглашена независимость Соединённых провинции Центральной Америки в составе Гватемалы, Сальвадора, Гондураса, Никарагуа и Коста-Рики[12]. Во главе федерации встал триумвират в составе Мануэлем Хосе Арсе, Педро Молины и Хуана Висенте Вильякорты[13].
- Португальские войска эвакуировались из Баии в Бразилии[11].
- 25 июля — в Центральной Америке упразднены дворянские титулы[14].
- 6 августа — Конгресс Перу сместил с поста президента Хосе де ла Рива Агуэро и избрал на этот пост маркиза Хосе де Торре Тагле[7].
- 10 сентября — конгресс Перу провозгласил Симона Боливара «Освободителем» и предоставил ему чрезвычайные полномочия[7].
- 3 октября — заключён договор о союзе, лиге и конфедерации между Колумбией и Мексикой[15].
- 6 ноября — по инициативе Хосе Сесилио дель Валье Национальная конституционная ассамблея Соединённых провинций Центральной Америки предлагает созвать конгресс всех независимых государств Американского континента[16].
- 12 ноября — правительство Бразилии разогнало Учредительное собрание[17].
- 2 декабря — президент США Джеймс Монро провозгласил т. н. «Доктрину Монро»[18].
- 12 декабря
- Министр иностранных дел Великобритании Джордж Каннинг заявил в палате общин о намерении признать независимость государств Латинской Америки[19].
- Бразильским правительством с помощью армии разогнано Учредительное собрание Бразильской империи, осудившее избиение бывшими португальскими офицерами аптекаря Давида Памплоны[20].
Африка
- Основан город Хартум.
Наука
- Сформулирован Фотометрический парадокс
- Найден остров-призрак Новая Южная Гренландия
- Основано Королевское азиатское общество Великобритании и Ирландии
- Опубликована линия Жоре
- Филип Опиц выпустил каталог-определитель растений
- Сэбин доплыл до Гренландии
Культура
Литература
Музыка
- 3 февраля: премьера оперы Россини «Семирамида»
- Написана опера Шуберта «Фьеррабрас».
- 13 апреля: 11-летний Франц Лист дает концерт, после которого его лично хвалит Бетховен
- Сконструирован музыкальный инструмент арпеджионе.
- Бетховен: Симфония № 9 (Бетховен), Торжественная месса (Бетховен)
Искусство
- Каспар Давид Фридрих пишет «Утро в горах», «Восход луны над морем».
- Джон Констебл пишет «Вид на собор в Солсбери из епископского сада»
- Карл Брюллов пишет картину «Итальянское утро», а Василий Тропинин — «Кружевницу»
- 15 июля: сгорела базилика Сан-Паоло-фуори-ле-Мура в Риме
- Возведена Пирамида Карлсруэ
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1823 году
- 3 февраля — Констан Луи Жан Бенжамен Жоре, французский адмирал (ум. 1889).
- 7 февраля — Рихард Жене, австрийский композитор.
- 15 февраля — Ли Хунчжан, китайский государственный деятель и дипломат (ум.1901)
- 1 марта — Надежда Степановна Соханская, псевдоним Кохановская, русская писательница, автор прозаических и драматических произведений (ум. 1884).
- 18 марта — Николай Иванович Кроль, русский поэт, прозаик, драматург и публицист (ум. 1871).
- 5 апреля — Николай Васильевич Берг, русский поэт, переводчик, журналист (ум. 1884).
- 30 апреля — Поль Жане, французский философ (ум. 1899).
- 23 мая — Анте Старчевич, хорватский политический писатель и деятель, один из основателей Хорватской партии права (ум. 1896).
- 13 июня — Гюстав Поль Клюзере, французский политик, участник Крымской войны, похода Дж. Гарибальди, Гражданской войны в США, генерал армии Севера, член Парижской коммуны 1871 года (ум.1900)
- 22 сентября — Маурыцы Карасоский, польский композитор и музыкальный критик (ум. 1892).
- 29 сентября — Людвик Кондратович, польский поэт, переводчик, драматург (псевдоним Владислав Сырокомля; ум. 1862).
- 8 октября — Иван Сергеевич Аксаков, русский публицист, поэт, общественный деятель, один из лидеров славянофильского движения (ум. 1886)
- 14 ноября Михаил Николаевич Лонгинов в Петербурге (умер 4 февраля 1875, тоже Петербург) — известный русский литератор, писатель, поэт, мемуарист, библиограф, историк литературы и одновременно видный государственный деятель, крупный чиновник.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1823 году
- 13 января — Эрнст Фридрих Вильгельм Филипп фон Рюхель, прусский генерал (род. 1754).
- 26 января — Эдуард Дженнер, английский врач, основоположник оспопрививания (род. 1749).
- 14 марта — Шарль Франсуа Дюмурье дю Перье, французский генерал и политик периода Великой французской революции (род. 1739).
- 17 февраля — Фридрих Генрих Фердинанд Эмиль Клейст, прусский фельдмаршал (род. 1762).
- 2 августа — Лазар Никола Карно, французский политический и военный деятель, выдающийся учёный, член Комитета общественного спасения, «организатор победы», председатель Национального конвента (глава Французской республики) в мае 1794 года и член Директории в 1795 — 1797 годах (род. 1753)
- 20 августа — Пий VII, в миру Грегорио Луиджи Барнаба Кьярамонти), папа римский (род. 1742).
- 11 сентября — Давид Рикардо, английский экономист, классик политической экономии (род. 1772).
- 30 октября — Эдмунд Картрайт, английский изобретатель (род. 1748).
- 7 ноября — Рафаэль дель Риего-и-Нуньес, испанский генерал и политический деятель (род. 1784).
- 9 ноября — Василий Васильевич Капнист, русский писатель (род. 1758, по другим сведениям 1757).
- 3 декабря — Джованни Баттиста Бельцони, итальянский путешественник (род. 1778).
- 16 декабря — Иван Михайлович Долгоруков (Долгорукий), князь, русский государственный деятель, поэт и драматург (род. 1764).
- Николай Александрович Наумов — российский государственный деятель, 12-й губернатор Рязанской губернии, глава города Таганрог (род. 1780).
См. также
Напишите отзыв о статье "1823 год"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [krotov.info/history/19/55/laviss_18.htm Лависс Э., Рамбо А. История XIX века. т. 3. часть 1 глава VI]
- ↑ Новая история стран Европы и Америки. Первый период. /М.1983 — С.178.
- ↑ 1 2 3 4 [www.worldstatesmen.org/Spain.html.Worldstatesmen.org. Spain. (англ.)]
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.11 — С.130.
- ↑ Симон Боливар. Избранные произведения. 1812—1830/М.1983 — С.258.
- ↑ История США т.1 /М.1983 — С.327.
- ↑ 1 2 3 4 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.73.
- ↑ 1 2 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.157.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.200.
- ↑ 1 2 Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.21.
- ↑ 1 2 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки/М.1981 — С.89.
- ↑ БСЭ 3-е изд. т.6 — С.155.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.23.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.22.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.202.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.203.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.90.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю История Латинской Америки/М.1981 — С.79.
- ↑ Симон Боливар. Избранные произведения. 1812—1830/М.1983 — С.260.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки/М.1981 — С.90.
Ссылки
| Календарь на 1823 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1823 год
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
В Вильне Кутузов, в противность воле государя, остановил большую часть войск. Кутузов, как говорили его приближенные, необыкновенно опустился и физически ослабел в это свое пребывание в Вильне. Он неохотно занимался делами по армии, предоставляя все своим генералам и, ожидая государя, предавался рассеянной жизни.
Выехав с своей свитой – графом Толстым, князем Волконским, Аракчеевым и другими, 7 го декабря из Петербурга, государь 11 го декабря приехал в Вильну и в дорожных санях прямо подъехал к замку. У замка, несмотря на сильный мороз, стояло человек сто генералов и штабных офицеров в полной парадной форме и почетный караул Семеновского полка.
Курьер, подскакавший к замку на потной тройке, впереди государя, прокричал: «Едет!» Коновницын бросился в сени доложить Кутузову, дожидавшемуся в маленькой швейцарской комнатке.
Через минуту толстая большая фигура старика, в полной парадной форме, со всеми регалиями, покрывавшими грудь, и подтянутым шарфом брюхом, перекачиваясь, вышла на крыльцо. Кутузов надел шляпу по фронту, взял в руки перчатки и бочком, с трудом переступая вниз ступеней, сошел с них и взял в руку приготовленный для подачи государю рапорт.
Беготня, шепот, еще отчаянно пролетевшая тройка, и все глаза устремились на подскакивающие сани, в которых уже видны были фигуры государя и Волконского.
Все это по пятидесятилетней привычке физически тревожно подействовало на старого генерала; он озабоченно торопливо ощупал себя, поправил шляпу и враз, в ту минуту как государь, выйдя из саней, поднял к нему глаза, подбодрившись и вытянувшись, подал рапорт и стал говорить своим мерным, заискивающим голосом.
Государь быстрым взглядом окинул Кутузова с головы до ног, на мгновенье нахмурился, но тотчас же, преодолев себя, подошел и, расставив руки, обнял старого генерала. Опять по старому, привычному впечатлению и по отношению к задушевной мысли его, объятие это, как и обыкновенно, подействовало на Кутузова: он всхлипнул.
Государь поздоровался с офицерами, с Семеновским караулом и, пожав еще раз за руку старика, пошел с ним в замок.
