1847 год
Поделись знанием:
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
| Годы |
|---|
| 1843 · 1844 · 1845 · 1846 — 1847 — 1848 · 1849 · 1850 · 1851 |
| Десятилетия |
| 1820-е · 1830-е — 1840-е — 1850-е · 1860-е |
| Века |
| XVIII век — XIX век — XX век |
| Григорианский календарь | 1847 MDCCCXLVII |
| Юлианский календарь | 1846—1847 (с 13 января) |
| Юлианский календарь с византийской эрой |
7355—7356 (с 13 сентября) |
| От основания Рима | 2599—2600 (с 3 мая) |
| Еврейский календарь |
5607—5608 ה'תר"ז — ה'תר"ח |
| Исламский календарь | 1263—1264 |
| Древнеармянский календарь | 4339—4340 (с 11 августа) |
| Армянский церковный календарь | 1296 ԹՎ ՌՄՂԶ
|
| Китайский календарь | 4543—4544 丙午 — 丁未 красная лошадь — красная овца |
| Эфиопский календарь | 1839 — 1840 |
| Древнеиндийский календарь | |
| - Викрам-самват | 1903—1904 |
| - Шака самват | 1769—1770 |
| - Кали-юга | 4948—4949 |
| Иранский календарь | 1225—1226 |
| Буддийский календарь | 2390 |
| Японское летосчисление | 4-й год Кока |
1847 (тысяча восемьсот сорок седьмой) год по григорианскому календарю — невисокосный год, начинающийся в пятницу. Это 1847 год нашей эры, 847 год 2 тысячелетия, 47 год XIX века, 7 год 5-го десятилетия XIX века, 8 год 1840-х годов.
Содержание
События
- 27 февраля — скончался (возможно, отравлен) президент Гаити генерал Жан-Батист Рише, пытавшийся сконцентрировать власть в своих руках и провести реформы. Власть временно перешла Совету государственных секретарей
- 1 марта — правящая элита Республики Гаити назначает на пост президента страны 65-летнего командующего президентской гвардией генерал-лейтенанта Фостена Эли Сулука[1].
- 14 апреля — британское судно «Клеопатра» (англ. «Cleopatra») перевозившее каторжников из Мумбаи в Сингапур затонуло во время тропического циклона; погибло более 250 человек[2].
- 26 июля — на западном побережье Африки провозглашена Республика Либерия, основанная освобождёнными рабами из США[3].
- 15 сентября — Американо-мексиканская война: армия США взяла столицу Мексики город Мехико[4].
- 1 октября — Вернер фон Сименс, совместно с Иоганном Гальске создал фирму Telegraphen-Bauanstalt Siemens & Halske; сегодня эта компания известна, как Siemens AG.
- 3 октября — премьер-министром Испании в третий раз стал генерал Рамон Мария Нарваэс[5].
- 12 ноября — в городе Пожонь открылось Государственное собрание Венгрии[6]
- Ноябрь — декабрь — II конгресс Союза коммунистов.
Без точных дат
- Вышел в свет роман «Грозовой перевал» Эмили Бронте.
- Вышел в свет роман «Агнес Грей» Энн Бронте.
- Вышел в свет роман «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте.
- Рождение городского транспорта в Москве — запущена линейка.
- Создание Россией «Духовной миссии» на Святой Земле (в Палестине).
Наука
Напишите отзыв о статье "1847 год"
Литература
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1847 году
- 17 января — Николай Егорович Жуковский, русский учёный (ум. 1921).
- 11 февраля
- Томас Алва Эдисон, американский изобретатель (ум. 1931).
- Кацура Таро, премьер-министр Японии в 1901—1905, 1908—1911 и 1912—1913 годах (род. 1913).
- 3 марта — Александер Грэм Белл, американский изобретатель и предприниматель (ум. 1922).
- 10 апреля — Джозеф Пулитцер, американский издатель и журналист (ум. 1911).
- 16 мая — Иван Владимирович Цветаев, российский историк, археолог, филолог и искусствовед, создатель и первый директор Музея изящных искусств в Москве (ныне Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина) (ум. 1913).
- 2 июня (по другим сведениям 16 апреля) — Нил Фёдорович Филатов, русский врач, основатель русской педиатрической школы (ум. 1902).
- 10 июля — Владимир Георгиевич Глики, русский медик, приват-доцент Московского университета; доктор медицины (ум. 1887).
- 20 августа — Болеслав Прус (настоящее имя и фамилия Александр Гловацкий, польский писатель (ум. 1912).
- 10 сентября — Иван Яковлевич Фойницкий, российский криминалист, ординарный профессор.
- 14 сентября — Павел Николаевич Яблочков, русский электротехник (ум. 1894).
- 18 октября — Александр Николаевич Лодыгин, русский электротехник, изобретатель лампы накаливания (ум. 1923).
- 16 ноября — Николай Данилович Юргенс, русский морской офицер, гидрограф и полярный исследователь (ум. 1898).
- 4 декабря — Яков Оттонович Наркевич-Иодко, белорусский учёный-естествоиспытатель, врач, изобретатель электрографии и беспроволочной передачи электрических сигналов, профессор электрографии и магнетизма.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1847 году
- 10 января — Павел Степанович Карцов — российский государственный деятель, генерал-майор, действительный статский советник и 15-й губернатор Рязанской губернии (род. 1785).
- 27 апреля — Станислав Бонифацы Юндзилл, литовский естествоиспытатель, профессор Виленского университета.
- 30 апреля — эрцгерцог Карл Людвиг Австрийский, герцог Тешен, австрийский полководец и военный теоретик, фельдмаршал, участник Революционных и Наполеоновских войн (род.1771)
- 15 мая — Макарий (Глухарёв), российский православный миссионер, переводчик Библии.
- 29 мая — Антоний Болеслав Глебович, польский публицист, переводчик и издатель (род. 1801).
- 23 августа — Ян Чечот, польский поэт и белорусский фольклорист.
- Без точных дат
- Кенесары Касымулы — казахский султан, чингизид, внук хана Абылая. С 1841 года — последний хан всех трёх казахских жузов,
См. также
|
Категория:Документы 1847 года в Викитеке? |
|---|
Примечания
| Календарь на 1847 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий 1847 год
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.
Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
