1872 год
Поделись знанием:
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Годы |
---|
1868 · 1869 · 1870 · 1871 — 1872 — 1873 · 1874 · 1875 · 1876 |
Десятилетия |
1850-е · 1860-е — 1870-е — 1880-е · 1890-е |
Века |
XVIII век — XIX век — XX век |
Григорианский календарь | 1872 MDCCCLXXII |
Юлианский календарь | 1871—1872 (с 13 января) |
Юлианский календарь с византийской эрой |
7380—7381 (с 13 сентября) |
От основания Рима | 2624—2625 (с 3 мая) |
Еврейский календарь |
5632—5633 ה'תרל"ב — ה'תרל"ג |
Исламский календарь | 1289—1290 |
Древнеармянский календарь | 4364—4365 (с 11 августа) |
Армянский церковный календарь | 1321 ԹՎ ՌՅԻԱ
|
Китайский календарь | 4568—4569 辛未 — 壬申 белая овца — чёрная обезьяна |
Эфиопский календарь | 1864 — 1865 |
Древнеиндийский календарь | |
- Викрам-самват | 1928—1929 |
- Шака самват | 1794—1795 |
- Кали-юга | 4973—4974 |
Иранский календарь | 1250—1251 |
Буддийский календарь | 2415 |
Японское летосчисление | 5-й год Мэйдзи |
1872 (тысяча восемьсот семьдесят второй) год по григорианскому календарю — високосный год, начинающийся в понедельник. Это 1872 год нашей эры, 872 год 2 тысячелетия, 72 год XIX века, 2 год 8-го десятилетия XIX века, 3 год 1870-х годов.
Содержание
События
- В Москве запущен новый вид общественного городского транспорта — Конка.
- В Москве открыт Политехнический музей.
- 17 февраля — на конференции в городе Ла-Уньон (Сальвадор) страны Центральной Америки (кроме Никарагуа) подписали пакт о строительстве центральноамериканского шоссе, создании единой телеграфной сети, финансировании строительства межокеанского канала в Никарагуа[1].
- 8 мая — обязанности президента Гватемалы (до 10 июня) начинает временно исполнять Хусто Руфино Барриос. Он запретил деятельность в стране ордена иезуитов, конфисковал его имущество, отменил цензуру, провозгласил свободу слова и пр[2].
- 7 июня — Александр II учредил Особое присутствие Правительствующего сената
- 18 июля — в Мехико от сердечного приступа скончался президент Мексики Бенито Хуарес. Временным президентом согласно конституции стал председатель Верховного суда Себастьян Лердо де Техада[3].
- 26 июля — В Лиме были убиты оба главы государства — законный президент Хосе Бальта и отстранивший его от власти узурпатор Томас Гутиеррес.
- 14 августа — в России начинается Кренгольмская стачка[4].
- 2—7 сентября — Гаагский конгресс I Интернационала.
- 11 сентября — В Санкт-Петербурге основан Телеграфный музей.
- 12 сентября — Кренгольмская стачка подавлена войсками[4].
- 30 ноября — В Глазго состоялся первый официальный международный матч по футболу между Шотландией и Англией, в котором не было забито ни одного гола.
Наука
Театр
Напишите отзыв о статье "1872 год"
Литература
Железнодорожный транспорт
Родились
См. также: Категория:Родившиеся в 1872 году
- 13 января — Юлий Исаевич Айхенвальд, русский литературный критик.
- 24 января — Зелимха́н Харачо́евский, известный чеченский абрек.
- 31 марта — Сергей Павлович Дягилев, русский театральный и художественный деятель, антрепренёр, один из основоположников «Мира искусства», создатель группы «Русский балет Дягилева» (ум. 1929).
- 7 апреля — Дмитрий Владимирович Философов, русский публицист, критик, общественный и политический деятель.
- 14 мая — Михаил Семёнович Цвет, русский ботаник-физиолог и биохимик растений.
- 18 мая — Бертран Рассел, английский философ, общественный деятель, учёный.
- 15 августа— Шри Ауробиндо, индийский философ, поэт, революционер и организатор национально-освободительного движения Индии, йогин, гуру и основоположник Интегральной йоги.
- 25 мая — Робертсон, Джордж Стюарт, британский легкоатлет и теннисист, бронзовый призёр летних Олимпийских игр 1896 года.
- 21 августа — Обри Бердслей, английский художник и поэт.
- 18 сентября — Август Мартынович Кирхенштейн, латвийский советский государственный деятель, президент и премьер-министр Латвии в 1940 году, председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР в 1940—1952 годах, учёный-микробиолог (ум. 1963).
- 10 сентября — Владимир Арсе́ньев, выдающийся путешественник, географ, этнограф, историк и писатель.
- 20 сентября — Морис Гюстав Гамелен, французский генерал, главнокомандующий союзными войсками во Франции в 1939—1940 годах (ум. 1958).
- 5 декабря — Гарри Нельсон Пильсбери, шахматист.
Скончались
См. также: Категория:Умершие в 1872 году
- 21 января — Петрос Дурян, армянский поэт (р. 1851)
- 21 января — Карл Вильгельм Фреундлих (нем. Carl Wilhelm Freundlich) (род. 1803), эстонский писатель.
- 2 апреля — Сэмюэл Морзе, американский изобретатель, художник (род.1791).
- 4 июня — Станислав Монюшко, польский композитор (род. 1819).
- 2 июля — Александр Фёдорович Гильфердинг, русский славяновед и фольклорист.
- 18 июля — Бенито Пабло Хуарес, национальный герой Мексики, президент Мексики в 1858 — 1872 годах (род.1806).
- 28 декабря — Домна Томская, юродивая
- 27 сентября — Сулержицкий, Леопольд Антонович, актёр, друг семьи Льва Толстого, учитель.
См. также
|
1872 год в Викитеке? |
---|
Примечания
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.129.
- ↑ Леонов Н. С. Очерки новой и новейшей истории стран Центральной Америки/М.1975 — С.120.
- ↑ Лаврецкий И. Р. Хуарес / М.1969 — С.219.
- ↑ 1 2 БСЭ 3-е изд. т.13 — С.385.
Календарь на 1872 год | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Январь
|
Февраль
|
Март
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Апрель
|
Май
|
Июнь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Июль
|
Август
|
Сентябрь
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Октябрь
|
Ноябрь
|
Декабрь
|
Отрывок, характеризующий 1872 год
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.
Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.