1826 год
Поделись знанием:
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.
(перенаправлено с «1826»)
Годы |
---|
1822 · 1823 · 1824 · 1825 — 1826 — 1827 · 1828 · 1829 · 1830 |
Десятилетия |
1800-е · 1810-е — 1820-е — 1830-е · 1840-е |
Века |
XVIII век — XIX век — XX век |
Григорианский календарь | 1826 MDCCCXXVI |
Юлианский календарь | 1825—1826 (с 13 января) |
Юлианский календарь с византийской эрой |
7334—7335 (с 13 сентября) |
От основания Рима | 2578—2579 (с 3 мая) |
Еврейский календарь |
5586—5587 ה'תקפ"ו — ה'תקפ"ז |
Исламский календарь | 1241—1242 |
Древнеармянский календарь | 4318—4319 (с 11 августа) |
Армянский церковный календарь | 1275 ԹՎ ՌՄՀԵ
|
Китайский календарь | 4522—4523 乙酉 — 丙戌 зелёный петух — красная собака |
Эфиопский календарь | 1818 — 1819 |
Древнеиндийский календарь | |
- Викрам-самват | 1882—1883 |
- Шака самват | 1748—1749 |
- Кали-юга | 4927—4928 |
Иранский календарь | 1204—1205 |
Буддийский календарь | 2369 |
Японское летосчисление | 9-й год Бунсэй |
1826 (тысяча восемьсот двадцать шестой) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в воскресенье. Это 1826 год нашей эры, 826 год 2 тысячелетия, 26 год XIX века, 6 год 3-го десятилетия XIX века, 7 год 1820-х годов.
Содержание
События
- 6 февраля — учредительный конгресс Объединённых провинций Рио-де-ла-Платы в Буэнос-Айресе принял закон о создании федерального правительства во главе с президентом[1].
- 4 апреля — подписан Петербургский протокол 1826 между Российской империей и Великобританией о совместных действиях в урегулировании греческого вопроса.
- 5 апреля — правительству Османской империи вручена ультимативная нота российского императора Николая I от 17 марта с требованиями соблюдения условий Бухарестского мира 1812 года, вывода турецких войск из Молдавии и Валахии и начала новых русско-турецких переговоров[2].
- 4 мая — турецкое правительство заявило о принятии требований Российской империи, предъявленных в ноте от 17 марта[2].
- 22 июня — в Панаме по инициативе Симона Боливара открылся Панамский конгресс представителей независимых государств Латинской Америки — Великой Колумбии, Перу, Боливии, Мексики и Федеральной республики Центральной Америки[3].
- 15 июля — подписанием Договора о вечном союзе, лиге и конфедерации латиноамериканских республик завершился Панамский конгресс. Подписаны конвенции о создании единых латиноамериканских армии и флота[4].
- 25 июля — приведён в исполнение приговор Верховного уголовного суда по делу декабристов. На высоком валу Кронверка у ворот Петропавловской крепости казнены через повешение «государственные преступники вне разрядов»: К. Ф. Рылеев, П. Г. Каховский, П. И. Пестель, С. И. Муравьёв-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин. 120 человек отправлены на каторгу, в ссылку и в заключение (включая 31 приговорённого судом к отсечению головы, но помилованного Николаем I).
- 28 июля — вторжение иранских войск в Закавказье. Начало Русско-персидской войны.
- 3 сентября — коронация Николая I в Москве.
- 6 сентября — президент Федеральной Республики Центральной Америки Мануэль Хосе Арсе совершил переворот в городе Гватемала и арестовал переставшего подчиняться федеральному правительству главу государства Гватемала Хуана Баррундию. Вице-президент Гватемалы Сирило Флорес отказался подчиниться федеральным властям и вместе с гватемальским конгрессом уехал в г. Кетсальтенанго[5].
- 7 октября — подписана Аккерманская конвенция 1826 между Россией и Турцией. Турция признала переход к России Сухума, Редут-Кале и Анакрии, разграничительную линию по Дунаю и др.[2]
- 13 октября — восстание во временной столице Гватемалы городе Кетсальталенанго. Глава государства Сирило Флорес свергнут и убит[6].
- 9 декабря — конгресс Перу принял в качестве конституции страны составленную Боливаром конституцию Боливии, внеся в неё некоторые изменения[7].
- 24 декабря — учредительный конгресс Объединённых провинций Рио-де-ла-Платы в Буэнос-Айресе утвердил конституцию страны, которая получила название Аргентина[1].
Без точных дат
- Упразднение Талышского ханства
- Начата публикация Monumenta Germaniae Historica, многосерийного издания источников по истории Германии (продолжается до сих пор).
- В Валенсии состоялось последнее в мире аутодафе (через повешение).
- В Москве основана Кондитерская мастерская купцов Леоновых (с 1890 по 1900 год — Товарищество на паях паровой фабрики шоколада, карамелм и конфет; с 1900 по 1931 год — «Торговый дом Леновых»; с 1931-по с.д. — шоколадно-кондитерская фабрика «Рот Фронт»).
- Во Франции Жозеф Ньепс с помощью камеры-обскуры получил первую из сохранившихся фотографий — вид из окна своей мастерской.
Наука
- 4 января — в Польше был основан Варшавский политехнический университет.
- 11 февраля — в Лондоне был основан первый университет.
- В Берлине начал издаваться математический журнал Crelle's Journal[en].
- В Лондоне начал издаваться журнал по геологии Journal of the Geological Society[en].
- В России вышел в свет первый номер «Журнала Министерства путей сообщения» — ежемесячного технико-экономического издания.
- В США был основан университет Фурмана[en].
- Шотландский инженер Томас Друммонд изобрёл новый вид освещения — друммондов свет, который использовался в театре.
- В Нидерландах указом короля Виллема I основана Гаагская консерватория.
Напишите отзыв о статье "1826 год"
Литература
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1826 году
- 7 января — Иван Ильич Глазунов, тайный советник, издатель и книготорговец; городской голова Санкт-Петербурга (ум. 1889).
- 16 января — Ромуальд Траугутт, польский революционер.
- 27 января — Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, русский писатель (ум. 1889).
- 7 февраля — Сильвен Сальнав, президент Гаити в 1867 — 1870 годах (уб. 1870)
- 13 февраля — Фредерик Годфруа (Годефруа), французский филолог и историк литературы, журналист и педагог (ум. 1897).
- 29 марта — Вильгельм Либкнехт, немецкий революционер, марксист, парламентский политик, один из основателей Социал-демократической партии Германии (ум. 1900).
- 30 марта — Григорий Николаевич Геннади, русский библиограф и библиофил (ум. 1880).
- 6 апреля — Пётр Никитич Горский, русский поэт и автор физиологических очерков (ум. 1877).
- 26 апреля — Эмброуз Рэнсом Райт, генерал армии Конфедерации (ум. 1872).
- 23 июля — Александр Николаевич Афанасьев, собиратель русских народных сказок (ум. 1871).
- 21 сентября — Джильберто Гови (ум. 1889), итальянский физик, естествовед и политик; автор ряда научных трудов.
- 24 ноября — Карло Коллоди, итальянский писатель (ум. 1890).
- 4 декабря — Алексей Николаевич Плещеев, русский писатель, поэт, переводчик (ум. 1893).
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1826 году
- 30 января — Фёдор Васильевич Ростопчин, граф, русский государственный деятель и литератор (род. 1763).
- 10 марта — Жуан VI, король Португалии с 1816 года (род. 1767)
- 16 мая — Елизавета Алексеевна, императрица Российской империи, супруга императора Александра I (род. 1779)
- 3 июня — Николай Михайлович Карамзин, русский писатель и историк (род. 1766).
- 4 июля
- Джон Адамс, деятель американской революции, первый вице-президент и второй президент США (1797—1801) (род. 1735).
- Томас Джефферсон, видный деятель Войны за независимость США (Американской революции), автор Декларации независимости (1776), 3-й президент США в 1801 — 1809 годах (род. 1743).
- 25 июля — Павел Иванович Пестель, руководитель Южного общества декабристов.
- 4 сентября — Роберт Гиффорд (нем. Robert Gifford, 1. Baron Gifford) (род. 1779), британский пэр, барон, юрист, судья и политик.
Примечания
- ↑ 1 2 Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки/М.1981 — С.80.
- ↑ 1 2 3 СИЭ т. 1 — С. 306.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.255.
- ↑ Глинкин А. Н. Дипломатия Симона Боливара/М.1991 — С.256.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.30.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки / М. 1975 — С. 31.
- ↑ Альперович М. С., Слёзкин Л. Ю. История Латинской Америки / М. 1981 — С. 78.
См. также
Категория:Документы 1826 года в Викитеке? |
Календарь на 1826 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
|
Отрывок, характеризующий 1826 год
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.
Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.
Вследствие этого страшного гула, шума, потребности внимания и деятельности Тушин не испытывал ни малейшего неприятного чувства страха, и мысль, что его могут убить или больно ранить, не приходила ему в голову. Напротив, ему становилось всё веселее и веселее. Ему казалось, что уже очень давно, едва ли не вчера, была та минута, когда он увидел неприятеля и сделал первый выстрел, и что клочок поля, на котором он стоял, был ему давно знакомым, родственным местом. Несмотря на то, что он всё помнил, всё соображал, всё делал, что мог делать самый лучший офицер в его положении, он находился в состоянии, похожем на лихорадочный бред или на состояние пьяного человека.
Из за оглушающих со всех сторон звуков своих орудий, из за свиста и ударов снарядов неприятелей, из за вида вспотевшей, раскрасневшейся, торопящейся около орудий прислуги, из за вида крови людей и лошадей, из за вида дымков неприятеля на той стороне (после которых всякий раз прилетало ядро и било в землю, в человека, в орудие или в лошадь), из за вида этих предметов у него в голове установился свой фантастический мир, который составлял его наслаждение в эту минуту. Неприятельские пушки в его воображении были не пушки, а трубки, из которых редкими клубами выпускал дым невидимый курильщик.
– Вишь, пыхнул опять, – проговорил Тушин шопотом про себя, в то время как с горы выскакивал клуб дыма и влево полосой относился ветром, – теперь мячик жди – отсылать назад.
– Что прикажете, ваше благородие? – спросил фейерверкер, близко стоявший около него и слышавший, что он бормотал что то.
– Ничего, гранату… – отвечал он.
«Ну ка, наша Матвевна», говорил он про себя. Матвевной представлялась в его воображении большая крайняя, старинного литья пушка. Муравьями представлялись ему французы около своих орудий. Красавец и пьяница первый номер второго орудия в его мире был дядя ; Тушин чаще других смотрел на него и радовался на каждое его движение. Звук то замиравшей, то опять усиливавшейся ружейной перестрелки под горою представлялся ему чьим то дыханием. Он прислушивался к затиханью и разгоранью этих звуков.
– Ишь, задышала опять, задышала, – говорил он про себя.
Сам он представлялся себе огромного роста, мощным мужчиной, который обеими руками швыряет французам ядра.