1870 год в литературе

Книги

• «Адская жизнь» (La Vie infernale) — детективный роман Эмиля Габорио.
• «Вечный муж» — повесть Фёдора Достоевского.
• «История одного города» — повесть Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина.
• «Лес» — пьеса Александра Островского.
• «Плавающий город» — роман Жюля Верна.
• «Свой хлеб» — роман Фёдора Решетникова.
• «Семеро братьев» — роман финского писателя Алексиса Киви.
• «Степной король Лир» — повесть Ивана Тургенева.
• «Странная история» — повесть Ивана Тургенева.
• «Тайна Эдвина Друда» — последний роман Чарлза Диккенса.

Родились

• 1 февраля — Мотеюс Густайтис (Motiejus Gustaitis), литовский поэт и переводчик (умер в 1927).
• 17 мая — Люцьян Рыдель (Lucjan Antoni Feliks Rydel), польский поэт и драматург (умер в 1918).
• 7 сентября — Александр Иванович Куприн, русский писатель (умер в 1938).
• 22 октября — Иван Алексеевич Бунин, русский писатель, лауреат Нобелевской премии по литературе 1933 года (умер в 1953).

Умерли

• 21 января — Александр Иванович Герцен, русский писатель, публицист, философ (родился в 1812).
• 13 мая — Григорий Александрович Кушелёв-Безбородко, граф, русский литератор, издатель, меценат (родился в 1832).
• 9 июня — Чарльз Диккенс, классик мировой и англоязычной литературы (родился в 1812).
• 23 сентября — Проспер Мериме (Prosper Mérimée), французский писатель (родился в 1803).
• 5 декабря — Александр Дюма-старший, французский романист, драматург, публицист и общественный деятель(родился в 1802) .
• 22 декабря — Густаво Адольфо Беккер, испанский писатель-романтик (родился в 1836).

Отрывок, характеризующий 1870 год в литературе

– Страсть, братец ты мой, что войски нашей собралось! Вечор посмотрел, как огни разложили, конца краю не видать. Москва, – одно слово!
Хотя никто из колонных начальников не подъезжал к рядам и не говорил с солдатами (колонные начальники, как мы видели на военном совете, были не в духе и недовольны предпринимаемым делом и потому только исполняли приказания и не заботились о том, чтобы повеселить солдат), несмотря на то, солдаты шли весело, как и всегда, идя в дело, в особенности в наступательное. Но, пройдя около часу всё в густом тумане, большая часть войска должна была остановиться, и по рядам пронеслось неприятное сознание совершающегося беспорядка и бестолковщины. Каким образом передается это сознание, – весьма трудно определить; но несомненно то, что оно передается необыкновенно верно и быстро разливается, незаметно и неудержимо, как вода по лощине. Ежели бы русское войско было одно, без союзников, то, может быть, еще прошло бы много времени, пока это сознание беспорядка сделалось бы общею уверенностью; но теперь, с особенным удовольствием и естественностью относя причину беспорядков к бестолковым немцам, все убедились в том, что происходит вредная путаница, которую наделали колбасники.
– Что стали то? Аль загородили? Или уж на француза наткнулись?
– Нет не слыхать. А то палить бы стал.
– То то торопили выступать, а выступили – стали без толку посереди поля, – всё немцы проклятые путают. Эки черти бестолковые!
– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.