1862 год в музыке
Поделись знанием:
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
1862 год в музыке | ||
1860 — 1861 — 1862 — 1863 — 1864 | ||
См. также: Другие события в 1862 году События в театре |
Содержание
События
- 1 февраля — журнал Atlantic Monthly опубликовал текст «Боевого гимна Республики» (англ. Battle Hymn of the Republic), гимна американских аболиционистов, написанный Джулией Уорд Хоу[1].
- 9 августа — в Баден-Бадене состоялась премьера оперы Гектора Берлиоза «Беатриче и Бенедикт».
- 10 ноября — в Санкт-Петербурге впервые поставлена опера Джузеппе Верди Сила судьбы, специально написанная для для Большого Каменного театра.
- в Санкт-Петербурге музыкальные классы, открытые при Русском Музыкальном обществе, преобразованы в Санкт-Петербургскую консерваторию.
- Людвиг фон Кёхель опубликовал первое серьёзное исследование творчества Моцарта, тематический и хронологический реестр работ композитора, получивший название «Каталог Кёхеля» (нем. Köchelverzeichnis).
- Луи Альбер Бурго-Дюкудре награждён Римской премией в области музыки в категории Музыкальные композиции.
- Эдвард Григ даёт свой первый концерт в родном городе Бергене, Норвегия.
Произведения
Классическая музыка
- Феликс Дрезеке — Fantasiestücke in Walzerform, оp 3
- Асгер Хамерик — Quintetto
- Иоахим Рафф — Фортепианный квинтет оp 107
Опера
- Джулиус Бенедикт — The Lily of Killarney
- Фредерик Клей — Court and Cottage (либретто Тома Тейлора)
- Шарль Гуно — «Царица Савская»
- Франц фон Зуппе — Die Kartenschlägerin (по мотивам пушкинской «Пиковой дамы»)
Родились
- 13 января — Элизабет Каланд (нидерл. Elisabeth Caland), нидерландская пианистка и музыкальный педагог (умер 26 января 1929).
- 29 января — Фредерик Делиус (англ. Frederick Delius), английский композитор (умер 10 июня 1934).
- 30 января — Вальтер Дамрош (англ. Walter Damrosch), немецко-американский дирижёр и композитор (умер 22 декабря 1950).
- 17 февраля — Эдвард Джерман (англ. Edward German), британский оперный композитор (умер 11 ноября 1936).
- 10 марта — Фернан Ле Борн (фр. Fernand Le Borne), французский композитор и дирижёр бельгийского происхождения (умер 15 января 1929).
- 16 марта — Юлиус Федерганс (чеш. Julius Federhans), чешско-российский флейтист (умер в 1920).
- 18 марта — Николай Михайлович Нолле, русский оперный певец (баритон) и педагог (умер 18 мая 1908).
- 23 марта — Гавриил Алексеевич Морской, русский оперный певец (тенор) и педагог (умер 26 декабря 1914).
- 21 июня — Генри Холден Хусс (англ. Henry Holden Huss), американский композитор, пианист и органист (умер 17 сентября 1953).
- 3 июля — Фридрих Эрнст Кох (нем. Friedrich Ernst Koch), немецкий композитор и музыкальный педагог (умер 30 января 1927).
- 27 июля — Михаил Васильевич Луначарский, русский оперный певец (бас-баритон) (умер 15 марта 1929 или 1920).
- 22 августа — Клод Дебюсси (фр. Claude Debussy), французский композитор и музыкальный критик (умер 25 марта 1918).
- 9 сентября — Леон Боэльман (фр. Léon Boëllmann), французский композитор и органист (умер 11 октября 1897).
- 30 сентября — Георгий Эдуардович Конюс, русский композитор (умер 29 августа 1933).
- 8 октября — Эмиль фон Зауэр (нем. Emil von Sauer), немецкий пианист, композитор и педагог (умер 29 апреля 1942).
- 15 октября — Конрад Анзорге (нем. Conrad Ansorge), немецкий пианист, композитор и музыкальный педагог (умер 13 февраля 1930).
- 23 октября — Ханс Вессели (нем. Hans Wessely), австрийский скрипач и музыкальный педагог (умер 29 сентября 1926).
- 1 ноября — Йохан Вагенар (нидерл. Johan Wagenaar), нидерландский композитор, органист и музыкальный педагог (умер 17 июня 1941).
- 4 ноября — Иштван Томан (венг. Thomán István), венгерский пианист и музыкальный педагог (умер 22 сентября 1940).
- 7 ноября — Луис Свеченский (хорв. Louis Svećenski), американский альтист хорватского происхождения (умер 18 июля 1926).
- 23 ноября
- 29 ноября — Фридрих Клозе (нем. Friedrich Klose), немецко-швейцарский композитор (умер 24 декабря 1942).
- 24 ноября — Бернхард Ставенхаген (нем. Bernhard Stavenhagen), немецкий пианист и композитор (умер 25 декабря 1914).
- 18 декабря — Мориц Розенталь (нем. Moriz Rosenthal), австрийский пианист польско-еврейского происхождения (умер 3 сентября 1946).
- 24 декабря — Мелитон Антонович Баланчивадзе (груз. მელიტონ ანტონის ძე ბალანჩივაძე), грузинский композитор (умер 21 ноября 1937).
- дата неизвестна или требует уточнения
- Артуро Ванбьянки (итал. Arturo Vanbianchi), итальянский композитор-верист (умер в 1942).
- Варвара Михайловна Соломина, русская певица, артистка оперы и оперетты (умела 9 июня 1903).
Скончались
- 12 марта — Гюстав Ваэз (фр. Gustave Vaëz), французский драматург и либреттист, автор либретто нескольких опер Гаэтано Доницетти и Джузеппе Верди (родился 6 декабря 1812).
- 17 марта — Фроманталь Галеви (фр. Fromental Halévy), французский композитор (родился 27 мая 1799).
- 21 мая — Эдвин Пирс Кристи (англ. Edwin Pearce Christy), американский композитор, певец и актёр (родился 28 ноября 1815).
- 25 мая — Иоганн Нестрой (нем. Johann Nestroy), австрийский драматург, актёр и оперный певец (родился 7 декабря 1801).
- 31 августа — Игнац Ассмайер (нем. Ignaz Assmayer), австрийский органист и композитор (родился 11 февраля 1790).
- 17 ноября — Алексей Николаевич Верстовский русский композитор и театральный деятель (родился 1 марта 1799).
- 24 декабря — Джозеф Фанк (англ. Joseph Funk), американский композитор и музыкальный педагог (родился 6 апреля 1778).
- 28 февраля — Пелагея Титовна Рыкалова, русская оперная певица и актриса (родилась в 1779).
- дата неизвестна или требует уточнения:
- Луиджи Пиччоли (итал. Luigi Piccioli), итальянский певец и музыкальный педагог, профессор Санкт-Петербургской консерватории (родился в 1812).
- Жан Франсуа Сюдр (фр. Jean François Sudre), французский музыкант, автор идеи универсального языка на основе музыкальных звуков (родился в 1787).
См. также
Напишите отзыв о статье "1862 год в музыке"
Примечания
- ↑ [samuraev.narod.ru/music/usa/mv032.htm Battle Hymn of the Republic — Боевой гимн Республики. Текст и музыка]
Отрывок, характеризующий 1862 год в музыке
– Я офицер. Мне бы видеть нужно, – сказал русский приятный и барский голос.Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.
– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.