186-я стрелковая дивизия (Западного фронта)
186-я стрелковая дивизия | |
Награды: | |
---|---|
Почётные наименования: |
Брестская |
Войска: |
сухопутные |
Род войск: | |
Формирование: |
19 августа 1939 г. |
Боевой путь | |
1941 — оборона Белоруссии |
186-я стрелковая Брестская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия — советское воинское соединение во время Великой Отечественной войны.
Содержание
История
Дивизия была сформирована 19 августа 1939 года на основании директивы НКО СССР № 4/2/48601-4/2/486011 в Уральском военном округе на базе 4-го отдельного стрелкового Башкирского полка. 13 июня 1941 года под прикрытием сообщения ТАСС все семь армий второго стратегического эшелона получили директиву на тайное перемещение в ЗапОВО. 186-я дивизия, которая находилась в это время в лагере Юматово, сразу приступила к погрузке. Утром 20 июня дивизия прибыла на перевалочную станцию Великие Луки откуда направилась дальше на запад. Вечером 21 июня части дивизии в составе 62-го стрелкового корпуса 22-й армии прибыли на станцию Идрица и расположись там же вдоль бывшей советско-латвийской границы. Личному составу тут же был выданы новые комплекты обмундирования. Кирзовые ботинки были заменены на кожаные сапоги. Также было выдано новое оружие и полный комплект боеприпасов[1].
На третьи сутки с начала войны поступил приказ двигаться на запад, в сторону старой государственной границы чтобы быстро организовать оборону по линии Себеж — Дрисса — Витебск. Два дня дивизия металась взад-вперёд в районе между Себежем и старой государственной границей пока не поступил чёткий приказ разгрузиться и занять часть укреплений заброшенного Себежского укрепрайона. Не успев оборудовать свои новые позиции, был получен новый приказ о переброске частей для обороны рубежа Улла—Бешенковичи под Витебском в целях прикрытия невельского направления. По дороге, на путях станции Идрица, эшелон дивизии попал под бомбёжку одним-единственным немецким самолётом, которому удалось уничтожить весь состав единственной бомбой. Из-за неразберихи на железной дороге сосредоточение частей дивизии в указанном районе к началу боев на рубеже Западной Двины так завершено и не было.
5 июля 1941 года части дивизии впервые столкнулись с противником, в результате чего была разгромлена походная колонна немцев. К этому времени к месту сосредоточения дивизии всё ещё не прибыли 446-й гаубичный артиллерийский полк, два батальона 238-го стрелкового полка и ряд других подразделений. В результате боёв 7 июля немцам удалось форсировать Западную Двину и захватить плацдарм. Наступавший против дивизии 39-й моторизованный корпус немцев смог прорвать её оборону, расчленить и частично окружить. Вечером 9 июля окружённым частям удалось прорвать окружение в районе ст. Сиротино.
В течение трёх суток дивизия отходила на север и 12 июля сосредоточилась в лесах в 15 км восточнее населённого пункта Труды. В последующие дни вплоть до середины августа дивизия продолжала действовать в составе 62-го стрелкового корпуса, отходившего с боями на Невель, а затем в сторону Великих Лук. После окружения немцами 22-й армии дивизия к исходу 27 августа прорвала кольцо в шести километрах к востоку от Великих Лук и сосредоточились в районе ст. Скворцово. 238-й полк дивизии пробился к своим только на следующий день.
За героизм, проявленный в боях за Орёл, 186-я дивизия в августе 1943 года была награждена орденом Красного Знамени.
Дивизия принимала участие в операции «Багратион». 24 июня 1944 года она прорвала немецкую оборону и, форсировав р. Друть, продвинулась на глубину 4-6 км. Однако вечером немцы нанесли по дивизии мощный удар, пробив в её боевых порядках брешь. Второй эшелон дивизии в составе двух стрелковых батальонов, артдивизиона и подразделения 122-миллиметровых гаубиц оказался в окружении, но уже утром 25 июня кольцо окружения было прорвано.
В ходе Люблин-Брестской операции дивизия 28 июля 1944 года овладела городом Брест. За это она была награждена орденом Кутузова и получила почётное наименование «Брестской». Далее дивизия в составе 65-й армии генерала П. И. Батова форсировала р. Буг, освобождала Варшаву, с боями двигалась в направлении Данцига и Гдыни, приняв участие в штурме этих городов.
Во время Берлинской операции дивизия оказалась на одном из наиболее важных участков фронта. В ночь на 15 апреля 1945 года разведотряд дивизии начал форсирование Ост-Одера. Преодолев стремительным броском первую водную преграду, отряд овладел дамбой на западном берегу. В ходе боя противник трижды переходил в контратаку, но был отброшен. 20 апреля разведывательный отряд, взаимодействуя с полками первого эшелона дивизии, после артиллерийской подготовки на лодках форсировал р. Вест-Одер и захватил плацдарм. 25 апреля пал Штеттин. Продолжая наступление, дивизия вышла к городам Шверин, Барт и Росток.
Подчинение
Состав
- 238-й стрелковый полк (I) — до 1 июня 1942
- 234-й стрелковый полк (I) — с 10 апреля 1942
- 238-й стрелковый полк (II) — с 1 июня 1942 г.
- 290-й стрелковый полк,
- 298-й стрелковый полк (879-й, 653-й сп)
- 327-й артиллерийский полк
- 227-й (327) отдельный истребительно-противотанковый дивизион
- 508-я зенитная артиллерийская батарея (264-й отдельный зенитный артиллерийский дивизион) — до 9 марта 1943 г.
- 465-й пулемётный батальон (с 1 октября 1942 по 9 апреля 1943)
- 107-я разведывательная рота
- 255-й сапёрный батальон
- 244-й отдельный батальон связи (574-я отдельная рота связи)
- 167-й медико-санитарный батальон
- 133-я (111-я) отдельная рота химзащиты
- 38-я (164-я) автотранспортная рота
- 296-я полевая хлебопекарня (42-я, 35-я полевая хлебопекарня)
- 92-й дивизионный ветеринарный лазарет
- 406-я (1483-я) полевая почтовая станция
- 138-я полевая касса Госбанка
Командиры
- 19 августа 1939 — 12 сентября 1941 — Н. И. Бирюков, полковник, с 4 июня 1940 года генерал-майор
- 12 сентября — октябрь 1941 — А. П. Пилипенко, полковник
- октябрь 1941 — А. И. Зыгин, генерал-майор
- февраль — август 1942 — М. И. Никитин, майор, с 19 мая 1942 года подполковник
- сентябрь 1942 — июль 1943 — В. К. Урбанович, генерал-майор
- Н. П. Яцкевич, полковник
- Г. В. Ревуненков, полковник, с 1 сентября 1943 года генерал-майор
- 26 ноября 1944 — март 1946 — Величко, Семён Саввич, полковник, с 11 июля 1945 года генерал-майор.
Отличившиеся воины дивизии
- Вотинов, Степан Парфёнович, старший сержант, командир орудия 227-го отдельного истребительно-противотанкового дивизиона.
- Шокотов, Сергей Николаевич, ефрейтор, разведчик 107 отдельной разведывательной роты.[2]
Боевой период
С 29 сентября 1941 по 9 марта 1943 и с 30 марта 1943 по 9 мая 1945 г.
Напишите отзыв о статье "186-я стрелковая дивизия (Западного фронта)"
Литература
- Бирюков Н. «В дни Смоленского сражения» // «Военно-исторический журнал»
- Еременко А. И. «В начале войны». — М.: «Наука», 1965
- Самутин Л. А.. «Я был власовцем». — СПб., 2002
Примечания
- ↑ Я был власовцем… — СПб.: Белое и Чёрное, 2002. — 320 с. — ISBN 5-89771-031-7.
- ↑ Кавалеры ордена Славы трех степеней. Краткий биографический словарь — М.: Военное издательство,2000.
Ссылки
- [bdsa.ru/divizia/divizii-strelkovqie/s-100-sd-po-199-sd/186-strelkovaya-diviziya.html 186-я стрелковая дивизия на bdsa.ru]
- [wwii-soldat.narod.ru/200/ARTICLES/BIO/kuznetsov_fi.htm Кузнецов Федор Иванович]
Отрывок, характеризующий 186-я стрелковая дивизия (Западного фронта)
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.